Франц Вертфоллен цитаты

страница 9

„Это не система. Это люди. Это я, это мы, это вы, это все. Это не система. Это люди. Все люди каждым своим вздохом хотят заслуживать одобрения малодушной дряни. Это мы строим на себе вот такие системы, которыми потом возмущаемся. А нет системы в реальности. Построить себе идола и поклоняться, построить себе дьявола и скидывать все на него. Но строитель-то один — мы. Нет системы, есть подлость. Во мне, в тебе, во всех, в каждом. Озлобленная малодушная подлость, отводящая глаза от своих отражений и с пеной у рта старающаяся заслужить себе оправдание. Одобрение заслужить, галочку. Влепите мне галочку, господин следователь, что я хорошая. Погладьте меня по голове и отпустите. Вот она "система".“

„Бич человечества — это ленность мысли. Ты хочешь что-то понять в жизни — тебе приходится пользоваться мозгом. Тебе нужно себе формулировать вещи. Тебе нужно вдумываться в слова, не ждать, что тебе принесут решебник, а самому учиться создавать в своем мозге извилины.“

„Сидеть и бояться, что у тебя не получится - это самое ненужное проведение времени.

Потому что, если у тебя не получится с первого раза, то получится с десятого.
Лишь бы ты не зажимался на дело, а, наоборот, каждый раз открывался и проделывал работу над ошибками.
Каждый раз анализировал: "Что происходит?", "Как тебе это изменить?".

Всё. Вот с таким подходом, рано или поздно, у тебя обязательно всё получится.“

„Сидеть и бояться, что у тебя не получится - это самое ненужное проведение времени.

Потому что, если у тебя не получится с первого раза, то получится с десятого.
Лишь бы ты не зажимался на дело, а, наоборот, каждый раз открывался и проделывал работу над ошибками.
Каждый раз анализировал: "Что происходит?", "Как тебе это изменить?".

Всё. Вот с таким подходом, рано или поздно, у тебя обязательно всё получится.“

„Любые отношения — это живая вещь. Они строятся там, где есть тепло и желание делать что-то друг для друга. Не бартер "ты мне - я тебе". А желание. Только на этом можно строить что-то рабочее. Только такие отношения дают тебе настоящее счастье и тепло.

(с) Франц Вертфоллен "Шот Жизни"“

„Мы все застреваем в чём-то одном. Как печенье в формочке. Вот ты себя выпек в виде звёздочки, и теперь иное что-либо, даже если ты чувствуешь это что-то иное – тебе его не проявить. Но вот ты – только сегодня ты вскочила там наверху – потрошить! А ты ведь не будешь. Ты и мухи не выпотрошишь. Формочка у тебя уже не та. Печенье легче сломать, чем изменить в форме. Как бы мне, как бы тебе ни хотелось потрошить уродов, мы с тобой об этом только болтаем. Потому что уже пропеклись как… не знаю… дурочки с переулочка.“

„Когда чувствуешь счастье, ты и не можешь представить себе безрадостный мир. И, наоборот, когда счастья нет, ты даже не можешь представить, что ещё недавно оно искрилось в тебе.“

„Жить – это проживать без оглядки то, что разливается по крови.

Не прятать, не отрицать,

а вот оно – всё моё, и моё с излишком!“

„Дышать розой,

мятой

и ликованием.

Которых завтра уже не будет,

но они есть,

вот они тут

сейчас.

Только сейчас.

И надо вобрать их – столько, сколько влезет в моё тесное-тесное сердце.“

„Схватить синее платье, отпороть от него все финтифлюшки – пусть грубо, пусть ножницами, я накину платок.

Схватить сандалии, сумочку с чековой книжкой, и тихо – босой – улизнуть через черный ход.

Ловить отражение в витринах.

Ловить запахи выпечки, взгляды прохожих, солнце.

Чувствовать себя живой!

Вот живой!

