феникс

„Животные, птицы, насекомые показываются по-настоящему, только когда молчишь и не двигаешься; и с цветами, с растениями тоже нужна тишина, иначе ты не увидишь ту настоящую, прекрасную жизнь, что заключена в каждом из них в отдельности.“

„Каждая вещь в природе имеет форму, иначе говоря, свою внешнюю особенность, указывающую нам, чем именно она является, в чем ее отличие от нас и от других вещей.
В природе эти формы неизменно выражают внутреннюю жизнь, основные свойства животного, дерева, птицы, рыбы — свойства, о которых их формы нам сообщают.
Формы эти настолько характерны, так четко различимы, что мы просто считаем, что им «естественно» быть такими. Но стоит нам заглянуть под поверхность вещей, стоит нам посмотреть сквозь спокойное отражение самих себя и облаков над нами, заглянуть в чистые, изменчивые, неизмеримые глубины природы, — какой неожиданной окажется их тишина, как удивителен поток жизни, как загадочна тайна! Сущность вещей всегда проявляется в плоти вещей, и этот неиссякаемый процесс мы называем рождением и ростом. Постепенно дух и плоть увядают и наступает упадок и смерть. Оба эти процесса представляются связанными, взаимозависимыми, слитыми воедино, подобно мыльному пузырю с его радугой, возникшему в медленно движущемся воздухе. А этот воздух прекрасен и непостижим.“

„Она кончиками пальцев взяла нарядный головной убор и, держа его на некотором расстоянии, сказала: — Какова шляпа, таков и гриб.“

„Величье – только в молчании; все прочее – слабость.“

„Основа поклонения в изумлении.“

„Греки создали самые яркие образы чудовищ, предоставив будущему их материализовать.“

„Был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце – не огнистое, не раскаленное, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное – мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится в лиловый ее туман.“

„Три основных принципа, лежащих в основе создания мыслеформ:
1. Качество мысли определяет цвет.
2. Природа мысли определяет форму.
3. Определённость мысли определяет ясность очертания.“

„Просто поэты так же глупы, как просто пьяницы, которые живут в постоянном тумане, ничего не видя, ни о чем не судя ясно. Человеку нужно знать несколько наук, он должен иметь разумную, философскую, а в какой-то мере и математическую голову для того, чтобы стать полноценным и отличным поэтом…“

„Не следует вовсе доверять мнению… что демоны действуют как вестники и посредники между богами и людьми, относя на небо все наши просьбы и оделяя нас помощью богов. Напротив, их следует считать духами, стремящимися творить зло,чуждыми какой-либо праведности, раздувшимися от злобы, побледневшими от зависти, утонченными в обмане…“

„Грязный, завшивленный бродяга в вязаной шапочке и драном, продуваемом насквозь плаще роется в отбросах. Странные баки из металла высоки, приходится стоять на цыпочках. Иначе в помойку не влезть. Вонь, гадкое месиво расползается под пальцами. Голод терзает желудок, грудь рвет когтями надсадный кашель. В колени насыпали толченого стекла. В душу наплевали.Тоска, пустота, безысходность. Позади -- слякоть, впереди – лед.“

„Настоящим лицом человека являются те представления, те образы, которые он в нас вызывает.
Так, портрет полковника – это синее с золотом поле, перечеркнутое пятью огромными галунами, лошадь – в одном углу, кресты – в другом. Портрет промышленного магната – заводская труба и кулак на столе.“

„Мир наук несравненно туманней и неуловимей, чем мир поэзии; ведь в поэзии и в вере мысли и образы верны себе, тогда как, скажем, сама идея эволюции зыбка, словно тяжкий сон.“

„О! Какие люди! Сидят, как два воробья на веточке!“

„Мишка поерзал на подоконнике, потом откашлялся и сказал:
— Я люблю булки, плюшки, батоны и кекс!
Я люблю хлеб, и торт, и пирожные, и пряники, хоть тульские, хоть медовые, хоть глазурованные.
Сушки люблю тоже, и баранки, бублики, пирожки с мясом, повидлом, капустой и с рисом.
Я горячо люблю пельмени, и особенно ватрушки, если они свежие, но черствые тоже ничего.
Можно овсяное печенье и ванильные сухари. А еще я люблю кильки, сайру, судака в маринаде, бычки в томате, частик в собственном соку, икру баклажанную, кабачки ломтиками и жареную картошку. Вареную колбасу люблю прямо безумно, если докторская, — на спор, что съем целое кило! И столовую люблю, и чайную, и зельц, и копченую, и полукопченую, и сырокопченую!
Эту вообще я люблю больше всех. Очень люблю макароны с маслом, вермишель с маслом, рожки с маслом, сыр с дырочками и без дырочек, с красной коркой или с белой — все равно. Люблю вареники с творогом, творог соленый, сладкий, кислый; люблю яблоки, тертые с сахаром, а то яблоки одни самостоятельно, а если яблоки очищенные, то люблю сначала съесть яблочко, а уж потом, на закуску — кожуру! Люблю печенку, котлеты, селедку, фасолевый суп, зеленый горошек, вареное мясо, ириски, сахар, чай, джем, боржом, газировку с сиропом, яйца всмятку, вкрутую, в мешочке, могу и сырые. Бутерброды люблю прямо с чем попало, особенно если толсто намазать картофельным пюре или пшенной кашей. Так… Ну, про халву говорить не буду — какой дурак не любит халвы? А еще я люблю утятину, гусятину и индятину. Ах, да! Я всей душой люблю мороженое. За семь, за девять. За тринадцать, за пятнадцать, за девятнадцать. За двадцать две и за двадцать восемь. Мишка обвел глазами потолок и перевел дыхание. Видно, он уже здорово устал. Но Борис Сергеевич пристально смотрел на него, и Мишка поехал дальше. Он бормотал:
— Крыжовник, морковку, кету, горбушу, репу, борщ, пельмени, хотя пельмени я уже говорил, бульон, бананы, хурму, компот, сосиски, колбасу, хотя колбасу тоже говорил…“

„Черви, говорит, люди все, голые, противные, склизкие черви. Все сплошь, от самых богатыхи знатных и вплоть до распоследнецших батраков. Жалеть их не за что, а уважать и подавно. Только, говорит,о том люди и думают, как бы выпить, пожрать, поспать всласть и чтобы никто их ненароком или нароком не раздавил сапогом. Им, говорит, червям этим, голову оторвут, а им и горюшка мало. Шасть в норку, и счастливы. Дескать, отрастет голова - хорошо, не отрастет - и так, бог даст, проживем. Без головы, дескать, даже лучше, удобней:мыслям заводиться негде. Начальству это очень даже приятно. Заметит, похвалит, жалованья прибавит, медальку пожалует…“

„О, лето было роскошной главой в великой книге Природы, если внимательно в нее вчитаться.
С бесчисленными иллюстрациями, нарисованными самыми яркими красками!
Они изображали весь нескончаемый пестрый карнавал, который разворачивался на берегу реки прекрасными живыми картинами.“

„Воздух был полон музыки, а небо – звёзд.“

„У зверей не принято говорить о возможных неприятностях, которые могут случиться в будущем.“