Франц Вертфоллен: Мир (страница 4)

„Ранить тебя по сути могут две вещи: когда происходит что-то, с чем ты работать не хочешь, от чего зажимаешься, и не хотя работать с чем-то ты такой: "Ааа! Это негативно влияет на мою жизнь!"

То есть ты чувствуешь — как бы оно плохо на твою жизнь влияет, но поделать с этим ты ничего не можешь, не хочешь, ты хочешь от этого откреститься.

А если убрать вот такую реакцию на мир, на входящую информацию, на людей, то ранить будет тебя очень сложно. Потому что когда вам будет приходить неприятная информация, вы будете понимать, что в принципе нет неприятной информации, есть просто новые данные, которые в себя нужно ввести, и с которыми нужно работать.“

„Нам всем нравится мир, где существа достаточно развиты для того, чтоб строгая социальная иерархия ощущалась, как равноправие. Мы все хотим мира, где ты искренне можешь уважать соседа своего, потому что сосед этого достоин. Он не претендует пустым говном на твое уважение, когда даже кола не заслуживает, а он способен на тепло, тепла не боится и открыт тебе, как ты открыт ему. Мы все хотим мира, населенного достойными существами. Только я в упор не могу увидеть, как деление по национальному признаку способно к такому привести. И если вы мне позволите, я считаю, что время, когда ты устанавливал законы лишь для своего королевства, осталось далеко в прошлом. Даже в тринадцатом веке это было уже не так. Сегодня, когда у нас есть трансатлантическая телефонная связь, самолеты, радио, кинематограф, ты должен устанавливать моральные законы для человечества в целом. Фюрер активно работает с Японией. Японцы тоже националисты. Они тоже убеждены, что высшая раса должна быть ростом не более метра шестидесяти, лунолика, узкоглаза и черна волосами, что уголь. Черные говорят: ты очень хорош для белого. Все – нацисты и расисты. Все – каждое человеческое существо, потому что каждый кулик будет орать, что его болото – единственно не болото. Если ты хочешь быть над этим всем, ты должен от них отличаться. Они должны мерить себя по тебе, они не будут этого делать, если ты такой же кулик, который так же истерично нахваливает свое болото.“

„А мир такой огромный, великолепный, разнообразный, о, Господи. И, оказывается, все твои проблемы разрешимы. И все твои проблемы где-то даже не проблемы.“

„Выгорание — это когда человечек хватается за что-то и бросает, и хватается… Это всегда выгорание, помешанное на лени и гордыни, когда вам лень взаимодействовать с миром и страшно, что мир ткнёт вас мордой в вашу недостаточность, потому что "вы же лучше чем это".“

„Тебе никогда не не нравится твоё тело. Тебе всегда не нравишься ты, твоя расхлябанность, твоя бесхребетность, твоя неспособность вести себя в конфликтах, твоя боязнь мира“

„или полностью

«Боги! Сколько во мне лишних слов!

Мыслей лишних!

Не они ли сковывают меня?

Стреножат так, что я только стою и заикаюсь мысленно, а хотел бы броситься и целовать, и даже если получить в глаз за рвение, то – броситься и целовать.

Сцеловывать эту испарину на

ключицах.
Я люблю вас.

И я застыл

в мире-смоле,

мире-вожделении,

мире-горячем стекле,

когда все вокруг видно и никуда не двинуться.»

– Лоик.“

„«Я принял, что я, вероятно, еще один исходящий паром однажды труп.

And I’m fine

with it.

Все умрем, было б за что.

Я не боюсь больше боли от битв.

Я её предвкушаю.

Я праздную все, что красит мир в алый

воли твоей.
Все умрем, было б за что!»“

„Когда чувствуешь счастье, ты и не можешь представить себе безрадостный мир. И, наоборот, когда счастья нет, ты даже не можешь представить, что ещё недавно оно искрилось в тебе.“

„Роскошь - это чудо вокруг существ, способных писать и переписывать мир.“

„Я осязал неосязаемые прутья своей мысленной клетки.

