Франц Вертфоллен цитаты

страница 5

„ГОТТЛИБ: Франц говорит, что мы действуем, как марионетки, мы не на
результат работаем, но на ожидания от нас. Так войны проигрывают.“

„Ты не можешь получать удовольствие, если по сути ты жалкий перепуганный карп, прячущийся у себя под диваном.
Мама, не надо бояться шторма, надо им быть.“

„Прикрыв рот салфеткой, принцесса захохотала
переливчатым смехом существа, пережившего всё,
и даже готового на большее.

– Франц Вертфоллен, "О летучих змеях. Неаполь"“

„Усталость никогда не после, всегда до изменения реальности. До больших вещей больше всего устаешь.

– Франц Вертфоллен, "О Летучих Змеях. Неаполь"“

„На первом месте должно стоять не то, против чего ты, а то, ЗА что ты стоишь. Это себе стоит напоминать почаще, иначе легко devenir un très méchant fou (обозленным сумасшедшим – цитата из Рэмбо).

– Франц Вертфоллен, " О Летучих Змеях. Неаполь"“

„И так я понял, что провинциальность – не глупость и чванство, не напыщенность. Это всё – побочные эффекты. Провинциальность – это вымирание. Нехватка жизни. Нехватка сил жить.
Когда городок провинциален – он умирает, тухнет, может живописно и мирненько, а тухнет.
Когда человек провинциален, неважно, сколько энциклопедий он знает – он затхл, убог, бесполезен. Провинциальность – это не привычки или произношение, это желание залезть под корягу и там издохнуть мшистым, осоловелым карпом. Карпом, что если подергивается, то, как водоросля, от течения просто.

– Франц Вертфоллен, "О Летучих Змеях. Неаполь"“

„Вот! Вот, что это! Декорации! Да – всё пространство вокруг было как попасть за кулисы театра. В жизни ведь всё, что мы видим – это софиты и всматривающаяся в тебя темнота зала, а тут вдруг – прохлада и ты сам – зритель.

Вот оно!

Ты больше не играешь, ты наблюдаешь. И так как актер ты бездарный, наблюдать тебе в сто раз радостнее. Подглядывать.

Только подглядывать – не жить.

Даже не существовать.

Потому что ты и подглядывать не умеешь.

Чтоб уметь хорошо подглядывать – с азартом, с проживанием и сопереживанием, надо хотеть жить, хотеть играть на сцене, а не бежать от неё со всех ног, как бегут люди.

Нужно хотеть информации, а не прятаться от неё за глупые, плоские пыхи формальности.

Но вот ты на секунду – в отслуживших декорациях.

Отшумевших декорациях.“

„ФРАНЦ: … Я хотел нарисовать какой-нибудь красивенький пустячок в цвете…

ГЕРБЕРТ: Туманность, созданную ударной волной звездного ветра вокруг звезд типа Вольфа-Райе, например.

ФРАНЦ: Да, они очень миленькие. Лохматенькие такие.

ГЕРБЕРТ: Но туманность не удалась.

ФРАНЦ: Да, ей не хватило… она была недостаточна туманна.

ГЕРБЕРТ: Заключил наш художник, вблизи знавший оригинал.

ФРАНЦ: Так, Герберт, вы на что намекаете? Что я не знаю, как выглядят туманности вокруг звезд Вольфа-Райе?

ГЕРБЕРТ: Действительно! Какой порядочный человек не знает, как выглядят туманности ударного типа!

ФРАНЦ: Нет такого типа, Герберт. Есть туманности, созданные ударной волной.

ГЕРБЕРТ: Которые, надо понимать, невозможно отличаются от всех остальных.

ФРАНЦ: Конечно! Те, что ударной волной, у них такие облака, как от огромного взрыва в пустыне. Как-будто неисчислимые массы материи создаются где-то в глубине и поднимаются клубами на поверхность. Только они не водяные, как облака, а песочные, из миллиардов песчинок, и настолько они рассыпчаты, что ты прямо можешь почувствовать этот песок на нёбе. Но мне никак не удавалось ухватить эту дымчатость. Чтоб кристально чистый горный воздух, и вдруг в нем дымка и не тумана, но сухого, обжигающего песка.“

„ФРАНЦ: … Я хотел нарисовать какой-нибудь красивенький пустячок в цвете…

ГЕРБЕРТ: Туманность, созданную ударной волной звездного ветра вокруг звезд типа Вольфа-Райе, например.

