Брет Истон Эллис цитаты

страница 3

„Зайка, я – твой лучший друг, так почему бы…“

„Попытайся вообразить, что снится слепому.“

„Без нас этот мир — лишь куча мусора.“

„Зайка, Джордж Вашингтон тоже был террористом.“

„Для того чтобы научить мир чему-то, ты должен преподать ему урок“

„Мне всё кажется, что люди становятся менее люди и более животные. Меньше думают, меньше чувствуют, живут на очень примитивном уровне. Интересно, что мы с тобой в жизни увидим? Кажется, все так безнадежно, но надо бороться, Шон. (Говорю же, я в философию ударилась.) Наверное, никуда не деться: мы – продукт нашего времени, ведь так?“

„…и я никак не могу определить, то ли этим людям на все на свете наплевать, то ли они просто ужасно скучают.“

„На улицах Лос-Анджелеса люди боятся слиться с толпой.“

„Вот география моей действительности: у меня никогда не было и в мыслях, что люди — хорошие, что человек способен измениться, или что мир можно сделать лучше, если получать удовольствие от чувств, взглядов и жестов, от любви и доброты другого человека. Не было ничего положительного, термин «великодушие» ничего не значил, был своего рода избитым анекдотом. Секс — это математика. Индивидуальность больше не имеет значения. Что такое ум? Чёткие доводы. Страсть бессмысленна. Мысль не панацея. Правосудие мертво. Страх, взаимные обвинения, симпатии, вина, тщетность, неудача, скорбь — чувства, которых на самом деле не испытываешь. Переживания бессмысленны, мир стал бесчувственным. Единственное постоянство — зло. Бог умер. Любви нельзя доверять.“

„Я редко смотрю на родителей, все время провожу рукой по волосам, и мне очень не хватает кокаина, да чего угодно, чтобы пройти через это; окидываю взглядом ресторан, заполненный только наполовину, люди едва бормочут, но шепот как-то доносится, и я осознаю: все сводится к тому, что я – восемнадцатилетний мальчик с трясущимися руками, светлыми волосами, зачатками загара, полуудолбанный, который сидит в «Чейзене» на углу Доэни и Беверли и ждет, когда отец спросит его, чего он хочет на Рождество.“

„Меня поносили все кому не лень, при том что книга продавалась миллионными тиражами, а моя популярность достигла уровня звёзд кино и спорта. Меня принимали всерьёз. Я был шуткой. Я — это авангард. Я — традиционалист. Я недооценён. Я переоценён. Я ни в чём не виновен. Я несу частичную ответственность. Я сам срежиссировал дискуссию. Я ничего не способен срежиссировать. Я — главный женоненавистник американской литературы. Я — жертва расцветающей культуры политкорректности. Споры бушевали всё с новой силой, и даже война в Персидском заливе не смогла отвлечь общество от Патрика Бэйтмена и его извращённой жизни, которая пугала, волновала и очаровывала. Я заработал больше денег, чем мог потратить. Это был год тотальной ненависти.“

„Ничто не могло смягчить меня. Вскоре все стало казаться скучным: очередной рассвет, жизни героев, влюбленности, войны, открытия, которые люди делали насчет друг друга. Единственное, что мне не наскучило, – это мысль о том, как много денег сделал Тим Прайс, и все же со временем наскучило и это. Во мне не было ясных эмоций, только алчность и, кажется, безграничное отвращение. Я обладал всеми свойствами человеческого существа – плотью, кровью, кожей, волосами, – но разрушение моей личности зашло так далеко, что способность к обычному состраданию исчезла, – я намеренно медленно уничтожил ее. Я был просто подделкой, грубой копией человеческого существа, функционировал лишь слабый кусочек моего мозга.“

„Клей, ты когда-нибудь меня любил?“

„Реальность — это тоже галлюцинация.“

„Я не хочу в пятницу вечером на прием к Шроцесам, – тихо говорю я, выдыхая.“

„Потому что понимаешь, что, общаясь с тупицами, начинаешь сам себе казаться очень умным, — объясняет она. — По моему, в этом заключается весь смысл высшего образования.“

