Дэвид Герберт Лоуренс цитаты

страница 5

„Мне никогда не приходилось встречать зверя с чувством стыда.“

„Человек был тяжело болен. И все еще физически не окреп. Поверь мне, будь я у тебя в услужении, ты бы насиделся сегодня в лесу в этом идиотском кресле.
— Охотно верю.    
— Вообрази, это он сидит в кресле с парализованными ногами и ведет себя как ты сегодня, интересно, что бы ты сделал на его месте?    
— Моя дорогая христианочка, это смешение людей и личностей отдает дурным тоном. — А твое гнусное чистоплюйское презрение к людям отдает, отдает… Даже слов не нахожу. Ты и твой правящий класс с этим вечным noblesse oblige.
— К чему же мое положение обязывает меня? Питать никому не нужное сострадание к моему лесничему? Нет уж, увольте. Уступаю это моей жене — воинствующей христианке.
— Господи, он ведь такой же человек, как и ты.
— Мой лесничий мне служит, я плачу ему два фунта в неделю и даю кров. Что еще надо?
— Плачу! За что ты ему платишь эти два фунта плюс кров?
— За его службу.
— Служба! Я бы на его месте сказала тебе, не нужны мне ни ваши фунты, ни ваш кров.
— Вероятно, и он бы не прочь это сказать. Да не может позволить себе такой роскоши.
— И это значит управлять людьми! Нет, тебе это не дано, не обольщайся! Просто слепая судьба послала тебе больше денег, чем другим. Вот ты и нанимаешь людей работать на себя за два фунта в неделю пол угрозой голодной смерти. И это называется управление. Никому от тебя никакой пользы. Ты — бесчувственный сухарь. Носишься со своими деньгами, как обыкновенный жид.
— Очень элегантно изволите выражаться, леди Чаттерли.
— Уверяю тебя, ты был не менее элегантен сегодня в лесу. Мне стыдно, безумно стыдно за тебя. Мой отец во сто раз человечнее тебя, прирожденного аристократа.“

„Со своей стороны, я предпочитаю, чтобы мое сердце было разбито. Это так мило, рассвет-калейдоскоп в трещине.“

„Отношение мужчины к женщине — это течение двух рек одна вдоль другой; временами они почти сливаются, а затем вновь расходятся и текут дальше. Это и есть секс.“

„Женщина должна прожить свою жизнь или жить, чтобы покаяться, не пережив ее.“

„Мы должны жить, сколько бы ни упало небес.“

„Деревья к небу тянутся все выше –
В прохладно-серых завитках зари
Их тонкий дух, как через сито,
Рассветом напитал листы.“

„И как бутон, лучами пробуждённый,
Она открыла ясные глаза,
Что были зеленей зари зелёной.“

“Humanity is a huge aggregate lie, and a huge lie is less than a small truth. Humanity is less, far less than the individual, because the individual may sometimes be capable of truth, and humanity is a tree of lies. And they say that love is the greatest thing; they persist in SAYING this, the foul liars, and just look at what they do! Look at all the millions of people who repeat every minute that love is the greatest, and charity is the greatest— and see what they are doing all the time. By their works ye shall know them, for dirty liars and cowards, who daren't stand by their own actions, much less by their own words.”

“We have to hate our immediate predecessors to get free from their authority.”

“The dead don't die. They look on and help.”

“I can't stand Willy wet-leg,
can't stand him at any price.
He's resigned, and when you hit him
he lets you hit him twice.”

“I want to go south, where there is no autumn, where the cold doesn't crouch over one like a snow leopard waiting to pounce. The heart of the North is dead, and the fingers of cold are corpse fingers.”

“Curse the blasted, jelly-boned swines, the slimy, the belly-wriggling invertebrates, the miserable sodding rotters, the flaming sods, the sniveling, dribbling, dithering palsied pulse-less lot that make up England today. They've got white of egg in their veins, and their spunk is that watery its a marvel they can breed. They can nothing but frog-spawn — the gibberers! God, how I hate them! God curse them, funkers. God blast them, wish-wash. Exterminate them, slime.
I could curse for hours and hours — God help me.”

“Men! The only animal in the world to fear!”

“Mrs Morel always said the after-life would hold nothing in store for her husband: he rose from the lower world into purgatory, when he came home from pit, and passed into heaven in the Palmerston Arms.”

“Ours is essentially a tragic age, so we refuse to take it tragically. The cataclysm has happened, we are among the ruins, we start to build up new little habitats, to have new little hopes. It is rather hard work: there is now no smooth road into the future: but we go round, or scramble over the obstacles. We’ve got to live, no matter how many skies have fallen.”

“The Rhine is still the Rhine, the great divider... Immediately you are over the Rhine, the spirit of place has changed... It is as if the life had retreated eastwards. As if the Germanic life were slowly ebbing away from contact with western Europe, ebbing to the deserts of the east.”