ФРАНЦ: Да, они очень миленькие. Лохматенькие такие.

ГЕРБЕРТ: Но туманность не удалась.

ФРАНЦ: Да, ей не хватило… она была недостаточна туманна.

ГЕРБЕРТ: Заключил наш художник, вблизи знавший оригинал.

ФРАНЦ: Так, Герберт, вы на что намекаете? Что я не знаю, как выглядят туманности вокруг звезд Вольфа-Райе?

ГЕРБЕРТ: Действительно! Какой порядочный человек не знает, как выглядят туманности ударного типа!

ФРАНЦ: Нет такого типа, Герберт. Есть туманности, созданные ударной волной.

ГЕРБЕРТ: Которые, надо понимать, невозможно отличаются от всех остальных.

ФРАНЦ: Конечно! Те, что ударной волной, у них такие облака, как от огромного взрыва в пустыне. Как-будто неисчислимые массы материи создаются где-то в глубине и поднимаются клубами на поверхность. Только они не водяные, как облака, а песочные, из миллиардов песчинок, и настолько они рассыпчаты, что ты прямо можешь почувствовать этот песок на нёбе. Но мне никак не удавалось ухватить эту дымчатость. Чтоб кристально чистый горный воздух, и вдруг в нем дымка и не тумана, но сухого, обжигающего песка.“

„В духах Нани были яблочные нотки юности, столь сбивающие с толку, столь не подходящие её возрасту, но столь подходящие ей.“

„Чем более жесткие условия выживания в мире, тем больше тебе тепла нужно внутри твоей общины, рода, как угодно вы назовете это сочленение людей.

Но тем больше тепла тебе нужно внутри, потому что если его нет внутри, то ты сдохнешь.“

„Франц не боялся неизведанного.

Он заглядывал в него осторожно, но твердо. Как хозяин, проходящийся по старым сундукам.“

„Не все истории заканчиваются хэппи-эндом, когда зритель может радостно выдохнуть.
Но на печальных историях, тем более, стоит учиться, как на чужих ошибках.“

„Больше всех наслаждался Герберт, зеленоглазым котом похрустывающий кростини и лакающий наши разговоры, как густые, пенные, холодные сливки.“

„Люди любят себе говорить:
"Ах, если бы я был бы…. " и как-то ничего не делать, чтобы дойти до этого места.
Или они себе говорят: "Вот однажды, в 2075 году я, конечно, стану успешным. "
А до 2075 года ты собираешься, похоже, впасть в спячку?
И это не шутка, потому что люди большую часть своих жизней проводят как медведи в спячках, отсутствуя в своей жизни напрочь.

Даже когда они себе определяют какую-то конечную точку, они к ней не идут.
Они не начинают продумывать, какие шаги приведут их именно в эту координату.
Они просто говорят себе: "Ах, если бы, вот однажды… "
И на этом всё.“

„Ты находишь себя только тогда, когда ты готов искать себя постоянно.

Когда ты в каждом моменте, в каждой ситуации не стараешься действовать по каким-то стереотипчикам себя, которые ты уже определил, а когда ты проживаешь эту ситуацию с нуля. Когда ты за всё в своей жизни берёшься немножко с нуля — и очень погружаешься в это, здесь и сейчас, как будто это происходит с тобой впервые.“

„Вкладывать в себя — это не спа, черная икра в золотом напылении, личный Боинг, йога и золотая коробочка для марихуаны, чтоб хоть та порадовала. Вкладывать в себя — это разобраться кто ты, что ты, чему ты служишь, и кто по-настоящему радует твое сердце. Не стереотипчики (мне радостно, потому что все газеты и блогеры пишут, что это радостно), а вдумчиво — какой человек и служба чему в этом мире искренне дают желание вставать по утрам. В это и вкладываться — деньгами, мозгами и временем.

Франц Вертфоллен «Шот Жизни»“

„Я говорю, настанет момент в жизни, когда вам придется платить по счетам. Когда жизнь вам скажет: "Стоп, а ты чего такой никакой, а где все результаты, которые ты должен был получить и которые бы тебя к этому моменту защитили? Ах, этого нет? Так пойди же, попляши."“

„Девушка смотрела в тебя, травянистыми глазами крича, что ужас – это не призраки из прошлого, но мертвые, которых тебе так нужно видеть в завтра.

