Франц Вертфоллен: Актуальные цитаты (страница 35)

„Большинство на этой планете вовсе не долгоожидаемые дети. И большую часть истории человечества, большинство, которое рождалось – это как раз нежеланные дети. Не такие дети, которых ты ожидал, чтобы их лелеять и любить. И более того, даже те дети, которые рождаются якобы желанными – что, это им гарантирует хорошую жизнь? Сколько вы слышали историй про «удушливых» матерей. Которые очень хотят себе ребенка, но не как ребенка, а как аксессуар на самом деле. И да, у них ребенок чистенький, ухоженный. И они всем соседям и кому угодно – не только матери такие, отцы, в принципе родители – рассказывают, как они любят это ребёночка, как вообще все люди посланы боженькой на планету для того, чтобы рожать побольше деток. «И детки – это цветы жизни, мы любим эти цветочки, давайте рожать еще». И вот это вот все, но на самом деле их дети не имеют права быть людьми, они просто аксессуары для того, чтобы их родители могли выдрочить свою гордыньку, потому что они во всем сосут и вот решили, что хотя бы родителями они будут хорошими. То есть сколько вы знаете таких «яжматерей», которые просто выдрачиваются через своих детей. И ребенок, пусть даже трижды долгожданный, им – аксессуар. Они хотят с помощью этого ребенка, что десять раз невозможно и куда больше поганит жизнь ребенка, чем быть нежеланным, когда тобой стараются решить свои какие-то психологические проблемы.

То есть ты сам попадаешь в мир, который тебя не ждет. Совершенно. Мир существовал без тебя прекрасно и будет существовать замечательно. Ты попадаешь в мир, которому, честно, ты совсем не нужен. Тоже не то, чтобы по своей воле, чтобы ты прям решал, что хочешь родиться. И в этой ситуации, когда тебе еще нужно разбираться в обществе, в людях, в себе, в своих гормонах, в своих скачках настроения – ты еще и не имеешь права быть человеком, потому что ты аксессуар своим родителям. Сколько таких ситуаций есть в этом мире.“

„Самое интересное в любой истории - это даже не события, а то, как люди с ними работают, как они их прорабатывают, строят свою жизнь после“

„Демон стоял на сцене, веки прикрыты, дирижировал

и не музыкантами – музыкой.

Свет стекал по нему медом.

Время капало медом.

А мелодия – громче.

И громче.

И… господи! как хотелось бежать, идти, делать, преодолевать, тянуться и достигать –

чудо.

Ты больше не маленькая блоха,

не тупая служанка,

не пухлая лишняя тля,

ты – озон в скалах,

прибой,

пространство, пропахшее волнами и горизонтом,

штормом.“

„Общество, живущее забегами и формой, вупор не видящее сути, несется к такому кризису, рядом с которым всякая Великая депрессия – щебетание. И тем уродливее, если кризис этот не будет внезапным и всеразоряющим, а окажется такой тепленькой, медленной деградацией, когда сами не заметили, а уже идиократы.“

„ГЕРБЕРТ: У меня нет слов.

У меня их не было тоже.

ГЕРБЕРТ: У меня просто нет слов.

ФРАНЦ: Что ты чувствуешь?

ГЕРБЕРТ: Ничего. Если б я позволил себе что-то чувствовать, я бы кого-нибудь убил.“

„Я ещё в черной воде решил — этот корабль без меня не отплывает –

где не нытьем, так катаньем –

где не катаньем, так мечом –

ты идешь и выгрызаешь то,

что считаешь важным.

И никто не жаждет на своей шее дегенератов-детей, да все
ждут
себе государя.

А государь не ищет себе одобрения, ибо он один знает, как правильно.

— Франц Вертфоллен "Герхард. Юность"“

„Для того, чтобы перестать быть орком, надо взаимодействовать с красотой.“

„Сдохни детство во мне. Я никогда больше не буду стоять в стороне, думая, что кто-то знает лучше.“

„«И осторожно, люди, в каждом из вас есть такая Мэрилин Монро, которой кажется, что, если я буду уж очень отчаянно себе врать и игнорировать то, что я чувствую по-настоящему, реальность возьмёт и переменится под мою ложь. Это никогда не так. Это только вас всё больше и больше разрушает.»“

„Мир кружится кружевом ванильных подъюбников под шоколадным платьем на кружащейся, счастливой до оскорбительности Марии, вовсе не плачущей под крестом.
Без желтых звезд,
без передников фальшивых служанок, с глазами янтарными не дьяволят,
но святых,
с глазами гвоздичными…
это ж не песни, это ж…
инфаркт.“

„Все не встреченные лицом страхи повисают над тобой дамокловым мечом“

„Ожидая очереди своей на кол,

я точно понял –

ничего в этой жизни не стоит наличия жизни

в жизни.

Наличия в жизни «мяу».

И медовых рожков.

И медуз радужных,

как мои надежды.