Не отгороженной от людей, но –

вот я, люди!“

„Времена все свернутся в кольца, бирюзою застыв внутри, когда в небеса взовьется звон твоей обожженной земли – из волчонка ты станешь – волком, из котенка ты станешь – львом, и закружатся проволокой тонкой кобра с ястребом надо лбом.“

„Ты не можешь быть поэтом, если ты мутишь воду. И если ты лужа.

Лужа, которая мутит воду, чтобы казаться глубже.“

„Может, поэзия – это чувствовать то, что весь остальной планктон от пережатости не замечает.“

„Роскошь - это чудо вокруг существ, способных писать и переписывать мир.“

„Нет мест, где мы бы хорошо выживали без цивилизации. Вот так. Поэтому прогресс – это такая штука; ты на нее подсаживаешься, ты не можешь с нее слезть. И он никогда не может замереть и стоять на середине. Ты либо идешь вперед, либо ты катишься в каменный век. Всё. Ты подсаживаешься на прогресс, тебе нужно идти вперед, но нужно идти вперед, делая себя лучше.“

„Я осязал неосязаемые прутья своей мысленной клетки.

В этот момент я осязал стекло, отгораживающее меня
от мира,

стекло, которое выдул
сам.

Я осязал.

И слегка-слегка, как ребёнок на дне рождения, когда притаскивают верёвки со сладостями, как ребёнок, который тянется – на носочках уже – вот-вот, достать б языком свисающую «липучку» - руками нельзя – языком хотя бы – подпрыгивая, но «долизать» - вот так кончиком языка я зацепил ощущение себя

более вовлечённого в жизнь.

Как это я, но который больше.

Я смелее.

Я чище.

Я, который не отступает перед кочками лобстером,

не пятится крабом,

а просто берёт и решает.

Почему всё кажется настолько базовым?

Это текила или это мы, идиоты, трезвыми столь безудержно себе врём, усложняя простейшие схемы: не нравится – встаёшь – делаешь.“

„ГЕРБЕРТ: Виват!

Бдум – сошлись бутылки.

До дна?

In vino veritas – ищи правду на дне бутылки.

Но кто его знает, где там это дно.

Горько! Горчит! Эта не та текила!

Это текила с твоим отпечатком губ – впиться и не отпускать.

Горькое-горькое горлышко – как кофе с лимоном.

Я люблю вас.

Виват!

А вообще всякий раз, каждый тост – за любовь.

За что ещё пить?

Чем жить

ещё?“

„Все хотят, чтобы будущее с ними случалось. А с вами может случаться будущее, когда вам три года. Потому что вам все еще три года и будущее действительно с вами просто случается; ваше тело просто растет. Хочешь-не хочешь, а оно просто растет и меняется. Ночь просто сменяет день. В три года будущее – это то, что наступает само по себе, в 30 лет это уже не так. Да даже в 20 лет это уже не так. В 20 лет будущее – это то, что ты себе пропишешь.“

„Честь и честность — они не просто однокоренные. Когда ты честен, только тогда у тебя есть сила, и только тогда будет честь. Когда ты маленькое самооправдывающееся ничтожество, тебя никто никогда не будет воспринимать серьезно, и все твои слова, как бы правильны ни были, они всегда будут шелухой.“

„Глупо ждать предвкушений будущего, когда оно – вот. Его нет. Это просто наша картинка мира.“

„Когда я в пятнадцать открыл, насколько люди считают меня уверенным в себе, я был слегка удивлен. Не то, чтоб я не уверен, но как мне не видеть абсурдность всех взаимодействий? Люди несуразны в общении – неуклюжи и голы, как не видеть этого в окружающих и, прежде всего, в себе?“

„Тоже мне – сказка про прутья. Ну и что, что десять хворостин не переломить, как одну? Их можно перепилить. Построил себе лесопильню и хоть упились – хоть сотни хворостин за раз. Это временная мера. Если мы говорим о твердости, а тут такая твердость нужна, так будь тем, что не сломать, ни перепилить. Будь бриллиантом. При чем здесь одна хворостина или десять?“

„Отказываться от своих желаний – это хуже даже, чем от слов своих отказаться. Если так долго делать, желаний не останется. Как только у тебя не остаётся искренних желаний, ты – труп. Ты не знаешь больше, из чего тебе жить.“

„Запах травы.