Девушка кричала, что настоящий кошмар – это вот так годами, как все двуногие, отпихивать от себя жизнь, чтоб потом остаться двухмерным наброском на осыпающейся стене и молить тысячи лет создателя о воскрешении, надеясь, что в этот раз всё получится лучше и ты не останешься дурой, упорно старающейся не решать, не думать, не проживать.

Девушка кричала, что настоящий ад – это остаться немым, слепым, глухим в холодной пустоте непроисшествия.

Ад – это остаться только с собой на тысячи лет – снова и снова пересматривая всё, что ты от себя в трусости отпихнул.

Ад для людей – это остаться с собой без малейшей возможности врать.“

„Что такое жизненный опыт? Это просто понимание, как в жизни бывает.
Любые, даже самые очевиднейшие вещи. Ребёнку в 2 недели своей жизни ещё всё в мире нужно открывать: например, что красный перец жжётся.
Получается, что опыт - это просто понимание: "Агааа! Вот так и вот так в жизни бывает!". Важнейшие понимания, очень нужные понимания.
Но они заменяют тебе применение? Они что-то заставляют тебя делать автоматически, эти знания? Нет, не заставляют.
И ничего тебя не может заставить автоматически действовать верно. Это ты сам включаешь башку, и отвечаешь за то, что, вот сейчас ты действуешь исходя из опыта.“

„Бойся, смертный, неправильных выборов.

Бойся оттолкнуть руку дающую, потому что никогда не знаешь заранее, когда развернется она к тебе с клеймом раскаленным отказа, и будешь брошен ты разлагаться сначала телом, а потом тысячи лет и духом – рисунком на мертвой стене в городе мертвых в темноте мертвой в обездвиженности, отчаянии и бессилии.

И бог больше никогда не услышит тебя.

И дьявол его до тебя не снизойдет.

И только на дне самом безумия, ты, столь ожидавший смерть, столь моливший о ней, и не заметишь, как тебя не станет.“

„При чём тут возраст? Ты всегда в ответе за свои выборы. Если ты в шесть лет суёшь в розетку шпильку, то это закон естественного отбора.“

„Какие бы выборы я ни делал, все их последствия – мои.“

„Как будто жизнь должна что, с ней сюсюкаться? Как будто жизнь ей вообще что-то должна. Жизнь никому ничего не должна. Никому, никогда не предоставляет гарантий.“

„Дайте мне золотых дьяволиц, соблазняющих солнце!

Дьяволицы нашептывали нам мягким клекотом вод обещания радости.

Под такими сводами надо верить в валькирий.

Здесь она, слышите? Здесь златокудрая в своём хрустальном гробу. Вот её дыхание в расплывчатом эхо.

Спит золотая, ждет Сигурда.

А вот Сигурд у лодки – высокий, кудрявый, юный и злой.

И скулы его остры, а подбородок точён.

Кожа его алебастрова, а сердце – Солнце.

Вот он Сигурд, темные волосы, брови вразлет.

Взгляд ледниковый в сумраке сводов чернее вод,
что Хели кровь заменяют.“

„На чужих ошибках по определению учиться невозможно. Каждый в своей жизни совершает только свои ошибки и по-своему их исправляет. Ты с собой из жизни только опыт уносишь. Если всю жизнь жить за чужой счет, то и унести будет нечего. Сам себя обворуешь.“

„Если придет ****ец, значит ты встанешь и справишься с ним. И не важно, что он в тебе сломает — ты срастишь, встанешь и справишься. И ты не «сначала срастишь» где-нибудь спрятавшись за камнем вот таким вот карпом. А ты будешь вставать и сращивать одновременно, потому что это только так работает. Если у вас что-то не получилось, а вы заползли под диван, зажались и говорите «это я кости сращиваю», то это ты не кости сращиваешь, а разлагаешься. Потому что кости сращиваются, только тогда, когда ты встаешь и ДЕЛАЕШЬ.“

„Если ты урод, будь готов к тому, что мир вокруг тебя будет в десятки тысяч раз уродливее, чем ты.“

„Жизнь — не про доказательства миру, что ты — хороший. Она про действия.“

„Когда ты читаешь мои книги, если ты их читаешь сердцем, они не заменяют тебе жизненный опыт. Они образовывают его у тебя.“

„Большинство людей, современных особенно, верят в то, что всё автоматизированно и все внутренние процессы и обучения, тем более, должны происходить на автомате. И это пиз**ц. Такие существа никогда опыта не набираются.“

„Ад – это просто.

