Франц Вертфоллен: Актуальные цитаты (страница 15)

„Только хорошая литература, одна, позволяет двуногим качать их столь атрофированное воображение, без которого не возможно ни одно проживание, ни одно осмысление.
Без которого невозможна наука воздействия на шатающееся и отвратное бессознательное, что общественное, что собственное.

Не умозаключения побуждают вас к действию, а эмоции. И какую бы истину вам не открывали, пока вы ее не проживете, она останется пустым набором символов и нот.“

„Чем дерьмо отличается от искусства?
В любом искусстве — письменном, визуальном, музыкальном — не важно. В любом искусстве есть выражение эмоций.
Но выражение эмоций — это их осознание.

Любое настоящее искусство — это осознание того, что происходит у тебя внутри. Даже если вы дико примитивны, у вас одновременно бьются много уровней эмоций внутри.

Так вот осознание, обработка и выражение этого всего и есть искусство.
Потому что когда вы сначала их регистрируете, потом осознаёте, обрабатываете — это обязательно приводит вас к каким-то выводам, создаёт у вас в голове определённую картину мира, атмосферу. И выражая эмоции вы несёте вашу картину в мир.

Дерьмо от искусства отличается как раз недоразвитостью — недопрожитостью, недодуманностью — в нём всегда всё схематично, поверхностно.
Там где даже в одноклеточном существе целая какофония эмоций, в дерьме будет одна недо-эмоция.

Франц Вертфоллен, «Шот Жизни»“

„Главное сокровище на Земле – люди.
Люди с мозгом, сердцем и честью,
с наполненностью,
а не болотным туманом в извилинах.
Скромностью – для понимания места собственного.
Каждый такой – будет сокровищем.
Еще и потому, что не рождаются такие в природе. Ты берешь и вылепливаешь. Сокровище – то, что создано лично тобой.“

„Значит, нельзя терпением? Не
меняются от терпения?
ФРАНЦ: От терпения? Никогда, Ева. И не будьте никогда терпелкой. Либо вы сами ситуацию
измените, либо вам со… то есть, либо никак.“

„Я оглядел ещё раз всю площадь, чтобы вобрать побольше этой странной, чуть путанной ночи.
Выпить побольше уставшего и поехавшего, но предвкушения радости.
Эта ночь знала правила жизни, которых не знал я. Щекотала ими в горле, и то необъяснимо давало чувство умиротворенности.“

„Для того, чтобы преодолевать препятствия, тебе нужна очарованность.
Тебе нужно удовольствие и счастье, которое ты ощущаешь.“

„И тогда я почувствовала силу. Я впервые почувствовала власть. Этот мопс, пусть обиженно, но будет делать всё, что ему скажут, если говорить я буду, как хозяйка, твердо. И я тогда этого ещё совсем не умела, но само проживание этой истины освобождало. Все свои восемнадцать лет я жила с неосознанной верой, что у жизни есть какая-то азбука правил. И тут я поняла, что так живут все. Даже самые серьезные мужчины. Значит, я могу писать эти правила. И буду. Вот он – оргазм вседозволенности. Момент, когда ты вся принадлежишь исключительно себе. Когда ты божественно целостна и рассматриваешь мир, как покорные тебе декорации.“

„Если вы находите, что ваши отношения с матерью или отцом токсичные, даже то, что это ваши мать и отец никак не заставляют вас поддерживать с ними отношения дальше. Точка. Потому что то, что ты родил на свет человека, не даёт тебе права поганить ему жизнь.“

„ЛОТТА: У меня совсем никого нет.

Сказала эта едва восемнадцатилетняя девица при сестре и тетке, живых отце и матери молодым людям, которых не знала и месяц.

ЛОТТА: Никого нет… кроме вас?

И я подумал – вот она правда семей человеческих.

У неё куча родни и всё это бесполезные папоротники, которые, как её тетка, вызубрили за свои тридцать или сорок лет двадцать выражений лица на все случаи жизни.

Они будут слать Лотте печеньки и открытки, могут потратиться и поухаживать за умирающей, но ни один не в силах дать ей чем жить.

