Вера Николаевна Полозкова: Актуальные цитаты (страница 3)

„ЖЖ, конечно, это форменная Нарния; ты можешь случайно выпасть сюда из шкафа, встретить разнообразных фавнов, колдуний и говорящих бобров, насовершать подвигов, получить полцарства и коня, вырасти, прожить жизнь — а по ту сторону шкафа оставаться такой же точно курносой восьмилетней девочкой в маминой кофте и зубами через один…“

„Либо совесть приучишь к пятнам,
Либо будешь ходить босой. Очень хочется быть понятным
И при этом не быть попсой.“

„Раньше было мало ответов; теперь не стало самих вопросов…“

„Глянь-ка, волчья сыть, ты едва ли жива на треть,
Ты распорота, словно сеть, вся за нитью нить;
Приходилось тебе о ком-нибудь так гореть,
По кому-то гнить? Ну какая суть, ну какая божия благодать?
Ты свинцовая гладь, висишь на хребте, как плеть;
Был ли кто-нибудь, кем хотелось так обладать
Или отболеть?“

„То, к чему труднее всего привыкнуть -
Я одна, как смертник или рыбак.
Я однее тех, кто лежит, застигнут
Холодом на улице: я слабак.
Я одней всех пьяниц и всех собак.
Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
Что, похоже, дело мое табак. Я бы не уходила. Я бы сидела, терла
Ободок стакана или кольцо
И глядела в шею, ключицу, горло,
Ворот майки — но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти сверла -
Сто одно проклятое сверлецо. С карандашный грифель, язык кинжала
(желобок на лезвии — как игла),
Чтобы я счастливая побежала,
Как он довезет меня до угла,
А не глухота, тошнота и мгла.
Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла. И напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
Чтобы я действительно не смогла.“

„Она отравляет ритмами изнутри.
Сутулится, супит брови, когда грустит.
Но если ты вдруг полюбишь её – умри.
Она тебе точно этого не простит.“

„В свежих ранах крупинки соли.
Ночью снятся колосья ржи.
Никогда не боялась боли —
Только лжи. Индекс Вечности на конверте.
Две цыганки в лихой арбе.
Никому не желала смерти.
Лишь себе. Выбиваясь из сил, дремала
В пальцах Господа. Слог дробя,
Я прошу у небес так мало…
Да, тебя.“

„Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – всё, не выношу, не судьба. Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто чёрный горячий йод да смола. А вот тут, гляди, — родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.“

„Нет той изюминки, интриги, что тянет за собой вперед; читаешь две страницы книги – и сразу видишь: не попрет; сигналит чуткий, свой, сугубый детектор внутренних пустот; берешь ладонь, целуешь в губы и тут же знаешь: нет, не тот. В пределах моего квартала нет ни одной дороги в рай; и я устала. Так устала, что хоть ложись да помирай.“

„Дело в том, что говорить «Люблю» при «люблю» — это огромная человеческая потребность и необходимость. Почти такая же, как есть и спать. И как Рената Литвинова говорила в незабвенном фильме «Богиня. Как я полюбила»: «хочется сказать «Я люблю тебя», но всё время некому».
Это первое, что вообще с человеком происходит. Надо кого-нибудь полюбить. Не оказаться любимым, не почувствовать, что ты кому-то необходим, а самому обязательно и желательно по гроб. И каждый раз по гроб.
В глубине души чувствовать при этом, что уже не любишь.
Я думаю, любовь всегда одна, просто объекты меняются. Их время от времени нужно менять, что бы не приедались.“

„Сделай так, Господи, чтобы наши любимые оказались нас достойны. Чтобы мы, по крайней мере, никогда не узнали, что это не так.“

„Мое сердце, уже давным-давно греется в твоих ладонях, каждая его частичка навсегда принадлежит только тебе. Пожалуйста, не потеряй ее.“

„Информация неверна; показания лживы. Он писал мне «умру без тебя», но мы оба остались живы…“

„И он делается незыблемым, как штатив,
И сосредоточенным, как удав,
Когда приезжает, её никак не предупредив,
Уезжает, её ни разу не повидав.
Она чувствует, что он в городе — встроен чип.
Смотрит в рот телефону — ну, кто из нас смельчак.
И все дни до его отъезда она молчит.
И все дни до его отъезда они молчат.
Она думает — вдруг их где-то пересечет.
Примеряет ухмылку, реплику и наряд.
И он тоже, не отдавая себе отчёт.
А из поезда пишет: «В купе все лампочки не горят».
И она отвечает:
«Чёрт».“

„Отрада – в каждом втором мальчишке, спасенье – только в тебе самой.“

„У всех разная хронология: кто-то говорит «в девяносто восьмом, летом», кто-то — «мне тогда было четырнадцать, через два месяца после дня рождения», я говорю «это было сразу после К., за две недели до Л.» Время, когда я ни в кого влюблена — пустое, полое, не индексируемое; про него потом помнишь мало и смутно.“

„Жальче всего людей, одержимых неотступным желанием всех чему-нибудь научить. Это самый прискорбный пример моральных инвалидов: как правило, кроме того, чтобы вещать и делать снисходительное менторское лицо, они вообще ничего не умеют.“

„Мальчик-перекати-поле — это всегда такое щемящее, ломкое счастье; ещё в руках держишь, а уже щуришься на горизонт; ещё только встретились вроде — а уже галочки ставишь на полях: запоминай, запоминай, пропадет и нету, что ты будешь катать на языке, чтобы чувство голода заглушить? Как смеётся, как говорит, как глаза свои цвета подвядшей травы в тебя упирает, будто меч джедая.“

„И такой большой, кажется, сложный механизм жизни — вот моя учеба, в ней столько всего страшно интересного, за день не расскажешь; вот моя работа — ее все больше, я расту, совершенствуюсь, умею то, чему еще месяц назад училась с нуля, участвую в больших и настоящих проектах, пишу все сочнее и отточеннее; вот мои друзья, и все они гениальны, честное слово; вот… Кажется, такая громадина, такая суперсистема — отчего же это все не приносит ни малейшего удовлетворения? Отчего будто отключены вкусовые рецепторы, и все пресно, словно белесая похлебка из “Матрицы”? Где разъединился контактик, который ко всему этому тебя по-настоящему подключал? И когда кто-то из них появляется — да катись оно все к черту, кому оно сдалось, когда я… когда мы… Деточка, послушай, они же все равно уйдут. И уйдут навсегда, а это дольше, чем неделя, месяц и даже год, представляешь? Будда учил: не привязывайся. «Вали в монастырь, бэйба» — хихикает твой собственный бог, чеканя ковбойские шаги у тебя в душе. И ты жалеешь, что не можешь запустить в него тапком, не раскроив себе грудной клетки. Как будто тебе все время показывают кадры новых сногсшибательных фильмов с тобой в главной роли — но в первые десять минут тебя выгоняют из зала, и ты никогда не узнаешь, чем все могло бы закончиться. Или выходишь из зала сама. В последнее время фильмы стали мучительно повторяться, как навязчивые кошмары. И герои так неуловимо похожи — какой-то недоуменно-дружелюбной улыбкой при попытке приблизиться к ним. Как будто разговариваешь с человеком сквозь пуленепробиваемое стекло — он внимательно смотрит тебе в глаза, но не слышит ни единого твоего слова. Что-то, видать, во мне. Чего-то, видать, не хватает — или слишком много дано. И ты даже не удивляешься больше, когда они правда уходят — и отрешенно так, кивая — да, я так и знала. И опять не ошиблась.“