Ад – это наша жизнь.

Но сколько твердости требует рай!

Бог ли сослал Люцифера в бездну отчаяния или Люциферу просто не хватило сердцевины остаться в больше, чем раю – жить наедине с Господом?

Может, у Люцифера просто не хватило сил,

а там уже – когда ты теряешь бога, любой чертог – это бездна отчаяния, и нет в ней ни конца, ни края, только мрак и прах.“

„Если вам страшно, что вы не справитесь, значит, вы просто не готовы и не хотите вовлекаться достаточно. Тратить достаточно времени, сердца и интеллекта, чтобы добиться результата.“

„Красота - это не первичные вторичные половые признаки. Это не то, на сколько ребра обтянуты вашей кожей или не обтянуты. Красота - это умение наполнить момент, тем, чем человек хочет наполнить момент, чем человек хочет тебя наполнить.

Франц Вертфоллен“

„НАНИ: … А вот то, что вы обозвали неаполитанский рустико – кишем, это, простите, прямое оскорбление.

ФРАНЦ: Мои извинения!

НАНИ: Я их не принимаю, юноша. Пока вы не распробуете как следует мой рустико и не поймете, как глубоко вы зашли в своих заблуждениях, даже не смейте просить у меня прощения.

Отрезать кусочек от небольшой тарталетки.

Положить в рот.

НАНИ: Герберт! Он режет мне сердце. Он ест рустико без корочки!

Добрать корочку.

НАНИ: Вердикт?

ФРАНЦ: Очень нежно.

Принцесса недовольно выгнула бровь.

ФРАНЦ: Я приношу свои глубочайшие извинения неаполитанскому рустико. Он настолько нежнее и тоньше пошлых лотарингских кишей. Эта сочность. Эта сбалансированность текстуры, легкость, сладкость корочки… рикотта… ну рикотта – это… рикотта всё сделает съедобнее. Здесь вообще нет вкуса яйца, и к счастью, никакой дурацкой свинины.

НАНИ: Вот. А то я не верю в гениев, не способных оценить еду.“

„Такие они, конунги – невзначай, на увеселительной прогулке между обедом и ужином они поднимают первый попавшийся им на глаза булыжник и откалывают аметистовые куски у золотых дьяволиц, а осколки брызжут, и попадают вам в глаза, и доходят до сердца. И никому, никогда их больше не вытащить. Аметист – не лёд, не стекляшка, ни одна Герда не растопит его слезами. И как что-то, казалось бы, легко, едва-едва кольнуло вам сердце, знайте, ваша душа уже на серебряной цепочке создателя звезд, уже брелок конунга бессердечного, безупречного, беспечального даже в печали и трауре. Такого, что сама Хель связывает собой слова его и – так хочется верить – возвращает ему души умерших, как золотые орешки.

Воскрешает ему умерших, ибо что упротивится воле того, кто из глыб неизмеримых льда предначального собирает в вакууме всеобъятное, крохотное и несерьезное слово
«Вечность».“

„Идиоты глухи ко всему, что опасно их самомнению.“

„ЛОТТА: У меня совсем никого нет.

Сказала эта едва восемнадцатилетняя девица при сестре и тетке, живых отце и матери молодым людям, которых не знала и месяц.

ЛОТТА: Никого нет… кроме вас?

И я подумал – вот она правда семей человеческих.

У неё куча родни и всё это бесполезные папоротники, которые, как её тетка, вызубрили за свои тридцать или сорок лет двадцать выражений лица на все случаи жизни.

Они будут слать Лотте печеньки и открытки, могут потратиться и поухаживать за умирающей, но ни один не в силах дать ей чем жить.

Зачем изо дня в день пробиваться через усталость, боль и смерть.

Ни один не даст ей – ЗА что держаться в этой жизни.

Потому что все они – прах.

