Валентин Саввич Пикуль цитаты

„Вы не знаете этой публики! Наконец, еврей Ротшильд… это, я вам скажу, бесподобная скотина. Ради спекуляций на бирже он готов похоронить всю Европу, а виноват… я?“

„Умирать-то на войне русские хорошо научились. Вот только жить хорошо никак не научатся. Уж больно много воровать стали. И кто богаче, тот и крадет больше. Признак опасный! Недаром в древнем Китае мудрецы говорили: государство разрушается изнутри, а внешние силы лишь завершают его поражение…“

„Россия – это такая страна, которой можно нанести поражение, но которую нельзя победить!“

„Революция — это не праздник, а подлинная трагедия народа, которая, боюсь, завершится для всех нас гибелью нации, истории, культуры и религии… Других ценностей в народе я не вижу, эти суть самые главные!“

„Профессура не скрывала от нас, что «преступность — это нормальная реакция нормальных людей на ненормальные условия жизни.»“

„Если отнять у людей надежду на возвышение, то руки у всех на Руси отсохнут и никто ничего делать не станет. А держава одной аристократией сильна не будет…“

„Россия безразлична к жизни человека и к течению времени. Она безмолвна. Она вечна. Она несокрушима…“

„Большевики считают насилием то, что происходило по вине чиновников царя, но свое насилие над людьми возвышают до уровня геройства, полагая, что от имени народа им все дозволено. Но у народа они никогда не спрашивали. Эти мерзавцы уничтожают людей, говоря, что это необходимо «во имя светлого будущего.»“

„…Самые страшные люди на свете – идеалисты.“

„Чиновники — это трутни, пишущие законы, по которым человеку не прожить. Почему у министров жалованье постоянно и независимо от того, хорошо или дурно живётся населению Пруссии? Вот если бы квота жалованья бюрократов колебалась вверх-вниз в зависимости от уровня жизни народа, тогда бы эти дураки меньше писали законов, а больше бы думали…“

„Молчание — золото, — предупредил Артамонов.“

„Бравый Круз никогда не терял хладнокровия.
— Мы уже горим, — невозмутимо доложил он.
— Но ещё не тонем, — отвечал Спиридов…“

„Я ведь долго жил в Европе, — говорил Дидро, — и много живу в России. Для Европы она всегда останется сфинксом, и все будут удивляться нашему могуществу и нашим бедам. Но для меня, для русского, останется трагической загадкой: как мы еще не погибли окончательно под руинами собственных ошибок?“

„Социалисты требуют распределения жизненных благ из принципа «всем поровну», но я сторонник древней латинской формулы: «каждому своё.»“

„А где вы успели нажить себе так много врагов?“

„Король в эти дни сказал Финкенштейну, что русское дворянство не способно выделить из своей среды российского Кромвеля.
— Но зато оно способно убивать своих царей!“

„О краткости и лаконичности речи:
Ученый теософ, увидев на улице бегущего семинариста, окликнул его с небывалой лапидарностью?
— Кто? Куда? Зачем?
— Философ. В кабак. За водкой, — был получен ответ…“

„Самсонова я впервые увидел мельком, когда он знакомился с пополнением новобранцев, только что прибывших в его армию, еще замордованных унтерами, оболваненных наголо. Внушительно возвышаясь над молодняком, «Самсон Самсоныч» решил провести опрос жалоб и претензий:
— Не обижают ли вас младшие офицеры?
— Никак нет… рады стараться.
— Получали ли вы свои три фунта хлеба на день?
— Получали, ваше превосходительство.
— Получали ли портянки с сахаром?
— Получали…
И что бы ни спросил их Самсонов, на все следовал ответ: получали. Наконец и генерал заподозрил недоброе:
— Может, и ананасы вам выдавали?
— Давали, — радостно отозвались новобранцы.
— И угря под соусом крутон-моэль?
— Получали…
— Дураки вы все, мать вашу так!“

„Но не таков был генерал Франсуа, чтобы выслушивать советы, даваемые полковником:
— Казаки идут! — кричал он.“

„Меня не интересует окраска ваших павлиньих перьев. Я спрашиваю о другом - что вы способны делать?»“

„Здесь не амуры порхают, а история делается…“

„Это дело не наше, не поморское — пущай цари балуются, а нам работать надо…“

„Хорошо быть сербом, да нелегко, — произнес он. — Сейчас в Сербии, как в Германии времён железного Бисмарка, который говорил: «Каждый немец по закону имеет право болтать всё, что придёт в голову, но только пусть он попробует это сделать!»“

„Где лучше всего спрятать отживший лист? Оставьте его в лесу, и там его никто никогда не найдет.“

„Сколько ж можно баб на престол сажать — пора и поумнеть…“

„Все русские похожи на сумасшедших, — сказал он, когда мы покинули штаб Самсонова.“

„Пожалуй, один только Гинденбург не терял хладнокровия, почти равнодушный, он продолжал насыщение желудка.
— С русскими всегда так, — ворчал он, тщательно пережевывая пищу.“

„Хорошо быть сербом, да нелегко, — произнес он.“

„А кудыть дале то ехать, осударыня?“

„Строганов был образован лучше Екатерины.
— У меня, — отвечал он ей, — вообще нет наивной веры в могущество закона, в который так безмятежно верят нынешние философы. Самый праведный из них наверху, достигнув низов, обязательно извращается, становясь вредным для тех, на пользу которых он обращен…“

„Шлифен – тактик и стратег до мозга костей, даже лирика его мышления задыхалась в жестоких рамках теории. Однажды в поезде адъютант просил его посмотреть в окно:
— Ваше превосходительство, обратите внимание, какой дивный пейзаж перед нами, освещенный заходящим солнцем.
Шлифен почти равнодушно оглядел местность.
— Вы правы! — сказал он.“

„Утром, гуляя с герцогом-кузеном, девочка спросила его, какую из трех корон предпочел бы он иметь:
— Вы, конечно, мечтаете о российской?
— Сестрица, — захохотал мальчик, — я еще не сошел с ума, чтобы царствовать в стране дураков, попов и каторжников. Лучше моей Голштинии нет ничего на свете…“

„Оставшись потом одна, Екатерина нервно потёрла руки:
— Ах, как меня здесь не любят… кругом… все! Ну, ничего: лет через десять привыкнут, через двадцать прославят, а после смерти проклянут… Исторически все идет правильно!.“