Цитаты о спорте и упражнениях

„Не читайте, как дети, чтобы развлечь себя или любить честолюбивых с целью обучения. Нет, читай, чтобы жить.“

„Ягодичные мышцы — это то, что делает шахматы спортом.“

„Одной из целей образования должно быть обучение тому, что жизнь драгоценна.“

„Обучение никогда не заканчивается, Ватсон. Это череда уроков, и самый важный — последний.“

„Все говорят, что футбол — сложный бизнес, в котором трудно преуспеть. Но не надо забывать, что это еще и замечательная игра.“

„У меня нет нужды отвечать критикам. Я знаю, как и все, кто окружают меня, на что я способен. В футболе бывают взлеты и падения, и на неудачную игру можно ответить лишь хорошим выступлением в следующем поединке. Поэтому я не слушаю, что обо мне говорят другие, я просто стараюсь сосредоточиться на игре и пытаюсь получать от нее удовольствие.“

„Если игрок ЦСКА нарушает правила, то это нарушение правил со стороны соперника ЦСКА. В этом дух футбола, самая его суть. Те, кто это не понимает, вредители.“

„Я играю в гольф не ради соперничества. Я всем говорю, что жульничаю, чтобы со мной не играли на деньги. Вот что мешает смотреть футбол. Все делают ставки. Люди не хотят следить за игрой: они следят за прогнозами букмекеров.“

„Сегодня ЦСКА показал футбол очень хорошего уровня. Единственное упущение — несколько раз позволили соперникам подойти к нашей штрафной.“

„Чиновники нам предписывают понимать образование как «платную услугу». Но качественное обучение без воспитания невозможно. А воспитания не бывает без идеологии.“

„Лектор должен дать аудитории полное основание верить, что к ее удовольствию и обучению были приложены все его силы.“

„Страна вправе называть себя спортивной, если большинство ее населения испытывает личную потребность в занятиях спортом.“

„Обучение путем подачи хорошего примера часто — самый эффективный, а иногда — и единственно возможный метод.“

„Когда мы читаем книгу, глаза устают и, чтобы дать им отдохнуть, мы разглядываем картинки. Рисунок помогает представить описанное словами. Рассказ оживает благодаря рисунку, и не может быть рисунка отдельно от рассказа. Так я думал. Но, оказалось, был не прав. Два года назад, находясь в Венеции в качестве посла нашего падишаха, я увидел там работы итальянских мастеров. Не зная, какие сюжеты они иллюстрируют, я старался понять суть нарисованного. Однажды я увидел рисунок на стене дворца и застыл, потрясённый. Это было изображение человека, просто человека, такого же, как я. Гяур, конечно, не из наших. <…> Рисунок отображал всё то, что было важного в жизни: панорама поместья, видневшегося из открытого окна, деревня и лес, который казался живым благодаря оттенкам сочных красок. На столе перед человеком — часы, книги, ручки, карта, компас, коробки с золотыми монетами, прочие предметы непонятного мне назначения, которые я видел и на других рисунках. И, наконец, рядом с отцом — прекрасная, как сон, дочь. Я понял, что этот рисунок и есть рассказ.“

„Эффект обучения в раннем возрасте подобен гравировке по камню.“

„Душевные блоки, люди в коробках, я в шоке
Залипли, как кнопки на старой Nokia“

„Цель обучения - показать людям, как учиться для себя. Другая концепция образования - воспитание.“

„Мне представляется, например, что о моём писательстве можно написать книгу, которая была бы вообще обособлена от литературной почвы, а говорила бы, что я исполняю роль антенны, которая с упреждением выхватывает открытия или обороты научной мысли в области фундаментальных понятий.
<…> если считать, что я величина первого класса, то и заниматься мной должны величины того же самого класса. А на деле те, кто принимался за мое творчество, всегда стаскивали меня вниз. Только становилось ясно это позднее. Если кто-то восторгался Лемом, то потом оказывалось, что прежде всего его восхищают летающие тарелки, а литература находится на четвёртом плане. <…>
Я думаю, что если бы нашелся такой странный историк литературы, который закопался бы во все эти <польские публикации обо мне> и лишь потом взялся за мои книги, то он вынес бы картину величайшего сумбура и «запутанности» в голове. Кроме рецензий на мои дискурсивные работы, он очень немногое узнал бы о моем творчестве. Чтение этих текстов подтвердило моё, до сих пор интуитивное убеждение, которое было основой моей политики: не читать рецензии. Ибо оказалось, что личности, считающиеся отечественными интеллектуалами, уверены, что чтение Лема наносит им вред. На здоровье! Это забавно, потому что подобные взгляды были озвучены уже после «Суммы технологии» и целой массы других книг. Это скорее печальный симптом.
<…> таксономия моих рецензентов, если её проводить в диахроническом плане, справедлива, но в синхроническом — уже нет, поскольку их тексты возникали на протяжении более четверти века.“

„Как за телами следуют тени, так и за исполнением заповедей — искушения, ибо никто, сказал Великий Антоний, не войдет в Царство небесное без искушений. И так не удивляйся, сын мой, что, заботясь о спасении своем, ты встречаешь искушения и скорби. Но терпи без смущения и молись, благодаря, что ты, за исполнение заповеди, сподобляешься быть в искушении, для обучения и испытания души твоей. Благий Бог да подаст тебе во время искушения внимание и терпение.“