Зачем изо дня в день пробиваться через усталость, боль и смерть.

Ни один не даст ей – ЗА что держаться в этой жизни.

Потому что все они – прах.

И прах трусливый – люди от счастья яркого убегают, как не бежать им от ощущений смерти или отчаяния?

Вся её родня и подруги захлопнутся перед её болью и ужасом. Вот я, хорошая, ухаживаю за тобой, печеньки тебе пеку, только не донимай меня, не заставляй разделять страх в твоём сердце.“

„Идиоты глухи ко всему, что опасно их самомнению.“

„Такие они, конунги – невзначай, на увеселительной прогулке между обедом и ужином они поднимают первый попавшийся им на глаза булыжник и откалывают аметистовые куски у золотых дьяволиц, а осколки брызжут, и попадают вам в глаза, и доходят до сердца. И никому, никогда их больше не вытащить. Аметист – не лёд, не стекляшка, ни одна Герда не растопит его слезами. И как что-то, казалось бы, легко, едва-едва кольнуло вам сердце, знайте, ваша душа уже на серебряной цепочке создателя звезд, уже брелок конунга бессердечного, безупречного, беспечального даже в печали и трауре. Такого, что сама Хель связывает собой слова его и – так хочется верить – возвращает ему души умерших, как золотые орешки.

Воскрешает ему умерших, ибо что упротивится воле того, кто из глыб неизмеримых льда предначального собирает в вакууме всеобъятное, крохотное и несерьезное слово
«Вечность».“

„НАНИ: … А вот то, что вы обозвали неаполитанский рустико – кишем, это, простите, прямое оскорбление.

ФРАНЦ: Мои извинения!

НАНИ: Я их не принимаю, юноша. Пока вы не распробуете как следует мой рустико и не поймете, как глубоко вы зашли в своих заблуждениях, даже не смейте просить у меня прощения.

Отрезать кусочек от небольшой тарталетки.

Положить в рот.

НАНИ: Герберт! Он режет мне сердце. Он ест рустико без корочки!

Добрать корочку.

НАНИ: Вердикт?

ФРАНЦ: Очень нежно.

Принцесса недовольно выгнула бровь.

ФРАНЦ: Я приношу свои глубочайшие извинения неаполитанскому рустико. Он настолько нежнее и тоньше пошлых лотарингских кишей. Эта сочность. Эта сбалансированность текстуры, легкость, сладкость корочки… рикотта… ну рикотта – это… рикотта всё сделает съедобнее. Здесь вообще нет вкуса яйца, и к счастью, никакой дурацкой свинины.

НАНИ: Вот. А то я не верю в гениев, не способных оценить еду.“

„Красота - это не первичные вторичные половые признаки. Это не то, на сколько ребра обтянуты вашей кожей или не обтянуты. Красота - это умение наполнить момент, тем, чем человек хочет наполнить момент, чем человек хочет тебя наполнить.

Франц Вертфоллен“

„Если вам страшно, что вы не справитесь, значит, вы просто не готовы и не хотите вовлекаться достаточно. Тратить достаточно времени, сердца и интеллекта, чтобы добиться результата.“

„Ад – это просто.

Ад – это наша жизнь.

Но сколько твердости требует рай!

Бог ли сослал Люцифера в бездну отчаяния или Люциферу просто не хватило сердцевины остаться в больше, чем раю – жить наедине с Господом?

Может, у Люцифера просто не хватило сил,

а там уже – когда ты теряешь бога, любой чертог – это бездна отчаяния, и нет в ней ни конца, ни края, только мрак и прах.“

„Большинство людей, современных особенно, верят в то, что всё автоматизированно и все внутренние процессы и обучения, тем более, должны происходить на автомате. И это пиз**ц. Такие существа никогда опыта не набираются.“

„Когда ты читаешь мои книги, если ты их читаешь сердцем, они не заменяют тебе жизненный опыт. Они образовывают его у тебя.“

„Жизнь — не про доказательства миру, что ты — хороший. Она про действия.“

„Если ты урод, будь готов к тому, что мир вокруг тебя будет в десятки тысяч раз уродливее, чем ты.“