Цитаты о укор

„Третий день, как я в Лондоне. […] В Абердине я провел только одну ночь и на следующее утро выехал в Лондон, где теперь нахожусь в ожидании ухода в Америку. Впечатление после оставления России и тем более в Англии и Лондоне очень невеселое. Испытываешь чувство, похожее на стыд, при виде того порядка и удобств жизни, о которых как-то давно утратил всякое представление у себя на Родине. А ведь Лондон находится в сфере воздушных атак, которые гораздо серьезней по результатам, чем об этом сообщает пресса. Немцы стараются атаковать Сити — район банков и главных торговых учреждений — и кое-что там попортили. Иногда они сбрасывают бомбы, как Бог (немецкий) на душу положит, и убивают почему-то преимущественно женщин и детей. Англичан это приводит в ярость, но средств прекратить эти немецкие безобразия нет, равно как и работу подлодок, преисправно топящих ежедневно коммерческие пароходы. Но при всем том, повторяю, делается стыдно за нас, и испытываешь тихо укор совести за тех, кто остался в России.“

„Когда тебя народ виной корит,
Ты на людей не затаи обид:
Укор правдив — исправиться не стыд,
А лживая хула не уязвит!“

„В ответ на упрёки и укоры, которые я — по адресу или нет — к себе обращаю, мать написала мне: «Как бы человек ни поступил, он всё равно будет об этом жалеть».“

„О, как преследует меня повсюду вражья злоба!
Не сплю в тревоге по ночам, туманят слезы взор.
Я беззащитен, как змея, обманутая другом,
Предание о той змее известно с давних пор.
Змея сказала: «Человек, давай вражду забудем,
Я стану дань тебе платить, скрепим же договор».
Змее поклялся человек, что не замыслит злого.
Носила выкуп день за днем она ему в шатер.
Осталось выплатить змее лишь небольшую долю,
Тогда подумал человек, что хитрость не в укор,
Что Бог его благословил и наделил богатством,
И если обмануть змею, то это не позор.
Он беден был, но стал богат и серебром и златом,
Решил он: «Погублю змею!» — он был в решенье скор
Он взял топор и стал точить на каменном точиле,
Потом проверил он металл, достаточно ль остер,
К норе подкрался, подстерег змею в своей засаде,
Но промахнулся невзначай, хотя рубил в упор.
Всевышний обратил к змее всевидящее око,
Благословляющую длань над нею Бог простер.
И человек сказал змее: «Плати остатки дани,
Свидетель Бог, не нарушай давнишний уговор».
Змея ответила ему: «Ты клятву сам нарушил.
Теперь я знаю, как ты зол, неверен и хитер.
Я смерть увидела в глаза и чудом избежала,
Случайно миновал меня отточенный топор».“

„Упрекам и укорам стариков, о люди, с уважением внемлите:
Ведь эти люди ведают о зле и о добре всех будущих событий.“

„Она могла быть серьезной, только когда принадлежала себе. Стоило ей попасть в фокус чьего-то внимания, она тут же начинала смеяться — этакая счастливая беззаботная блондинка. На экране её видели веселой, а в жизни она была очень грустной женщиной. Мэрилин могла быть какой угодно, — но она никогда не была равнодушной. Сами её мучения свидетельствовали о том, что она жила и боролась. Она была живым укорам всем равнодушным.“

„Было бы замечательно, если бы успех пришел к нам в данный момент. Однако будет еще лучше, если мы будем терпеливо ожидать его прихода, даже если не увидим его сами. Но он обязательно придет. Пусть тебя не мучают укоры и насмешки других. Те, кто укоряет тебя, не ведают, что творят. Прости их, ведь мы тоже бываем нетерпимыми и жестокими.“

„Убрав сейчас в раковину свою тарелку, Юрий не волновался, как она к обеду вновь окажется чистая в шкафу, но был убежден, что произойдет это всенепременно. Точно также не задумывался он, почему в комоде его всегда ждала свежая, подшитая и выглаженная одежда, каким образом постельное белье обновлялось на кровати каждые две недели, мылись полы, чистилась ванна с туалетом, протирался его рабочий стол. Все это Ольга делала в его присутствии, на его глазах, но он не придавал этому вообще никакого значения, попросту не замечал, как гость на свадебном торжестве не придает значения и не замечает официантов, меняющих блюда и бутылки на столах, играющих на инструментах музыкантов, хлопоты тамады, организующей очередной конкурс, а лишь наслаждается угощениями, музыкой и развлечениями.
Юрий был гость, праздный пассажир на лодке именуемой «семейная жизнь»… он пребывал в постоянном комфорте и уюте, сам ничего не делая и не получая никаких укоров от супруги. Все происходило совершенно естественно и легко, но именно поэтому он даже не догадывался, каким подарком судьбы была для него Ольга.“

„Вспыльчивость пороху не укор.“

„Драматическое искусство преимущественно женское искусство. В самом деле, желание украшать себя, прятать истинные чувства, стремление нравится и привлекать к себе внимание — слабости, которые часто ставят женщинам в укор и к которым неизменно проявляют снисходительность.“

„Хоть бодры телом и душой бывают старики,
Сравняться с молодыми им — потуги нелегки! Пристала ль белой бороде горячность юных лет?
Пожухнув, вновь не зацветут вовеки лепестки. И странно, если невпопад, как юный, скор старик,
А молодой — в повадках стар, рассудку вопреки. В ходьбе подмогою — клюка, а пика — ни к чему:
Помехой будет, если взять ее взамен клюки. Но и с клюкой не будет прям согнувшийся в дугу,
И если б юный это знал, согнулся бы с тоски! Когда глаза запали вглубь, считай, что сильный муж
Смущенье слабости укрыл в запавшие зрачки! Вот стар я стал, и осужден я сплетнями ханжей:
Про тайные мои грехи твердят клеветники. А те, кто в юности чисты, пусть вознесут хвалу
За то, что Бог укрыл от них бесчестья тайники. Никто не волен — стар ли, юн — в добре или грехе,
И те, кто ропщет на судьбу, от блага далеки. Кто в молодости был строптив, веленьям не внимал,
Укоры совести его под старость велики. Господня благость — океан: надежду буря шлет,
Отчаяньем, о Навои, себя не допеки!“

