Цитаты о святой

страница 5

„Мир кружится кружевом ванильных подъюбников под шоколадным платьем на кружащейся, счастливой до оскорбительности Марии, вовсе не плачущей под крестом.
Без желтых звезд,
без передников фальшивых служанок, с глазами янтарными не дьяволят,
но святых,
с глазами гвоздичными…
это ж не песни, это ж…
инфаркт.“

„Христиане грешники; они считают себя слишком святыми, но называть их святыми было бы излишним. Я ненавижу христиан. Они оклеветали Иисуса, сказав, что он сказал то, чего не сказал. Это ложное учение христиан о том, что Иисус есть сын Божий.“

„Любовница - это обольщенная энергетическая крыса за семейным столом, которая за чужой счёт решила нахлебаться вдоволь, а после этого возьмётся примерять любовь и отстаивать свои святые права полноценной хозяйки.“

„Нет философа, который не говорил о духе. Говоря о духе, его секрет-откровение Богу, а не нам. Мы не знаем, что такое дух. Мы просто делаем прогнозы. А что значит Святой Дух? Мы часто слышим это слово. Святой Дух сам по себе ангел.“

„Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе – баловство. У него всегда было с десяток заказов плюс всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами – дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял металл выглядеть как камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже – баловался. Он всегда лепил в полный рост.

Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплескивался, разлетался вечерним платьем – роскошью тканей. Из-под убора у святой Катерины выбивались кудри и вились по щекам, по губам приоткрытым, идеальной формы губам, обвивали слезы – мраморные, но столь настоящие, что ты верил – они прозрачны, солены и горячи. Слезы мокрили ей губы, глаза были закрыты, веки легки – как крылья летучей мыши. Как крылья летучей мышки – трепетны, ты верил – вздрагивают веки у святой Катерины в экстазе. И вся фигура из тяжелого мрамора была невесома – вот-вот взлетит. Затанцует по воздуху.

Джанни лепил Катерину со Штази. Но столь великолепной я видел Штази лишь раз – в Италии на скале. Штази в тяжелом халате после вечернего заплыва с полотенцем на волосах, Штази шампанское ударило в сердце, нам по шестнадцать, сумерки липли к нам фиолетовой сахарной ватой. Штази, зацелованная, летняя, кружилась под песни Герберта – в боли, ярости, счастье. В боли от ужаса осознания, что, возможно, она никогда не потянет больше такую открытость, ей никогда не будет так хорошо. В ярости, что детство уходит, что мы с Гербертом соревновались за прозрачную девочку, но теперь она не поспевает за нами. И ей уже никогда не поспеть. В ярости, боли, что это последние лучи солнца, когда она для нас – центр. В счастье – а как без счастья на скалах Италии, когда ты вызываешь легкое опьянение у господа и наисветлейшего из воинов его? Как без счастья?“

„Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе – баловство. У него всегда было с десяток заказов плюс всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами – дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял металл выглядеть как камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже – баловался. Он всегда лепил в полный рост.

Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплескивался, разлетался вечерним платьем – роскошью тканей. Из-под убора у святой Катерины выбивались кудри и вились по щекам, по губам приоткрытым, идеальной формы губам, обвивали слезы – мраморные, но столь настоящие, что ты верил – они прозрачны, солены и горячи. Слезы мокрили ей губы, глаза были закрыты, веки легки – как крылья летучей мыши. Как крылья летучей мышки – трепетны, ты верил – вздрагивают веки у святой Катерины в экстазе. И вся фигура из тяжелого мрамора была невесома – вот-вот взлетит. Затанцует по воздуху.

Джанни лепил Катерину со Штази. Но столь великолепной я видел Штази лишь раз – в Италии на скале. Штази в тяжелом халате после вечернего заплыва с полотенцем на волосах, Штази шампанское ударило в сердце, нам по шестнадцать, сумерки липли к нам фиолетовой сахарной ватой. Штази, зацелованная, летняя, кружилась под песни Герберта – в боли, ярости, счастье. В боли от ужаса осознания, что, возможно, она никогда не потянет больше такую открытость, ей никогда не будет так хорошо. В ярости, что детство уходит, что мы с Гербертом соревновались за прозрачную девочку, но теперь она не поспевает за нами. И ей уже никогда не поспеть. В ярости, боли, что это последние лучи солнца, когда она для нас – центр. В счастье – а как без счастья на скалах Италии, когда ты вызываешь легкое опьянение у господа и наисветлейшего из воинов его? Как без счастья?“

„Больше всего мне жаль только тех людей, у которых не осталось ничего святого.“

„Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе – баловство. У него всегда было с десяток заказов плюс всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами – дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял металл выглядеть как камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже – баловался. Он всегда лепил в полный рост.

Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплескивался, разлетался вечерним платьем – роскошью тканей. Из-под убора у святой Катерины выбивались кудри и вились по щекам, по губам приоткрытым, идеальной формы губам, обвивали слезы – мраморные, но столь настоящие, что ты верил – они прозрачны, солены и горячи. Слезы мокрили ей губы, глаза были закрыты, веки легки – как крылья летучей мыши. Как крылья летучей мышки – трепетны, ты верил – вздрагивают веки у святой Катерины в экстазе. И вся фигура из тяжелого мрамора была невесома – вот-вот взлетит. Затанцует по воздуху.

