Осип Эмильевич Мандельштам цитаты

„Там — я любить не мог,
Здесь — я любить боюсь…“

„Густота виолончельного тембра лучше всего приспособлена для передачи ожидания и мучительного нетерпения. В мире не существует силы, которая могла бы ускорить движение меда, текущего из наклоненной склянки. Поэтому виолончель могла сложиться и оформиться только тогда, когда европейский анализ времени достиг достаточных успехов, когда были преодолены бездумные солнечные часы и бывший наблюдатель теневой палочки, передвигающейся по римским цифрам на песке, превратился в страстного соучастника дифференциальной муки и в страстотерпца бесконечно малых. Виолончель задерживает звук, как бы она ни спешила. Спросите у Брамса — он это знает. Спросите у Данте — он это слышал.“

„Если грустишь, что тебе задолжал я одиннадцать тысяч,
Помни, что двадцать одну мог я тебе задолжать.“

„Несозданных миров отмститель будь, художник, -
Несуществующим существованье дай;
Туманным облаком окутай свой треножник
И падающих звезд пойми летучий рай!“

„Немногие для вечности живут,
Но если ты мгновенным озабочен —
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!“

„Я счастлив жестокой обидою,
И в жизни поxожей на сон,
Я каждому тайно завидую
И в каждого тайно влюблен.“

„И опять к равнодушной отчизне
Дикой уткой взовьется упрек, -
Я участвую в сумрачной жизни,
Где один к одному одинок.“

„С притворной нежностью у изголовья стой
И сам себя всю жизнь баюкай;
Как небылицею, своей томись тоской
И ласков будь с надменной скукой.“

„А русскому стиху так свойственно величье,
Где вешний поцелуй и щебетанье птичье.“

„Поэзия — это сознание своей правоты.“

„… красота — не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.“

„Цитата не есть выписка. Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна. Вцепившись в воздух, она его не отпускает.“

„А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольется,
Но я забыл, что я хочу сказать, —
И мысль бесплотная в чертог теней вернется.“

„В морозном воздухе растаял легкий дым,
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне.“

„Логика есть царство неожиданности.“

„Гумилёв — это наша совесть.“

„Да, когда я говорю с кем-нибудь, — я не знаю того, с кем я говорю, и не желаю, не могу желать его знать. Нет лирики без диалога. А единственное, что толкает нас в объятия собеседника, — это желание удивиться своим собственным словам, плениться их новизной и неожиданностью. Логика неумолима. Если я знаю того, с кем я говорю, — я знаю наперёд, как отнесётся он к тому, что я скажу, — что бы я ни оказал, а следовательно, мне не удастся изумиться его изумлением, обрадоваться его радостью, полюбить его любовью. Расстояние разлуки стирает черты милого человека. Только тогда у меня возникает желание сказать ему то важное, что я не мог сказать, когда владел его обликом во всей его реальной полноте. Я позволю себе формулировать это наблюдение так: вкус сообщительности обратно пропорционален нашему реальному знанию о собеседнике и прямо пропорционален стремлению заинтересовать его собой. Не об акустике следует заботиться: она придет сама. Скорее о расстоянии. Скучно перешептываться с соседом. Бесконечно нудно буравить собственную душу. Но обменяться сигналами с Марсом — задача, достойная лирики, уважающей собеседника и сознающей свою беспричинную правоту. Эти два превосходных качества поэзии тесно связаны с «огромного размера дистанцией», какая предполагается между нами и неизвестным другом — собеседником.“

„Стрекозы быстрыми кругами
Тревожат черный блеск пруда,
И вздрагивает, тростниками
Чуть окаймленная, вода.
То — пряжу за собою тянут
И словно паутину ткут,
То — распластавшись — в омут канут —
И волны траур свой сомкнут.“

„Ветер нам утешенье принес,
И в лазури почуяли мы
Ассирийские крылья стрекоз,
Переборы коленчатой тьмы.
И военной грозой потемнел
Нижний слой помраченных небес,
Шестируких летающих тел
Слюдяной перепончатый лес.“

„Настоящие вокзалы —
Муравейники в лесу:
В коридоры, двери, залы
Муравьи багаж несут!
Самый сильный, самый стойкий,
Муравей пришел уже
К замечательной постройке
В сорок восемь этажей.“

„Чего ты жалуешься, поэзию уважают только у нас — за неё убивают. Ведь больше нигде за поэзию не убивают…“

„Когда я умру потомки спросят моих современников: «Понимали ли вы стихи Мандельштама?» — «Нет, мы не понимали его стихов.» — «Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?» — «Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров.»“

„Татары, узбеки и ненцы
И весь украинский народ,
И даже приволжские немцы
К себе переводчиков ждут.
И может быть в эту минуту
Меня на турецкий язык
Японец какой переводит
И в самую душу проник.“

„Я так же беден, как природа,
И так же прост, как небеса,
И призрачна моя свобода,
Как птиц полночных голоса.“

„Нет ничего более страшного для человека, чем другой человек, которому нет до него никакого дела.“

„В поэзии, в пластике и вообще в искусстве нет готовых вещей.“

„Испанец собирается порой
На похороны тётки в Сарагосу,
Но всё же он не опускает носу
Пред тёткой бездыханной, дорогой.
Он выкурит в Севилье пахитосу
И быстро возвращается домой.
Любовника с испанкой молодой
Он застаёт и хвать её за косу!
Он говорит: не ездил я порой
На похороны тётки в Сарагосу,
Я тётки не имею никакой.
Я выкурил в Севилье пахитосу.“

“My turn shall also come:
I sense the spreading of a wing.”

“Perhaps my whisper was already born before my lips.”

“Where to start?
Everything cracks and shakes,
The air trembles with similes,
No one world's better than another;
the earth moans with metaphors.”

“We live, but we do not feel the land beneath us,
Ten steps away and our words cannot be heard.”