„Элегантный костюм, пустая болтовня, модная причёска, постоянное беспокойство о том, считают ли тебя достаточно знаменитым или, достаточно крутым, или в достаточно хорошей форме…-всё это не признаки мудрости, это дурные предзнаменования“

„Исчезни здесь.“

„Я находчив. Я личность творческая. Я молод, беспринципен, высоко мотивирован и хорошо образован. В сущности, я утверждаю, что общество не может позволить себе потерять меня. Я - его актив.“

„Зайка, мы всего лишь отражение нашего времени.“

„Мелочное уродство нашего существования кажется столь ничтожным перед лицом всех этих красот природы, — сказал я.
— Ой, зайка, посмотри! У тебя за спиной куст в виде Элтона Джона!“

„Потому что понимаешь, что, общаясь с тупицами, начинаешь сам себе казаться очень умным, — объясняет она.“

„Да, сейчас вот всё это брошу и пойду кормить бездомных. Сейчас всё это брошу и отправлюсь учить орангутангов языку жестов. Буду ездить на велосипеде по сельской местности с блокнотом под мышкой. Или чем ещё я должен заняться? Способствовать улучшению межрасовых отношений в этой стране? Баллотироваться на пост президента? Читай по губам мой ответ: я тебя умоляю!“

„Меня просто нет. Я не имею значения ни на каком уровне. Я — фальшивка, аберрация. Я — невозможный человек. Моя личность поверхностна и бесформенна, я глубоко и устойчиво бессердечен. Совесть, жалость, надежды исчезли давным-давно (вероятно, в Гарварде), если вообще когда-нибудь существовали. Границы переходить больше не надо. Я превзошел всё неконтролируемое и безумное, порочное и злое, все увечья, которые я нанес, и собственное полное безразличие. Хотя я по-прежнему придерживаюсь одной суровой истины: никто не спасётся, ничто не искупит. И всё же на мне нет вины. Каждая модель человеческого поведения предполагает какое-то обоснование. Разве зло — это мы? Или наши поступки? Я испытываю постоянную острую боль, и не надеюсь на лучший мир, ни для кого. На самом деле мне хочется передать мою боль другим. Я хочу, чтобы никто не избежал её.“

„Я на минуту засыпаю рядом с ним, потом просыпаюсь, но глаз не открываю. Дышу ровно и чувствую, как два сухих пальца скользят по ноге. Лежу совсем неподвижно, не открываю глаз, Дэнни трогает меня – без малейшего жара, – а потом нежно взбирается сверху, и я лежу совсем неподвижно, но вскоре приходится открыть глаза, потому что я слишком тяжело дышу. В ту же секунду Дэнни слабеет, скатывается. Когда я просыпаюсь среди ночи, его нет. Его зажигалка – золотой пистолетик – лежит на тумбочке возле бутылки и большого бокала, и я вспоминаю: когда Дэнни мне ее показал, я решила, он и вправду выстрелит, но он не выстрелил, и я почувствовала, как жизнь обернулась разочарованием, и глядя ему в глаза – этот взгляд, что меняется необъяснимо, эти озера, неспособные помнить, – я ныряла в них все глубже, пока не утешилась.“

„Я взираю некоторое время в пустоту или в то, что мне кажется пустотой, пока наконец не решаюсь произнести:“

„Я наполняю пластиковый шприц инсулином, и приходится отгонять искушение пустить воздух, вонзить в вену, глядеть, как искажается его лицо, как рушится на пол тело. Уильям закатывает рукав до плеча. Я втыкаю иглу и говорю:“

„В первое мгновение я был смущен тем, как в этом мире относились к любви: любимых бросали, просто потому что они оказывались слишком старыми, или слишком толстыми, или слишком бедными, слишком волосатыми или недостаточно волосатыми, недостаточно гладкими или недостаточно мускулистыми, безвкусными или не очень стильными и, наконец, потому что они были недостаточно продвинуты или недостаточно знамениты. Выбирая любимых, следовало принимать во внимание все эти моменты. И выбирая друзей — тоже. И если я хотел чего то добиться в этом обществе, я должен был принимать правила игры. Когда я посмотрел на Хлое, она пожала плечами. Я не отвел взгляда и тогда она сказала мне одними губами: «Не… упускай… шанс.»“

“I just had my makeup done, so you can't make me cry.”