Травы и Кампании.

Зрение смазано.

Птицы поют. Отчего-то я убежден, что это дрозды.

И мне хорошо.

Я держу тебя за руку, зрение распыляется, но мне хорошо.

Так хорошо – больше нет ничего в моей жизни, что я не принимаю.

Вот я.

Полностью.

Со всем, что во мне не полно. Со всем, что изломано и растресканно моим невовлечением в жизнь –

каждым моментом, когда я не сделал или замолчал.

Или заленился.

Вот я, смотри! Существо с Древа Познания с устами горькими – сладость текилы.

Я любил вас

всегда.

Я просто был слишком трус, чтобы то знать.

Чтоб разрешить себе знать.

Разрешить
себе.

Уткнуться тебе в плечо.

Так хорошо, что вот так б и умереть.

И навсегда остаться нести запах эвкалипта и… перегара? Хер! Пусть перегара.

Остаться призраком, чтоб никогда уже не покинуть момент.

Остаться из ужаса, что вся остальная жизнь не будет и чуточкой от этих поющих дроздов, огоньков

и полной

абсолютной

предвечной свободы

от своей человечности.

Да!

За ловцов душ!

Виват.“

„Свобода выбора тут проста – ты поддерживаешь божественное настоящее –

настоящую суть – та, которая Слово –

ну или ту, иллюзорную, которая разложение.

Вот и вся свобода выбора, что дана каждому – от комара до пророка.

И пусть это бог против бога в конечном счете, но отвечать за выбор свой каждому лично.

Выбираешь днище, говнище и разложение – тебе отвечать самому, потому что выбор был дан в твои руки, и ты виноват, что они не крепки. Ты виноват в том, что не разобрал, где настоящее, а где – так, декорация до Судного дня.

Каждому отвечать.

И пока бог сражается сам с собой, нам ведь тоже с собою биться.

Но можно делать это со слизью и жалостью, а можно осознавая, что именно эти сражения и высекают из нас – пыли и глины – искры такой красоты,

когда бог и дьявол жмурятся в восхищении.“

„Всё зависит от людей. Начни люди в точке X вовлекаться больше в жизнь, работать старательнее, травить тараканов в себе, и их влияние на мир возрастает. А начни массово замыкаться в себе и своих обидках – добро пожаловать в каменный век.“

„Если ты кусок космического мусора в виде кометы, которая так старается не вовлечься, что постоянно убегает куда-нибудь за пояса астероидов, ты всё равно сгораешь. Сгораешь постоянно, но живешь только в те короткие мгновения, пока зажато и испуганно пробегаешь мимо звезды. И можно протянуть сто один миллион лет, из которых девяносто миллионов – это прозябание где-нибудь на задворках, где обретаются только остатки того, что так и не сумело стать планетами. А можно прожить пусть шестьдесят миллионов, зато из которых жизнью можно будет назвать если не все шестьдесят, то хотя бы миллионов сорок. Сорок миллионов проведенных у Солнца, а не в мусоре.“

„Самое лучшее, что вы можете для себя сделать, чтобы не попадать или попадать в меньшее количество травматичных, отвратительных ситуаций, это не надеяться ни на какие защиты извне. Но это значит быть человеком, который не боится брать на себя ответственность за свои решения. Становиться взрослым человеком, который проделывает всю эту работу сцепки со своими эмоциями, формулирования себе ситуации, сразу в моменте формулирования: что я хочу, к чему я иду, что я делаю.“

„Нет людей, которые не любят и нуждаются в любви. Когда вам одиноко, когда вам холодно, это оттого, что вы ни к кому тепла не проявляете, вы ни к кому не проявляете вовлечения. Ты хочешь быть важным людям - так делай. Тогда ты становишься частью жизни других людей.“