В этот момент я осязал стекло, отгораживающее меня
от мира,

стекло, которое выдул
сам.

Я осязал.

И слегка-слегка, как ребёнок на дне рождения, когда притаскивают верёвки со сладостями, как ребёнок, который тянется – на носочках уже – вот-вот, достать б языком свисающую «липучку» - руками нельзя – языком хотя бы – подпрыгивая, но «долизать» - вот так кончиком языка я зацепил ощущение себя

более вовлечённого в жизнь.

Как это я, но который больше.

Я смелее.

Я чище.

Я, который не отступает перед кочками лобстером,

не пятится крабом,

а просто берёт и решает.

Почему всё кажется настолько базовым?

Это текила или это мы, идиоты, трезвыми столь безудержно себе врём, усложняя простейшие схемы: не нравится – встаёшь – делаешь.“

„Глупо ждать предвкушений будущего, когда оно – вот. Его нет. Это просто наша картинка мира.“

„Всё зависит от людей. Начни люди в точке X вовлекаться больше в жизнь, работать старательнее, травить тараканов в себе, и их влияние на мир возрастает. А начни массово замыкаться в себе и своих обидках – добро пожаловать в каменный век.“

„Суть страданий проста, как и суть счастья.

Счастье там, где есть вовлечение в жизнь, а страдания – там, где отрицают реальность, мир, жизнь.“

„Не абсурдно ли это — так кастрировать желания?
Угадывать, что правильно хотеть, вместо того, чтобы научиться слышать себя.
Чтобы знать, что же тебе на самом деле хочется, нужно иметь смелость хотеть и иметь сердце, которым чувствуешь мир.
Уязвимое сердце, живое.“

„ЛУИДЖИ: Да, в вашем возрасте всё так окончательно. Любое «нет» на века. А потом подрастаешь и понимаешь, что все трагедии мира на самом деле комичней любых придуманных шуток. Будь я вами, я бы не переживал. Я б распушил больше ваши роскошные локоны, надел бы серьги позвонче, помаду поярче и улыбался б, заражая всех жизнерадостностью. Благо, её-то у вас в достатке.“

„Я люблю вас – и это не утверждение,

не проживание,

это энергия изначальная, та, чьи вибрации дают электроны, фотоны, нейтрино,

это энергия, из которой строится мир –

я люблю вас, халиф.

И это столь же неиссякаемо и нераспадаемо, как электрон.

И даже черной дыре не пережевать того.“

„Я не боюсь больше боли от битв.

Я её предвкушаю.

Я праздную всё, что красит мир в алый

воли твоей.

Все умрем, было б за что!

Я праздную всё, что красит мир в алый.

О, как легко жить без экзистенциального отрицания жизни!

Как легко, когда ты принял – да, вот я!

А вот бог, и вот дьявол, и они играют, флиртуют, крушат и рисуют мир.

А вот я и быть мне по выбору моему – оруженосцем.

И хватит меня на столько, на сколько хватит,

но до последнего выдоха ваш.“

„В искусстве, как и во всех других сферах нет табу.
Нет чего-то, что однозначно плохо и чего-то, что однозначно хорошо.
Нет таких разделений.
Потому что мир — хаос.
Но он может быть контролируемым хаосом, когда у тебя работает сердце и мозг.
Когда ты не обезьяна, а лепишь из себя человека. Со скромностью.
Такие дела.“

„Но есть же еще и великие насекомые – те, кто заставили остальных поверить в
свой мир. У каждого правда своя, но за их правду другие шли на смерть, за их
убеждения другие убивали.
Муравью это показалось интересным.
По сути, общая реальность такой же миф как предназначение или коллективный
ум (сколько дураков ни собери, умнее они не станут). Если у тебя нет своей
иллюзии - придется одалживать чью-то.“