Джанни лепил Катерину со Штази. Но столь великолепной я видел Штази лишь раз – в Италии на скале. Штази в тяжелом халате после вечернего заплыва с полотенцем на волосах, Штази шампанское ударило в сердце, нам по шестнадцать, сумерки липли к нам фиолетовой сахарной ватой. Штази, зацелованная, летняя, кружилась под песни Герберта – в боли, ярости, счастье. В боли от ужаса осознания, что, возможно, она никогда не потянет больше такую открытость, ей никогда не будет так хорошо. В ярости, что детство уходит, что мы с Гербертом соревновались за прозрачную девочку, но теперь она не поспевает за нами. И ей уже никогда не поспеть. В ярости, боли, что это последние лучи солнца, когда она для нас – центр. В счастье – а как без счастья на скалах Италии, когда ты вызываешь легкое опьянение у господа и наисветлейшего из воинов его? Как без счастья?“

„В доброте - святой правды больше, нежели прописной истины в красоте.“

„Не понимаю, моя ли тут вина
Моя страна давно сошла с ума
Там лижут жопы своих хозяев
Не отличают святых от негодяев“

„Деньги — вот бог. Золото, банкноты, акции — бог отец, бог сын, бог дух святой, един в трех лицах; господь истинный, единый, всевышний, всемогущий, а Уильям Туид — пророк его“

„На глади озера святого.
Я вижу свое отражение.
Видать я рыбою давно уже стал.
Очень странное сие ощущение!“

„Они намного чище, чем вместе все вы взятые
Они видели больше, чем вместе все вы святые
Собравшиеся в кучу, все лже маски тоскаете
Но лицемерно улыбаясь, друг друга полоскаете, за спиной“

„Устои: если женщине что-то не ясно, то пусть спрашивает дома у мужа.
Если уж говорить об утерянной культуре, то на примере гонений на старообрядцев, когда дураками и заблуждающимися назвали всех святых до преж, в т. ч. и Бориса и Глеба, не стоит отрицать, что и крещение Руси братоубийцем Владимиром, — воспитавшем Ярослава братоубийцей, — не прошло без огня и меча.“

„Мы рождаемся святыми и чистыми
А умираем грешными и обманутыми“

„Святая вера на храм похоже
Крепкие стены, ведь храм то Божий
Нас не сломить и никто не сможет
Еще стоим, хоть и путь наш сложен“

„Неискренность души не может быть прощена – это хула на Святого Духа.“

„«Читая Святых отцов, ясно понимаешь, что разное время отделяет нас, но грехи, страсти, пороки и борьба с ними остаются одни и те же. Время не может изменить людей без воли и усилий самого человека в поиске себя, прилагая на этом пути достаточно сил. Мнение о нас других людей — вот рабами чего становится человек, позируя как перед зеркалом»“

„Святые отцы советуют вспоминать весь ужас происходящего с Христом в последние дни его жизни, последние часы. Гефсиманский сад, Голгофа, замена Вараввы на Христа, бичевание, оплёвывание, терновый венец. Вы только это представьте! Своей болью страдающий Христос погасит все наши маленькие боли. Я это понял. Свою боль и страдания пытаюсь соизмерять с болью и страданием Христа, поставив себя на молитве перед ним Великим. Смотрю на Праведника и им понесенную боль за несправедливость и на себя, со своей мнимой, возможно придуманной несправедливостью и болью. Что больше, что поглотит чужую боль? Сколько святых мучеников тоже страдали, их тела и души. Твоя боль угаснет, если ты не будешь забывать этих картин. Тебе будет легче всех прощать, не держать обид, и жизнь станет другой, наполнившись светом надежды“

„Свят Господь в делах Своих! Особенно, когда делает вид, что трудится.“

„А внебрачное зачатие святых духом считается непорочным?“

„Непорочное зачатие свято и во внебрачной блудливости.“

„Ни в какое святое дело не верил. Кроме прелюбодеяния с монашкой на алтаре.“

„Святые женятся, чтобы не иметь детей.“

„Обычная вода состоит из писателей, а святая - из богословов.“

„О грехах предупреждают не святые, а худшие из худших — поскольку имеют огромный жизненный опыт.“

„Слепо могут верить в любовь — либо дураки, либо святые.“

„Я не жалею о страданиях и особенностях своего физического строения. Они научили и продолжают учить меня тому, что, как мне кажется, ничем другим развить нельзя. Это сила и контроль, возложенные на меня Провидением, которым я должна подчиняться. И последствия этого непрерывного изучения фактов могущественны. Они укрощают в лучшем смысле этого слова и раздувают внутри чистое, яркое, святое, бескорыстное пламя, которое проливает бодрость и свет на многих.“

„Во время поста святой дух почему-то является не святым отцом, а прожорливым отчимом.“