„Знаешь, Кэт, ложь всегда слышно, она дребезжит, как люди. И силы в ней нет. И жизнью она тебя не наполняет. Ложь труслива и прячется.“

„Не абсурдно ли это — так кастрировать желания?
Угадывать, что правильно хотеть, вместо того, чтобы научиться слышать себя.
Чтобы знать, что же тебе на самом деле хочется, нужно иметь смелость хотеть и иметь сердце, которым чувствуешь мир.
Уязвимое сердце, живое.“

„ЛУИДЖИ: Да, в вашем возрасте всё так окончательно. Любое «нет» на века. А потом подрастаешь и понимаешь, что все трагедии мира на самом деле комичней любых придуманных шуток. Будь я вами, я бы не переживал. Я б распушил больше ваши роскошные локоны, надел бы серьги позвонче, помаду поярче и улыбался б, заражая всех жизнерадостностью. Благо, её-то у вас в достатке.“

„Я люблю вас – и это не утверждение,

не проживание,

это энергия изначальная, та, чьи вибрации дают электроны, фотоны, нейтрино,

это энергия, из которой строится мир –

я люблю вас, халиф.

И это столь же неиссякаемо и нераспадаемо, как электрон.

И даже черной дыре не пережевать того.“

„Благословенны те, кто учит нас любить, потому что любовь, чудесно заряжает наши внутренние батарейки.“

„Ян, нет «их» и «нас», «вас» тоже нет, Ян. Есть люди. Ты понимаешь, это не про нацистов и евреев, Ян! Не про украинцев, латышей, русских, что работают охранниками и избивают заключенных. Это не про охранников и заключенных вообще. Это про людей! Я видел, как еврей забил еврея кочергой. Стоял и выбивал зубы, долго и старательно. Я видел, как немец-охранник отпаивал спрятанного ребенка с бронхитом. Нет «их», «нас», «вас», есть стадо людей. Вот и всё. И в этом стаде, через что бы оно ни проходило: войны, чума, самоуничтожение – в этом стаде надо искать добро в себе. И делать добро. И учить добру, Ян. Не жалости к себе. Щедрости и благодарности надо учить.“

„Романтическая литература идеализирует и романтизирует психозы и любые подобные проявления человеческой ущербности. Я лишился любого к ним сострадания, потому что, когда поработаешь с такими «сознаниями», становится как день ясно, что это всё – от вранья себе. От возведенного в культ нежелания брать ответственность за свою жизнь и менять её к лучшему самому. Они не «не могут», они так не хотят брать ответственность за малейшую свою ошибку, что предпочитают вывести свой мозг даже из химического равновесия, лишь бы только и дальше жалеть и выгораживать себя.“

„Твои выборы и есть твоя жизнь. Делаешь херовые выборы, живёшь херовую жизнь. Это справедливо, как госпел. Жизнь – не зефирка, тебе никто не обязан её шоколадить.“

„Я не боюсь больше боли от битв.

Я её предвкушаю.

Я праздную всё, что красит мир в алый

воли твоей.

Все умрем, было б за что!

Я праздную всё, что красит мир в алый.

О, как легко жить без экзистенциального отрицания жизни!

Как легко, когда ты принял – да, вот я!

А вот бог, и вот дьявол, и они играют, флиртуют, крушат и рисуют мир.

А вот я и быть мне по выбору моему – оруженосцем.

