Цитаты о упор

„Когда уже становилось жарко, но дамы наши ещё не выходили к чаю, я часто ходил в огород или сад есть все те овощи и фрукты, которые поспевали. И это занятие доставляло мне одно из главных удовольствий. Заберёшься, бывало, в яблочный сад, в самую середину высокой заросшей, густой малины. Над головой — яркое горячее небо, кругом — бледно-зелёная колючая зелень кустов малины, перемешанных с сорною зарослью. Тёмно-зелёная крапива с тонкой цветущей макушкой стройно тянется вверх; разлапистый репейник с неестественно лиловыми колючими цветками грубо растёт выше малины и выше головы и кое-где вместе с крапивою достаёт даже до развесистых бледно-зелёных ветвей старых яблонь, на которых наверху, в упор жаркому солнцу, зреют глянцевитые, как косточки, круглые, ещё сырые яблоки. Внизу молодой куст малины, почти сухой, без листьев, искривившись, тянется к солнцу; зелёная игловатая трава и молодой лопух, пробившись сквозь прошлогодний лист, увлаженные росой, сочно зеленеют в вечной тени, как будто и не знают о том, как на листьях яблони ярко играет солнце.“

„Уж лучше, когда тебя упорно разглядывают, чем когда тебя не видят в упор.“

„Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.“

„Россия делает упор на защиту таких понятий, как честь, национальное достоинство, мужество. Эти ценности для многих европейцев кажутся устаревшими, из их опасного прошлого. Из тех войн, которые европейцы развязывали и проиграли. Но Россия-то чудовищной ценой их выиграла. И готова защищать свой суверенитет и ценности и силой. К тому же эти ценности, видимо, понадобятся и Европе. В условном «мире Путина» немыслимо, чтобы в массе своей мужчины не защищали своих и чужих женщин, как это было в Кельне во время безобразия иммигрантов. Но европейцы, видимо, боятся этого нового жесткого мира, который во многом олицетворяет сегодняшняя Россия.“

„О, как преследует меня повсюду вражья злоба!
Не сплю в тревоге по ночам, туманят слезы взор.
Я беззащитен, как змея, обманутая другом,
Предание о той змее известно с давних пор.
Змея сказала: «Человек, давай вражду забудем,
Я стану дань тебе платить, скрепим же договор».
Змее поклялся человек, что не замыслит злого.
Носила выкуп день за днем она ему в шатер.
Осталось выплатить змее лишь небольшую долю,
Тогда подумал человек, что хитрость не в укор,
Что Бог его благословил и наделил богатством,
И если обмануть змею, то это не позор.
Он беден был, но стал богат и серебром и златом,
Решил он: «Погублю змею!» — он был в решенье скор
Он взял топор и стал точить на каменном точиле,
Потом проверил он металл, достаточно ль остер,
К норе подкрался, подстерег змею в своей засаде,
Но промахнулся невзначай, хотя рубил в упор.
Всевышний обратил к змее всевидящее око,
Благословляющую длань над нею Бог простер.
И человек сказал змее: «Плати остатки дани,
Свидетель Бог, не нарушай давнишний уговор».
Змея ответила ему: «Ты клятву сам нарушил.
Теперь я знаю, как ты зол, неверен и хитер.
Я смерть увидела в глаза и чудом избежала,
Случайно миновал меня отточенный топор».“

„Я смогу работать с Селезнёвым, но с членами отдельными… я их в упор не вижу за их действия.“

„Нам всем нравится мир, где существа достаточно развиты для того, чтоб строгая социальная иерархия ощущалась, как равноправие. Мы все хотим мира, где ты искренне можешь уважать соседа своего, потому что сосед этого достоин. Он не претендует пустым говном на твое уважение, когда даже кола не заслуживает, а он способен на тепло, тепла не боится и открыт тебе, как ты открыт ему. Мы все хотим мира, населенного достойными существами. Только я в упор не могу увидеть, как деление по национальному признаку способно к такому привести. И если вы мне позволите, я считаю, что время, когда ты устанавливал законы лишь для своего королевства, осталось далеко в прошлом. Даже в тринадцатом веке это было уже не так. Сегодня, когда у нас есть трансатлантическая телефонная связь, самолеты, радио, кинематограф, ты должен устанавливать моральные законы для человечества в целом. Фюрер активно работает с Японией. Японцы тоже националисты. Они тоже убеждены, что высшая раса должна быть ростом не более метра шестидесяти, лунолика, узкоглаза и черна волосами, что уголь. Черные говорят: ты очень хорош для белого. Все — нацисты и расисты. Все — каждое человеческое существо, потому что каждый кулик будет орать, что его болото — единственно не болото. Если ты хочешь быть над этим всем, ты должен от них отличаться. Они должны мерить себя по тебе, они не будут этого делать, если ты такой же кулик, который так же истерично нахваливает свое болото.“

„Я хочу только сделать упор на одном моменте, а именно на силе морального эффекта, который могут дать подобные воздушные действия, — морального эффекта, могущего иметь еще большие последствия, чем сами материальные результаты этих действий.“

„Чужая боль, дворняга грязная,
Не трогай детка, а вдруг заразная!
Не гладь — испачкаешь ладошки,
Зачем, иди другой дорожкой! А детка, подрастая, знает:
Так проще — жить не замечая.
К чему тащить чужую ношу?!
Делить беду? Придумал тоже! Сам разбирай! Не мне же больно!
С меня своих проблем довольно! И так и дальше… Жить в покое,
Делить все на свое и на чужое…
Чужую боль в упор не замечают,
Забыв одно: бездушья не прощают…“

„Если действительно хотите сделать карьеру, забудьте слово «быстрее». Быстро можно стать только «офисным планктоном». Чем больший упор Вы делаете на быстроту, тем меньше у Вас перспектив.“

„Со стороны глядеть - не так уж она была из себя видная, но ведь я-то не со стороны на нее глядел, а в упор.“

„Нам всем нравится мир, где существа достаточно развиты для того, чтоб строгая социальная иерархия ощущалась, как равноправие. Мы все хотим мира, где ты искренне можешь уважать соседа своего, потому что сосед этого достоин. Он не претендует пустым говном на твое уважение, когда даже кола не заслуживает, а он способен на тепло, тепла не боится и открыт тебе, как ты открыт ему. Мы все хотим мира, населенного достойными существами. Только я в упор не могу увидеть, как деление по национальному признаку способно к такому привести. И если вы мне позволите, я считаю, что время, когда ты устанавливал законы лишь для своего королевства, осталось далеко в прошлом. Даже в тринадцатом веке это было уже не так. Сегодня, когда у нас есть трансатлантическая телефонная связь, самолеты, радио, кинематограф, ты должен устанавливать моральные законы для человечества в целом. Фюрер активно работает с Японией. Японцы тоже националисты. Они тоже убеждены, что высшая раса должна быть ростом не более метра шестидесяти, лунолика, узкоглаза и черна волосами, что уголь. Черные говорят: ты очень хорош для белого. Все – нацисты и расисты. Все – каждое человеческое существо, потому что каждый кулик будет орать, что его болото – единственно не болото. Если ты хочешь быть над этим всем, ты должен от них отличаться. Они должны мерить себя по тебе, они не будут этого делать, если ты такой же кулик, который так же истерично нахваливает свое болото.“