Цитаты о ван

„Американские коллеги объяснили мне, что «низкий уровень общей культуры и школьного образования в их стране — сознательное достижение ради экономических целей. Дело в том, что, начитавшись книг, образованный человек становится худшим покупателем: он меньше покупает и стиральных машин, и автомобилей, начинает предпочитать им Моцарта или Ван Гога, Шекспира или теоремы. От этого страдает экономика общества потребления и, прежде всего, доходы хозяев жизни — вот они и стремятся не допустить культурности и образованности (которые, вдобавок, мешают им манипулировать населением, как лишённым интеллекта стадом)».“

„ЛСД помогает по-новому взглянуть на действительность. Ты попадаешь в мир, в котором жили Ван Гог или Блейк.“

„Вы не должны быть величайшим певцом в мире. Всё, что нужно для серьёзного успеха – это быть уникальным. Всякий раз, когда вы открываете рот, люди знают: «О, это Ван Моррисон». Или: «А вот Боб Дилан». Или: «Боно». Вы должны иметь характерный голос, который сродни уникальному отпечатку пальца. Тогда ваш тембр сделает за вас половину работы.“

„Вообще, мир, в котором бродит ван Вогт, странен. В этом тёмном и мрачном мире средневековые правители летают на ракетных кораблях, супермены рассчитывают на ловкость пальцев, лидеры левых являются также и лидерами правых, а каждый герой обладает 32-калиберной невероятностью в заднем кармане брюк.
В отсутствие Хайнлайна, Хаббарда, де Кампа и других ушедших из Astounding'а предвоенных писателей, ван Вогт выглядит гигантом. Однако он вовсе не гигант, а пигмей, который научился работать на пишущей машинке-переростке.“

„Что было бы действительно интересно, и гораздо труднее, так это попытаться выяснить, почему [эти примитивные потуги, большинство произведений science fiction] столь популярны. Это не может осуществляться в вакууме — критику придётся изучить опубликованные мнения на произведения, поговорить с читателями, возможно, даже интервьюировать автора. Я оставил подобную работу несделанной, когда писал свои эссе о произведениях ван Вогта в сороковых годах. Ван Вогт открыл для себя, впервые, насколько я знаю, такую практику: в тот период при написании своих историй он чередовал периоды сна и бодрствования каждые девяносто минут и делал заметки. Этим и объясняется достаточно многое о его произведениях, и то, что действительно бесполезно нападать на них в соответствии с условными стандартами. Если в произведении есть фантастическая непротиворечивость, которая сильно влияет на читателей, то, вероятно, не имеет значения, если им не хватает обычной непротиворечивости.
Таким образом, меня беспокоит то, что кажется мне тенденцией рассматривать SF-произведения, как если бы они были эссе другого рода — как будто только содержание имеет значение. Когда делается так, всё, что оживляет произведение, утекает сквозь пальцы критика. На самом деле, во многих случаях ошибочно ставить содержание на первое место, т.к. то, что выглядит содержанием может оказаться тем, что автор использует лишь для усиления художественного эффекта, чтобы заполнить дыры в повествовании.“

„Многие из романов Дика, прочитанные по отдельности, могут показаться кладовками, заполненными хаотичными и сложными идеями, как если бы автор пытался уместить в одну вещь сразу всё, что пришло ему в голову. Возможно, этот недостаток проистекает от тогдашней обстановки на книжном рынке и от тех жёстких ограничений по объёму, которые издательство «Эйс» установило для своих авторов. С другой стороны, можно поспорить: а стали бы его романы такими глубокими и богатыми по мысли, будь они хотя бы на четверть длиннее? Чудесная, многоуровневая паутина тем и концепций, образовавшаяся в результате такого вынужденного «процесса конденсации», придаёт творчеству Дика некий специфический привкус, ту самую характерную особенность, которая делает его творчество поистине уникальным. Непокорное, эксцентричное, экстравагантное — в любом случае, оно свидетельствует о том, что Дик, по-видимому, первый настоящий гений в фантастике со времён Стэплдона. Он — некий своеобразный гибрид Диккенса и Достоевского, обладающий даром комизма и увлекательности первого и трагической глубиной второго, но выбравший, тем не менее, такой вид литературы, где его эксцентричность пришлась как нельзя ко двору. В любом случае, как и многие НФ-писатели, он узнал и полюбил этот жанр, читая журналы задолго до того, как сформировались его литературные вкусы. Он так и не оправился от первого увлечения запретными прелестями ван Вогта.
Дик — один из мастеров современных неудовлетворенностей, в лучших традициях описателей безнадёжности, которая проходит через Свифта и Хаксли. Для Дика нет простых решений, нет лёгких установок и всемогущих супергероев. Его герои, часто хилые, часто совсем не отвечающие ситуации, стоят по колено в технологических отбросах и смотрят с тоской на видения, которые выходят за пределы их понимания. Настроение, доминирующее в книгах Дика, сродни угрюмым метафизическим комедиям — как, например, в сцене из романа «Снятся ли андроидам электроовцы?», где Рик Декард, уже полностью избавившийся от иллюзий, вдруг делает открытие, что жаба, которую он подобрал в пустыне, надеясь, что это последний экземпляр исчезнувшего вида, вовсе не живое существо, а всего лишь машинка. Эта жаба внушает нам такое же сильное отвращение, смешанное со смехом, как и робот у Гаррисона, работающий на угле (хотя там пафоса больше); должно быть, мы бессознательно противопоставляем эту жабу и этого робота великому образу Человека, Сына Божьего, видим их как символы одновременно и наших достижений и наших падений — нашего наследства Франкенштейна, превращённого в тягостный фарс.“

