Виктор Робертович Цой фото
Джек Николсон фото
Леонардо Ди Каприо фото
Михаил Круг фото
Пол Экман фото
Иосиф Александрович Бродский фото

„Я думаю, что главными ценностями, как я себе представляю, в моей жизни были ценности эстетического порядка, то есть узнавание того, что было создано культурой до меня. Это единственная постоянная вещь, которая вас не покидает. Это единственное, на что
можно рассчитывать. Это книги, это музыка, это до известной степени живопись, архитектура, хотя она как раз больше всех и страдает. Кому, что я оставлял позади? Практически все. Я оставлял людей, я оставлял страны, иногда по воле обстоятельств, иногда по своей
собственной воле. Всякий раз это было сопряжено, естественно, с психологическими травмами, но это та цена, которую платишь за движение, как я понял впоследствии. В тот момент, когда эту цену приходилось платить, тогда я этого не понимал. Жизнь есть процесс для меня более или менее линейный, и человек все время от чего-то уходит. Он уходит из дому, он уходит от семьи, он уходит от родителей, он уходит из гнезда, он уезжает из своего города, он уезжает из своей страны и т. д. На первом этапе, в первой половине своей жизни, человек, который движется таким образом, испытывает на себе тяготение, закон тяготения то есть, — его тянет назад и т. д., но чем дальше он отходит или отделяется от естественной для него среды, тем больше и больше, с какого-то момента, он начинает чувствовать, что на него начинают действовать иные законы тяготения. Тяготения вовне. То есть человек становится автономным телом, которое уже не вернуть никак, какую кнопку ни нажми, вернуться уже нельзя.“

Иосиф Александрович Бродский (1940–1996) российский и американский поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе
Иосиф Александрович Бродский фото

„Зачем нужна большая семья?
Представьте, что все люди в жизни — это пассажиры рейсового автобуса! Начало пути — остановка «Роддом», конечная — «Городское кладбище». На маршруте есть и другие остановки. Люди выходят, заходят… Случаются и остановки «По требованию».
Бывает, что и контролеры заглядывают.
Подходят к тебе: «Предъявите билет…»
А ты не можешь вспомнить, куда билет свой положил. Вроде все карманы проверил, сумку перерыл… Нет заветного талончика.
— Вам придётся выйти с нами и оплатить штраф. Вы — заяц!
— Я не заяц! Я — человек!.. — начинаешь возмущаться ты.
А контролеры уже водителю сообщают о том, что надо наряд полиции вызывать. Заяц буйный…
В этот момент всегда находится тот из твоей семьи, кто скажет: «Мы вам его не отдадим! Он — наш!
И я могу подтвердить, что билет у него был. Не верите? Выписывайте штраф! Я оплачу, но он из автобуса никуда не выйдет…»
Следом за этим голосом начинают звучать и другие голоса семьи: «Он наш!.. Мы с ним одной крови!… Не отдадим!..»
Контролеры ругаются, но уходят ни с чем. Семью не победить. Справедливости ради скажу, что бывает и так — билет не найден, тебя уже из автобуса выводят, а вокруг тишина. Никто так и не сказал: «Он наш…» Делать нечего. Выходи. Это не твой автобус. И не твоя история. Придётся померзнуть на остановке, вспомнив, сколько всего оставил в автобусе, оплатить штраф, оставшись без копейки. Но твой автобус обязательно придёт, и билет на него чудесным образом окажется в твоих руках.“

Уинстон Черчилль фото
Эвелина Хромченко фото
Ральф Уолдо Эмерсон фото

„Как бы хорош не был ребёнок, каждая мать мечтает о том моменте, когда он заснёт.“

Ральф Уолдо Эмерсон (1803–1882) американский эссеист, поэт, философ, пастор, общественный деятель
Мать Тереза фото
Марина Ивановна Цветаева фото
Анджелина Джоли фото
Джордж Карлин фото