„Друг сердца с верными суров: обидам верен и укорам,
Он за смиренную мольбу клеймит покорного позором.
И тот, кто преданной душой мечтал о благах единенья,
Окручен путами измен и отдан в плен пустым раздорам.
А супостаты да враги стократ безвинно оклевещут —
Сынов безрадостной судьбы ославят злобным оговором.
И если б сам судил — ну что ж: по прегрешеньям и возмездье,
А то беда, что судит враг судом неправедным и скорым.
Пусть сам убьет своей рукой — я не страшусь, но вот несчастье:
Врагами попранный во прах, я — жертва их жестоким сворам.
А если роза неверна, увы, напрасны все старанья:
Мне птицу сердца не сдержать — она летит к иным просторам.
Судьбой согнуло, словно лук, хребты, что были словно стрелы, —
Шах на кривых от кривды душ взирает благосклонным взором.
И смерть настигла б Навои, когда бы не было надежды, —
Тоска изгнанья каждый миг грозит несчастному измором.“

„Я бросил пить в свое время, абсолютно, то есть совсем, и до сих пор не начал, именно потому, что ужас похмелья перевешивал всю радость от выпивки. Состояние похмелья — это состояние вины прежде всего, ты чувствуешь себя страшно и непоправимо виноватым. И вот это состояние в «Черном человеке» отражено. Это больная совесть, которая мучается. Черный человек ведь является не просто так, он является как укор совести, как ее укол, как напоминание о том, что ты не равен себе, что ты там наврал, здесь уступил, здесь поступил ниже, чем мог, и так далее. Вот я говорю, это страшный вариант судьбы, это, конечно, похмельный синдром. Но тем больше мужество Есенина, который нашел в себе силы пройти путь падения до конца и зафиксировать для нас его хронику, чтобы мы уже по этому пути не делали ни шагу.“

„Я буду жить спокойно, без прикрас,
Свободная от взглядов и укоров..
Тихонько счастье спрятав закрома,
И наслаждаясь чувством и свободой..“

„Он все бросает и приезжает сюда, всю свою жизнь положив. Думаете, для того, чтобы стать героем в Украине? Нет! Чтобы стать вечным укором украинцам. Точнее, тому что от них осталось. Потому что украинцев осталось — вон пойдите пересчитайте. Ну и на передке еще. Все! Все остальное — пардон! Пускай называется гражданами Украины, пускай называется кем угодно — запорожцами, черкасчанами, сумчанами. Но пускай не смеют говорить, что они украинцы! Им не нужна Украина!“

„Как верные весы нельзя проверить ни по верным же весам, ни судить о степени их верности по неверным весам, так и справедливого судью не могут судить справедливые люди, а суду несправедливых он не подлежит. Не берись судить других, прежде чем не сочтешь себя в душе достойным занять судейское место. Если ты хочешь быть беспристрастным судьею, смотри не на обвинителя или обвиняемого, а на самое дело. Ты будешь безукоризненным судьею, если на жизни самого тебя не будет пятен. Лучше переносить незаслуженные оскорбления от обвиненного за свой справедливый приговор, нежели чувствовать справедливые укоры совести за свое пристрастное решение. Нельзя судить по золоту о камне, с помощью которого узнают золото; то же можно сказать и про судью. Как нет ничего прямее прямого, так нет ничего справедливее справедливого.“

„Вот и ны­не яв­ля­ет­ся оли­це­тво­рен­ная сла­ва Бо­жия Ма­рия где‑то в Мед­жу­го­рье… Да что го­во­рить о Ев­ро­пе — в аф­ри­кан­ском Ки­бео или ла­ти­но­аме­ри­кан­ской Ар­ген­ти­не от­кры­ва­ет­ся Она по­лу­сле­пым и по­лу­гра­мот­ным до­мо­хо­зяй­кам, цер­ков­ным сто­ро­жам в укор свя­щен­ст­ву с его вы­шко­лен­ной при­вычкой от­вра­щать слух от жи­во­го сло­ва Бо­жия и об­ра­щать­ся в ис­то­ри­чес­кое про­шлое…“

„Хуже нет, когда рядом вот такой человек – жалобный и кроткий, ничего не требующий. Они убивают своим великодушием, а когда умирают сами, то превращаются в вечный укор, от которого невозможно избавиться.“

„«Много слышу о трудности жизни. Роптания, укоры вгоняют людей в печаль и безысходность. Мы сами выбрали свой путь, путь наименьшего сопротивления. Вот и плоды пути пусты, тяжкие и горестные, от нежелания видеть пропасть своей греховной жизни. Только этот трудный путь даст нам награду, через осмысления, если мы сумеем его пройти с достоинством»“

„Мысль катится тихо, спокойно, плавно, выливаясь в спокойные образы, в которых нет ни назойливости, ни укора: нет в них и особого раскаяния. Он видит себя смутной тенью среди теней парадоксальной, в ложном своем оптимизме и эгоизме уверовавшей, будто в той части церкви, которая больше всех заблуждается, истребляя мечту, среди слепых страстей, воздетых рук и громких голосов он обретет то, чего не нашел в неотмирном апофеозе церкви на земле.“