„Людвиг Ван Бетховен имел плохое зрение и поэтому в потере слуха не видел ничего плохого. Это и помогло ему стать гением.“

„…Вот почему на автопортрете Ван Гога изображен Поль Сезанн.“

„Что поражает меня в произведениях ван Вогта (большинство из которых описывают будущее), так это регулярность, с которой почти во всех из них формы правления связаны с абсолютной монархией; и монархи в этих историях неизменно изображаются сочувственно. <…“

„Среди французских романистов он стоит рядом с Золя, подобному тому как среди художников рядом с Рембрандтом стоит Вермеер Дельфтский… Винсент ван Гог“

„Тео, этот самый Милле — просто что-то! Винсент Ван Гог“

„Только в автопортретах Ван Гога, как мне кажется, выявляется такой же настойчивый поиск сущности человека через познание самого себя.“

„Классический наследник Уэллса, Джон Уиндем, поступил как разбойник/плут: труд своего мастера и учителя он попытался дополнить везде, где в его понимании существовала требующая заполнения брешь. Однако как не может быть Ван Гогом тот, кто рисует как Ван Гог, так и Уиндем не смог добавить к работе Уэллса ничего принципиально нового. В своей работе Уиндем руководствовался известным принципом эскалации…“

„Как доказали Найт и Блиш, фантасмогорическая акробатика Ван Вогта не служит никакому общему смыслу. Ван Вогт не разрешает заданных им самим загадок; не делает выводов из того, о чём шла речь ранее — он только поспешно фиксирует мысли, чтобы на них хаотически нагромождать очередные. Таким образом, Ван Вогт не гипнотизирует внимательного читателя, он его только усыпляет; этот сон — результат нарастающей скуки, а не покоряющего магнетизма. Единственная проблема, которую представляет проза Ван Вогта, это её рыночный успех, который интеллигентного читателя, каковым является Найт, одновременно раздражает и оскорбляет. Как может пользоваться огромной популярностью произведение, бессмысленность которого так однозначно доказал Найт? Однако в этом нет никакой глубокой тайны. Китчевая чепуха успешно удерживается на плаву, потому что на неё существует большой спрос. Поклонники Ван Вогта не забивают себе голову неопровержимой аргументацией Найта. Вероятнее всего они ничего о ней не знают и наверняка ничего и не хотят о ней знать. Они получают от Ван Вогта целую вселенную вместе с её жителями, войнами, империями, отлично организованную, при этом в своей тотальной бессмысленности незамедлительно объясняемую, закрывая при этом глаза на то, что им насаждается оглупляющая ложь. Пожалуй, больше на эту тему сказать нечего.“

„Я думаю, что определённые сочетания и расположения слов могут иметь почти гипнотическую силу; именно такие возможности иногда демонстрировал Ван Вогт. Им он обязан своей известностью, а не длинным и скучным романам, в которых проблески гипнотического очарования случаются очень редко и длятся краткие мгновения.“

„Ван Дайк гордился тем, что он голландец. Возможно, его страна и маленькая, но именно голландские мореплаватели построили торговую империю, достойную зависти других стран. Их города — Амстердам, Делфт, Антверпен, в которых ряды высоких островерхих домов обрамляли неспешные каналы и судоходные пути, — были раем для людей искусства, учёных и вольнодумцев со всей Европы в этот золотой век Рембрандта и Вермеера.“

„Мы видели, что ему удалось войти в доверие к боерам, в особенности же к ван Дорну, но видели также и то, что, не будь его, они не лишились бы всего своего стада. Цеце успели заразить своим ядом лишь часть животных, нетронутые же этим насекомым животные были отравлены уже Моором. По его же милости погибли и бараны. Он отлично видел, что они едят ядовитое растение, и не только не помешал им вдоволь насытиться, но ещё радовался, глядя, как жадно они набросились на пищу. Это было началом его мести.“

„Государь Император, по-видимому немного смущенный, сказал мне: «А знаете ли, Сергей Юльевич, я решил взять Порт-Артур и Да-лянь-ван и направил уже туда нашу флотилию с военной силой, — причем прибавил: — Я это сделал потому, что министр иностранных дел мне доложил после заседания, что, по его сведениям, английские суда крейсируют в местностях около Порт-Артура и Да-лянь-ван и что, если мы не захватим эти порты, то их захватят англичане»“

„…Как вы находите Париж, господин Ван Гог? — спросил он, повернувшись к Винсенту.
- О, мне он очень и очень нравится. Tien! C'est curieux!
- Ведь есть же люди, которым он нравится. Что касается меня, то я считаю его огромной помойкой, не более. Вся цивилизация - помойка.“