Генри Филдинг цитаты

страница 3

„Есть много женщин, которые кричат при виде мыши или крысы, а способны отравить мужа или, что ещё хуже, довести его до того, что он отравится.“

„Есть женщины, в характере которых самолюбие господствует в такой сильной степени, что всякую похвалу, о ком бы она ни была сказана, они конфискуют в свою пользу.“

„Никакие выгоды, достигнутые ценой преступления, не могут вознаградить потерю душевного мира.“

„Любовь и скандал — лучшие сладости к чаю.“

„Наряду с законами государственными есть ещё законы совести, восполняющие упущения законодательства.“

„Один дурной поступок в жизни так же мало делает человека подлецом, как и одна дурная роль, сыгранная им на сцене.“

„Люди всегда находили большое удовольствие в том, чтобы разузнавать чужие дела и толковать о них.“

„Поскольку Ничто́ не есть Не́что, всё, что не Нечто, есть Ничто; а тот факт что Нечто не есть Ничто, является чрезвычайно веским доводом в пользу Ничто, особенно для людей, искушённых в житейских делах.“

„… любовь этого нежного родителя к дочери была так безгранична, что он готов был купить ей мужа какой угодно ценой, лишь бы она согласилась быть несчастной с избранным им для нее человеком.“

„Впрочем, в этом есть, может быть, свой политический расчет: встретив истинно доброе и открытое сердце, люди вполне основательно полагают, что нашли сокровище, и желают приберечь его, как всякую другую хорошую вещь, каждый для себя. По-видимому, они воображают, что трубить о достоинствах такого человека — все равно что, грубо говоря, скликать гостей на жаркое, которым хотелось бы полакомиться в одиночку. Если это объяснение не удовлетворяет читателя, то я не знаю, чем еще объяснить постоянно наблюдающийся недостаток уважения к людям, делающим честь человеческой природе и приносящим величайшую пользу обществу.
""История Тома Джонса, найденыша""“

„Дурные книги могут так же испортить нас, как и дурные товарищи.“

„Счастлив тот, кто считает себя счастливым.“

„«Не доверяй наружности»“

„Оказывая благодеяния, мы не всегда приобретаем друга, но непременно наживаем несколько врагов.“

„У-упс, сэр. Вы говорите. что я пьян? Я скажу, что я трезв как судья.“

„Каждый врач имеет свою любимую болезнь.“

„Есть вещи, делать которые вполне пристойно — непристойно лишь ими хвастаться; ибо свет обладает таким превратным суждением о вещах, что часто подвергает порицанию то, что по существу не только невинно, но и похвально. Что может быть невиннее снисходительности к природному влечению? И что может быть похвальнее размножения рода человеческого?“

„Когда детям нечем заняться, они занимаются озорством.“

„Единственным источником подлинной смехотворности является, на мой взгляд, притворство.“

„Ревность — та же подагра: если эти недуги в крови, никогда нельзя быть уверенным, что не разразятся вдруг, и часто это случается по ничтожнейшим поводам, когда меньше всего этого ожидаешь.“

„Лучший человеческий характер, равно как лучший китайский фарфор, может иметь недостаток, и я полагаю, что в обоих случаях он неисправим, что, однако, не мешает им быть высшего достоинства.“

„Недостаточно, чтобы намерения ваши и даже ваши поступки были сами по себе благородны, — нужно еще позаботиться, чтобы они и казались такими.“

„Да она и была послушна, когда была маленькой, когда вы еще не взяли ее в свои руки и не испортили, набив ей голову придворной дребеденью. Да! да! да! Я сам собственными ушами слышал только что, как вы говорили ей, что она должна вести себя, как принцесса! Вы сделали вига из моей дочки. Как же отцу или кому-нибудь другому ожидать от нее повиновения?“

„Деньги бывают плодом зла так же часто, как и его корнем.“

„Люди чересчур хитрые часто делают промахи, воображая других умнее или, лучше сказать, хитрее, чем они суть на самом деле.“

„Ах, Том, Том, какой же ты сластена!“

„Но, прослышав дня через два, что твердыня добродетели уже взята, философ начал давать больше простора своим желаниям: он не принадлежал к числу тех привередливых людей, которые не прикасаются к лакомству, потому что другой уже отведал его.“

„…из всех способностей, создаваемых в душе любовью, удивительнее всего способность не терять надежды среди самого мрачного отчаяния. Трудного, невероятного и даже невозможного для неё совершенно не существует, так что к без памяти влюблённому приложимы слова Аддисона о Цезаре: «Пред ним крушатся Альпы, Пиренеи.»“

“Amiable weakness.”

“The dignity of history.”

“Republic of letters.”

“For so extravagant was the affection of that fond parent, that, provided his child would but consent to be miserable with the husband he chose, he cared not at what price he purchased him.”

“And very obedient to me she was when a little child, before you took her in hand and spoiled her, by filling her head with a pack of court notions. Why—why—why—did I not overhear you telling her she must behave like a princess? You have made a Whig of the girl!”

“Ah, Tom, Tom, thou art a liquorish dog.”

“"But when the philosopher heard, a day or two afterwards, that the fortress of virtue had already been subdued, he began to give a large scope to his desires. His appetite was not of that squeamish kind which cannot feed on a dainty because another hath tasted it.”

“Things may be fitting to be done, which are not fitting to be boasted of; for by the perverse judgment of the world, that often becomes the subject of censure, which is, in truth, not only innocent but laudable. What can be more innocent than the indulgence of a natural appetite? Or what more laudable than the propagation of our species?”

“But perhaps there may be a political reason for it: in finding one of a truly benevolent disposition, men may very reasonably suppose they have found a treasure, and be desirous of keeping it, like all other good things, to themselves. Hence they may imagine, that to trumpet forth the praises of such a person, would, in the vulgar phrase, be crying Roast-meat, and calling in partakers of what they intend to appl solely to their own use. If this reason does not satisfy the reader, I know no other means of accounting for the little respect which I have commonly seen paid to a character which really does great honour to human nature, and is productive of the highest good to society.”