„Заставить детей читать — не главное. Дети, которые хотят читать, будут читать. Дети, которые хотят научиться читать, будут учиться читать. Гораздо важнее научить детей сомневаться в прочитанном. Детей следует учить сомневаться во всём подряд. Сомневаться во всём, что они прочитали, во всём, что они слышат. Детей надо учить сомневаться во власти. Родители никогда не учат своих детей сомневаться во власти, потому что они сами — властные фигуры, и они не хотят подрывать дерьмовые устои своего собственного дома. Так что они подмазываются к детям, дети подмазываются к ним, все подмазываются друг к другу, все вырастают ёбнутыми, а потом приходят на шоу навроде вот этого.“

Джордж Карлин (1937–2008) американский комик

[It's] not important to get children to read. Children who wanna read are gonna read. Kids who want to learn to read [are] going to learn to read. [It's] much more important to teach children to QUESTION what they read. Children should be taught to question everything. To question everything they read, everything they hear. Children should be taught to question authority. Parents never teach their children to question authority because parents are authority figures themselves, and they don't want to undermine their own bullshit inside the household. So they stroke the kid and the kid strokes them, and they all stroke each other, all grow up all fucked up, and they come to shows like this.

„Здравствуйте, едьте к сетям рыбачьим, то есть, простите, к чертям собачьим, то есть, простите, к дитям и дачам, в общем, уже кто во что горазд. Едьте со всех городов и весей, ваши слова ничего не весят, ваш разговор неизменно весел, отрепетирован много раз.
Здравствуйте, то есть странствуйте, то есть едьте куда захотите, то есть прямо сейчас залезайте в поезд, благо для вас еще есть места. То есть на палубе в гордой позе, то есть бегите, пока не поздно, то есть по миру не только ползать, нервно шарахаясь по кустам.
Вот этот лес, в нем живут туристы, вот этот берег, пустой, бугристый, девочка, ты посмотри на пристань, тихим крестом ее осени. Девочка, у тебя билеты, будешь и в счастии, и в тепле ты, девочка, ты уплываешь к лету и не увидишь осени.
Мне же оставьте сентябрь-месяц, то есть, простите, октябрь-месяц, то есть, простите, ноябрь-месяц, в общем, на выбор оставьте мне месяц дождей и уютных кресел, месяц, который и сух, и пресен, месяц бессонницы и депрессий — месяц, который других темней.
Мне же оставьте… Меня оставьте, вы здесь отныне совсем некстати, все замирает, дожди на старте, поторопитесь, пошел отсчет, здравствуйте, ну так чего вы ждете, здравствуйте, я вам уже не тетя, я, как вы ввдите, на работе, быстро давайте, чего еще?
Жмитесь к стеклу капитанских рубок, мачта — не мачта, сосны обрубок, и не смотрите — я тонок, хрупок, вдруг я не выдержу, не смогу, если не справлюсь — ищите летом, будет несложно идти по следу — глупый прозрачный нелепый слепок на нерастаявшем зря снегу.
Мир исчезает с тяжелым боем, вот я стою теперь перед боем с нежной невнятной своей любовью и одиночеством впопыхах. Все разлетелись — куда угодно, милая, ты же теперь свободна, вот твоя целая четверть года — хоть запечатай ее в стихах.
В дом не зайдешь — пустовато в доме, все разбежались и каждый в доле, солнце распахивает ладони, дышит не-жаренным миндалем. Слышишь, твори, завывай, бесчинствуй, делай что хочешь, кричи речисто, воздух прозрачный и пахнет чисто, вроде как будто бы тмин да лен.
Может быть, стоило быть со всеми, там, где веселые бродят семьи, там, где в земле прорастает семя, там, где пушистый и теплый плед? К черту все глупые отговорки, там вдалеке завывают волки… Бог засмеялся легко и звонко, будто ему восемнадцать лет.
Что еще нужно — такая малость, просто уловка — а я поймалась, Бог засмеялся, земля сломалась, волки ушли, утекла река. Где я? Куда я? Отшибло память, крепко хватаюсь за божий палец, нужно держаться, я засыпаю на загорелых его руках.
Здравствуйте. Лучше не будьте с нами, с нами вы станете просто снами, теплым совочком воспоминаний, тающей искоркой в угольке. Здравствуйте, долго я вас встречаю, что ж вы стесняетесь, может, чаю? И улыбаюсь, не замечая Бога, заснувшего в уголке.“