Франц Вертфоллен "Герхард. Юность"“

„Вот Мистер Смит — клерк с претензиями, но без особых мозгов. А вот мистер Браун, который тоже клерк и работает в той же конторе, и тоже амбициозен, но умнее, не покупает уличную газету, он выписывает за гораздо дороже джентльменский журнал. Мистер Смит считает, что его коллега – дурак: зачем платить дороже, если там даже актуальности нет!
А мистер Браун считает, что он лучше приплатит, но получит не куцые: "Американцы утопили чай! Чай утопили американцы! Утопили американцы чай!", а узнает, что об этом думает лорд такой-то, что по этому поводу напишет министр, что могло бы стоять за ситуацией и как она будет развиваться дальше.
Мистер Смит крыской гонится за злободневностью и легкоперевариваемой информацией, мистер Браун ищет ту информацию, что сможет выковать в нем мировосприятие правящего круга и его понимание.
Чья карьера сложится лучше?“

„Никто никогда не будет делиться с вами важной информацией безвозмездно. За ваши опухшие глазки или рассеянное внимание. Топчите вашу гордыню — ваше пустое, бездейственное внимание в роде — "Ну, загляну на пару секунд" нужно лишь побирушкам, что хотят впарить вам информационные отходы за 99 центов. Большое заблуждение думать, что отсутствие необходимости в краске или журналистах делает информацию дешевле. Наоборот, ее цена от того растет, потому что когда каждый докер волен кричать что-то со своей колокольни, то качественную информацию становится гораздо сложнее найти.“

„Когда-то покупная способность была больше сосредоточена в руках аристократии и банкиров-финансистов, крупных  ученых-предпринимателей, как доктор Преображенский (“Собачье сердце”), например. Потом она ушла в народ – к Шариковым. Шариковых несравненно больше, чем Преображенских, и им не нужны музыка, кино или литература. Шариковым нужен контент. Гопник с базара не увидит разницы между Бахом и «ты кто такой, до свиданья». Но предпочтет второе, потому что оно – понятней.“

„А что же вы молчали!
- Я говорил. Говорил, говорил. А кто слышал? И пало зерно на каменистую почву. А потом, одно послушать, а другое – опыт.
- Какого барана мне такой опыт?! Что мне с ним делать? Меня завтра сожрут!
- Обязательно сожрут. Как молока дать. Ты ж первый о том и орешь, а ты о том не ори. Подумай. И скажи – не сожрут. И действуй, чтоб не сожрали. Тогда не сожрут, как пить дать – не сожрут.“

„Извините, пожалуйста, мы ангела-хранителя искали, наверное, дверью ошиблись.
— Кого? Ангела-исполнителя? Так это я и есть. Я тот несчастный! Нет, вы присядьте, присядьте.
— Не, мы, наверное…
— Сидеть, я сказал!
Головешка и Утопленница тут же опустились на пол.
— На душе наболело, не могу! А раз вы меня вызывать пришли, я вам все покажу, что эти идиоты желают! Михаил меня во всем винит, мол, я с работой не справляюсь. Да ты посмотри на желания-то! 85% чего желают? «Хочу быть счастливым», «хочу быть богатым», «хочу быть любимым». Они мозгами думают или чем? Вот «хочу быть богатым» — мучайся ангел, иди туда, не знаю куда и принеси мне то, не знаю что! Быть богатым чем? Быть богатым — это иметь сколько? Я ж не гадалка, не экстрасенс! А желание «хочу, чтобы все было хорошо» меня вообще убивает. В ад сволочей, в ад их! Вот желание «заработаю 100 тысяч евро, чтобы купить Maserati» я понимаю — зарабатывай. Вот тебе одна возможность, другая, так нет! Твари! Он же помечтает и жопу не оторвет, я что зубная фея, деньги под подушкой оставлять? Устали? А это только начало, начало одно! Вы еще про боязнь одиночества не слышали! Не хочешь быть одиноким, мразь, люби! Что я еще могу на такое желание ответить? Увольняюсь! В черти пойду! Чертом буду!“

„Вот скажи, как я им дам абсолютную свободу, если их загон – это их голова? Только головы отсекать и остается. Им ведь все чужое нужно: кнут, мозги, пряник – своего-то нет. Видел, что случается в поле с баранами, которые всю жизнь в загоне прожили? Чахнут они там от тоски зеленой – им поле интересно только так, гипотетически – чтобы было куда стремиться.“

„Под папоротниковыми узорами
в сочно-зеленом свете
ты будешь играть апельсинами,
а я на своей планете…
пожалуй,
я просто буду.

Валькирии твоей далекой земли
пахнут морем,
поют колыбельные
и поджигают мои корабли,
а во мне у странного Гнипахеллира
так оглушительно лает Гарм -
привязь не выдержит,
вырвется Жадный -
мысли не по зубам.

А рай – это Дунай,
лето
и ноги по колено в воде,
это когда ты знаешь, что где-то
ты есть настоящий,
но никак не припомнишь где“