И прах трусливый – люди от счастья яркого убегают, как не бежать им от ощущений смерти или отчаяния?

Вся её родня и подруги захлопнутся перед её болью и ужасом. Вот я, хорошая, ухаживаю за тобой, печеньки тебе пеку, только не донимай меня, не заставляй разделять страх в твоём сердце.“

„Если вы находите, что ваши отношения с матерью или отцом токсичные, даже то, что это ваши мать и отец никак не заставляют вас поддерживать с ними отношения дальше. Точка. Потому что то, что ты родил на свет человека, не даёт тебе права поганить ему жизнь.“

„Лечение от любой зависимости: оно подразумевает прежде всего работу над авгиевыми конюшнями в своей башке.

Когда ты разгребаешь всю эту грязь и становишься чище, учишься не обижаться на мир, учишься вовлекаться в жизнь и брать ответственность за любое дерьмо, которое с тобой происходит. И смотреть, чтобы ты мог сделать, чтобы этого не допустить. И брать, и делать это. Работать с реальностью, пускай маленькими шагами. Тебе не нужно взять и сразу стать идеальным. Маленькими шажками, но неотступно — так меняется реальность.

И как только ты начинаешь хоть как-то работать с реальностью, вот только так ты начинаешь вытаскивать себя из болота любых нездоровых обсессий.

Франц Вертфоллен «Шот Жизни»“

„Когда ты цезарь, это все остальные видят сплошные триумфы, а ты знаешь все депеши, которые лежат у тебя на столе.

Ты никогда не чувствуешь себя достаточным.

Ты никогда не будешь чувствовать себя достаточным, когда ты живёшь по-настоящему. Потому что когда ты проживаешь жизнь, она всегда подбрасывает тебе новые вызовы, и чувство страха — это одно из самых стандартных вообще чувств. И если вы постоянно хотите от него откреститься — вы сдохнете в канаве червём, который хоть сто двадцать лет жил и ничего никогда так и не прожил.

И единственный выход — это перестать бояться страха, перестать бояться некомфорта, перестать бояться грусти, тяжести, ощущения себя недостаточным. Вот ты просто перестаёшь этого бояться.“

„Как иллюзорна неколебимость реальности!

Она кажется базальтом, а на самом деле акварель – только краски ты берешь изнутри, а большинство людей – пусты.

Они не знают ярких – да вообще никаких – цветов.

Вот реальность для них и базальт.

А так – акварель. Возьми маслА изнутри – и они как грунт – всё перекроют. И что выпишешь ты, то и будет.

Осталось-то только – найти

эти маслянистые краски эмоций.“

„Менее яркое тянется к более яркому. Менее сильное – к более сильному. Пустое – к тому, кто наполнит. Это как гравитация, с этой иерархией бесполезно бороться. По сути, это и есть гравитация – когда мелкие объекты притягиваются к большим. И здесь нет никаких глупых законов «равности», мол, каждому по его подобию. Людям к чертям не сдались их «подобия».“

„Это невероятная редкость, не правда ли, чтоб в этом мире, хоть кто-то не разочаровывал тебя, а, наоборот – чем больше говоришь с Францем, тем больше понимаешь: ни одни твои представления не были бы столь очаровательны, как реальность.“

„Взросление это действие. Ты делаешь вещи, ты привыкаешь вовлекаться.“

„Суть страданий проста, как и суть счастья.

Счастье там, где есть вовлечение в жизнь, а страдания – там, где отрицают реальность, мир, жизнь.“

„Когда давление поднимается, тем более нужно себя ситуации открывать и брать ответственность за ситуацию, а не отпихивать эту ответственность от себя. Отпихиваете ответственность, готовьте гроб.“

„У тебя есть путь, который тебе надо пройти, и его невозможно срезать. Ты должен пройти его от начала и до бесконечности. Но «срезов» там нет. А всё, что ими кажется – это болото. Это надолго засасывающая трясина вранья себе.“

„Главное сокровище на Земле – люди.
Люди с мозгом, сердцем и честью,
с наполненностью,
а не болотным туманом в извилинах.
Скромностью – для понимания места собственного.
Каждый такой – будет сокровищем.
Еще и потому, что не рождаются такие в природе. Ты берешь и вылепливаешь. Сокровище – то, что создано лично тобой.“