И хватит меня на столько, на сколько хватит,

но до последнего выдоха ваш.“

„Что такое травма? Это ужас твоего мозга, что такое может повториться. Это очень неприятный опыт. Но травма создается не с любым неприятным опытом, а с тем неприятным опытом, где твой мозг знает; «мы не защищены. Мы как не знали, что делать в этой ужасной ситуации, так и дальше не знаем. И если эта ситуация придет снова, мы также больно и тяжело попадем»

И единственно, когда твоя травма уходит – это когда твой мозг убеждается; «Аллилуйя, мы изменились, теперь мы знаем, что делать в такой ситуации, и даже если она повторится, мы будем знать, что делать и мы уже не попадем так больно и так сильно.». И вот тогда травма уходит. Но для того, чтобы травма ушла, нужно научиться быть другим человеком.“

„В искусстве, как и во всех других сферах нет табу.
Нет чего-то, что однозначно плохо и чего-то, что однозначно хорошо.
Нет таких разделений.
Потому что мир — хаос.
Но он может быть контролируемым хаосом, когда у тебя работает сердце и мозг.
Когда ты не обезьяна, а лепишь из себя человека. Со скромностью.
Такие дела.“

„Скромность — это отсутствие золочёных идеализированных картинок себя.
Когда ты знаешь, кто ты сейчас, тогда ты можешь лучше понимать, к чему ты идёшь.“

„Распускай, девочка,
кудри.

Верь послушнику
святой инквизиции –
если грешить,
то грешить со смаком,
размахом,
взмахом
имперским.
Да защитят нас перстни
прелестниц
Раав
и Магдалены.“

„Нет в шелках благодати
тихой,
что есть в сердце
нашедшем,
кого любить.

Благословенны воины твои,
что несут
в чернобурках,
во власянице ли,
мечом, посохом, кровью,
но несут глине бесформенной
дыхание твоё.

И оживает глина.

И становится меньше грязью, больше – подобием твоим.

Смотри, Господи,
вот я,
а вот честь моя,

и отныне имя ей —
верность.“

„Не возвышайтесь над братьями,

ибо на каждого найдется время его
глупости
и отчаяния.

Не сохраняйте зло в сердце,
но называйте его человеку,
посеявшему зло в вас.

И называя, ищите не ссоры, но примирения,

не оправданий, но исправления
глупости в себе

и в задевшем вас.“

„ГЕРМАНЕЦ: Страх не связан ни с чем.
Он как волна от изменений.
Мы просто все
неправильно
распознаем сигнал.

Твои глаза.
Первые месяцы новорожденного
мозг учится видеть.
Учит цвета,
понимает, как корректировать сумерки,
освещение,
чтобы ты знал,
что на закате лошадь не красная,
но бела,
просто свет – красен.

Мозг учится распознавать
сигналы
с сетчатки.

А вот от сердца сигналов
мы так и не обучаемся
понимать.

Страх, Марций, просто сигнал
о необходимости изменений.“

„Жизнь всегда заставляет тебя принимать решения вслепую.

Делать выборы, гадая, какие последствия упадут

роялем с пятого этажа.

Но если жизнь всегда такова, то что от этого прятаться?“

„Ночной серпантин с поблескивающим луной морем, с лунными тенями от холмов и гор.

Кабриолет дышал ветром. Ветер пах пылью и йодом.

Ветер пах зноем и

счастьем.

Я не осмеливался смотреть на него: я не был уверен – вдруг меня понесет.

Но я всем позвоночником чувствовал, как он переключает скорости.
Как ветер пузырит его рубашку с левым закатанным рукавом, а правым – не закатанным.

Как он щурит глаза, создавая больше морщинок.

Залив то открывался, то прятался от меня.

Иногда дорогу нам перебегало что-то.

Что-то явно суицидальное, желающее попасть под фары и под колеса.

Как я.

Как люди.“

„«Очень важно понимать, что есть вежливость, которая необходима там, где ты видишь человека в первый и последний раз. А есть уважение, которое, наоборот, возникает тогда и только тогда, когда человек его начинает заслуживать искренностью, ответственностью, открытостью, теплом, зрячестью – проявлением тех качеств, которые, в целом, встречаются довольно редко.»“

„Всё что хочется — сразу цензурится, потому что скорее всего нельзя. И вместо исполнения своих желаний, человек привыкает страдать. А это всего лишь привычка, тупая привычка страдать, вместо того чтобы исполнять что хочется.“