“I reread that book in the summer of '03.... And I hadn't looked at that book either since '91. And I was dreading it. I thought it was going to be a really terrible novel. Everything everyone had ever said about it was going to be true.... And I started reading it… and I was surprised. It was good. It was fun. It was not nearly as pretentious as I remember I wanted it to be when I was writing it. Not nearly as weighted down with the importance that I thought I was investing it with. I found it really fast-moving. I found it really funny. And I liked it a lot. The violence was… it made my toes curl. I really freaked out. I couldn't believe how violent it was. It was truly upsetting. I had to steel myself to reread those passages.”

“It's definitely the book that I can tell—I don't know if other people can tell but I can tell as a writer–-is probably the most divisive that I've written. It has an equal number of detractors as it does fans. It doesn't really hold true with the other books. It was the one that took the longest to write, and the one that seemed the most important at the time. It's an unwieldy book… I like it.”

“I read it for the first time in about 20 years this year–-recently. It wasn't so bad. I get it. I get fan mail now from people who weren't really born yet when the book came out. I don't think it's a perfect book by any means, but it's valid. I get where it comes from. I get what it is. I know that sounds so ambiguous. It's sort of out of my hands and it has its reputation so what can you do about it? There's a lot of it that I wish was slightly more elegantly written. Overall, I was pretty shocked. It was pretty good writing for someone who was 19. I was pretty surprised by the level of writing.”

“It might be my favorite book of mine. It was a very exciting time in my life. I was writing that book while I was at college. Sort of like the best of times, the worst of times. There was a lot of elation, there was a lot of despair. It was just a really fun book to write. I loved mimicking all the different voices. The stream of conscious does get a little out of hand. I kind of like that about the book. It's kind of all over the place. It's casual. It's scruffy. That's the one book of mine that I have a very, very soft spot for.”

“I didn’t think anyone outside of LA would read Less Than Zero. I thought The Rules of Attraction would be a huge hit. I assumed people would react to American Psycho as a comedy. I thought I showcased some of my best writing in The Informers. And I was totally caught off-guard by the amount of good reviews and bad reviews Glamorama elicited. I’ve stopped guessing because I’m always wrong. And quite honestly: I don’t care. Writing the book is the main thing. Waiting for a reaction: a waste of time. But, obviously, I hope people respond to the book in a favorable way. I don’t want people to dislike it. But I don’t really mind if they do.”

“That doesn't sound like…the Jayster.”

“I'm Christian Bale", Russel, says, taking [her hand].
"Oh right," she says. "Yeah, I thought I recognized you. You're the actor.”

“You do an awfully good impression of yourself.”

“As a general rule you shouldn't expect too much from people darling,' and then I kiss her on the cheek.”

“I hear today's college women are 'prodigious.'"
"Prodigious? Is that what you heard?"
"Well, I read it in a magazine. It was something I wanted to believe."
"The Jayster. Always a dreamer.”

“The stars are real.
The future is that mountain.”

“We'll slide down the surface of things…”

“A case could be made for Mr. Ellis as a covert moralist and closet sentimentalist, the best kind, the kind who leaves you space in which to respond as your predispositions nudge you, whether as a commissar or hand-wringer or, like me, as an admirer of his intelligence and craft.”

“I didn’t think anyone outside of LA would read Less Than Zero. I thought The Rules of Attraction would be a huge hit. I assumed people would react to American Psycho as a comedy. I thought I showcased some of my best writing in The Informers.”