„Ваши овцы, — отвечаю я, — обычно такие кроткие, довольные очень немногим,
теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей,
разоряют и опустошают поля, дома и города. Именно, во всех тех частях королевства, где добывается более тонкая и потому более драгоценная шерсть, знатные аристократы и даже некоторые аббаты, люди святые, не довольствуются теми ежегодными доходами и процентами,
которые обычно нарастали от имений у их предков; не удовлетворяются тем, что их праздная и роскошная жизнь не приносит никакой пользы обществу, а, пожалуй, даже и вредит ему.
Так вот, в своих имениях они не оставляют ничего для пашни, отводят все под пастбища, сносят дома, разрушают города, делают из храмов свиные стойла. Эти милые люди обращают в пустыню все поселения и каждую пядь возделанной земли, как будто и без того у вас мало ее теряется под загонами для дичи и зверинцами.“

„Основы смысла жизни разрушаются на глазах. Какой там Бог, если у власти нет ничего святого. Они даже не понимают, что бегущей строкой курсов акций на экране ТВ они провоцируют народ воткнуть им вилы в задницу. У кого эти акции есть на руках они даже не задумываются.“

„Святая Русь.
— Моё вдохновение.
— Тобою горжусь.
— Нет ни капли сомнения!“

„Колоссальная статистика разводов в браке показывает, что именно в День Святого Валентина любовь длится один день, а не все 365 дней в году.“

„Орден Святого Герасима «За потопление спасающихся».“

„Франкл так же решительно отбросил и идею Юнга об архетипах, которые якобы являются нашим архаическим наследием. «Надо признать, — говорит венский психиатр, — что религиозные „праобразы" существуют, но они не являются архетипами нашего культурного пространства. Этот мир рисунков и символов не дан нам изначально, мы лишь родились, окруженные им. Отсюда понятно, что эти праобразы не архетипы, а молитвы наших отцов, обряды наших церквей, откровения наших пророков, образы наших святых».
Аналитическая психология Юнга сводится, по мнению Франкла, к языческому существованию примитивного религиозного сознания.“

„Библия - свод далеко не нравственных нравоучений. Она прямо предписывает покупать рабов у других народов, и такие люди становятся собственностью, которая может быть передана в наследство и сохраняется за хозяином навечно.

Авраам, библейский праведник, согласно Ветхому Завету, имел множество рабов, в том числе и тех,которых приобрёл, отдав свою жену фараону Египта. Авраам вооружил 318 своих рабов. Жизнь раба оценивалась в тридцать сиклей серебра: столько необходимо заплатить его хозяину, если, например, раба до смерти забодал вол.

Отцы Церкви всегда допускали рабство. Новый завет прямо говорит о том, что если возможно человеку стать свободным, то лучше воспользоваться. Спасибо и на этом... Каноны Православной церкви запрещают принимать раба в клир или монашество без согласия господина, запрещают рабам уклоняться от служения господам и вступать в брак без воли господина.

И Слово Божие, и Вселенская Церковь в лице святых Отцов, никогда и ничего не говорили об уничтожении гражданского рабства. Нет ни слова против! Папы Римские (например, Николай V и Павел III) поощряли рабство военнопленных, захваченных в ходе «справедливой войны» и отказывающихся принимать христианство. Многие из пап имели личных рабов.

Вопросы есть? Разве не понятно, откуда вытекают духовные истоки рабства? Не из канонов ли типа: «Не давайте хазарам, но платите мне», «Не верьте Библии, но верьте мне»? Это и есть религия рабства.“

„Как известно, счастливые и влюбленные часов не наблюдают. И это не случайно. Невозможно наблюдать то, чего нет в природе. Возьмем триаду времени: будущее—настоящее — прошлое (аки отец, сын и святой дух). Здесь время галлюцинирует исключительно отношением субъектов к настоящему.

Но что такое «настоящее»? В смысле «есть»? Это момент мгновенного перехода момента «будущего» в состояние «прошлого». Остановись, мгновение — ты прекрасно! Но так как мгновения времени остановить нельзя (время непрерывно "бежит вперед"), то и физически зафиксировать состояние «настоящего» времени мы не можем. Значит, нет и «настоящего».

«Настоящее» всего лишь кажется, оно уже «было» или еще «будет», но никак не «есть». Получается, что , мы наблюдаем следы событий прошедшего времени, его треки. Как треки кварков элементарных частиц. А если время нельзя остановить, то никакого «настоящего» времени нет и быть не может. Значит, нет и не может быть в настоящем и нас с вами. Устойчивыми понятиями являются два гипотетических состояния: «мы еще будем» , либо «мы уже были». Так что, строго говоря, в рамках современных понятий и представлений человечества о пространстве и времени, мы, конечно, не существуем. С чем я нас и поздравляю.“

„Сначала фаворский свет был не святым, а коммунальным. Потом поставили счетчики и он начал исчезать бесследно.“

„Вот Ведьма смеётся,
Ухмыляется Кот,
Там оскалился Зверь,
Хохоча во весь рот,
И с улыбкою
Жнец свою плату берёт…
Здравствуй, День Всех святых — Новый год, Новый год!“