Стефан Цвейг цитаты

страница 4

„Книга — это памятник ушедшим в вечность умам. Это история, в которой жизнь течет, как кровь по венам. Это альфа и омега всякого знания, это начало начал каждой науки. Книга — это немой учитель человека.“

„Каждая тень, в конечном счете, тоже дитя света, и лишь тот, кто познал светлое и темное, войну и мир, подъем и падение, лишь тот действительно жил.“

„Сомнение — это злейший враг человеческого знания.“

„Решающие силы — судьба и смерть — редко подступают к человеку без предупреждения.“

„Как в политике одно меткое слово, одна острота часто воздействует решительнее целой демосфеновской речи, так и в литературе миниатюры зачастую живут дольше толстых романов.“

„Пафос позы не служит признаком величия; тот, кто нуждается в позах, обманчив… Будьте осторожны с живописными людьми.“

„Гений человека всегда одновременно и его рок.“

„… человек ощущает смысл и цель собственной жизни, лишь когда сознает, что нужен другим.“

„К основным тайнам стыда надо отнести свойство человека охотнее обнажать самое ужасное и самое отвратительное, чем ничтожнейшую черточку характера, выставляющую его в смешном виде.Спрятаться за раскаянием, умалчивать, признаваясь, - это самый ловкий, самый лживый трюк самообмана в самоизображении.“

„Лишь когда в человеке взыграют его душевные силы, он истинно жив для себя и для других; только когда его душа раскалена и пылает, становится она зримым образом.“

„Жизнь ничего не дает бесплатно, и всему, что преподносится судьбой, тайно определена своя цена.“

„После шестидесяти требуются особые силы, чтобы начинать жизнь заново. Мои же силы истощены годами скитаний вдали от родины. К тому же я думаю, что лучше сейчас, с поднятой головой, поставить точку в существовании, главной радостью которого была интеллектуальная работа, а высшей ценностью – личная свобода. Я приветствую всех своих друзей. Пусть они увидят зарю после долгой ночи! А я слишком нетерпелив и ухожу раньше них.“

„В опьянении чувств … она может в кратчайший миг узнать жизнь во всей полноте. чтобы потом, отрешившись от страсти, снова впасть в пустоту бесконечных лет.“

„Увы, дорогой Гофмиллер, верхние этажи всегда оказываются занятыми. Кто хочет начинать в цивильной жизни сначала, должен устраиваться внизу, и даже в подвале, где пахнет не розами, а кое-чем похуже.“

„Когда между собакой и кошкой вдруг возникает дружба, то это ни что иное, как союз против повара.“

„Кто хоть однажды был искренен с собою, тот стал искренним навсегда!“

„Самая высокая, самая чистая идея становится низкой и ничтожной, как только она дает мелкой личности власть совершать ее именем бесчеловечное.“

„Тот, кому дорога истина, не станет полагаться на вынужденные показания как на заслуживающие доверия.“

„Всегда, прежде чем может быть возведено что-то новое, должен быть поколеблен авторитет уже существующего.“

„… всякий, кто принимает участие в чужой судьбе, уже не может с полной свободой распоряжаться своею собственной.“

„Нет вражды страшнее, чем та, которая возникает, когда сходное борется со сходным, побуждаемое одинаковыми стремлениями и одинаковой силой.“

„Но ведь всё услышанное и прочитанное скользит мимо, не оставляя следов, и только пережитое самим тобою открывает сердцу истинную природу чувства.“

„Такова уж природа человека, что, оказавшись между двумя лагерями, двумя идеями, спорящими, быть или не быть, он не может устоять перед соблазном примкнуть к той или другой стороне, признать одну правой, а другую неправой, обвинить одну и воздать хвалу другой.“

„Все запутанное по самой природе своей тяготеет к ясности, а все тёмное — к свету.“

„Чем добросовестнее изучаешь источники, тем с большей грустью убеждаешься в сомнительности всякого исторического свидетельства … ни тщательно удостоверенная давность документа, ни его архивная подлинность еще не гарантируют его надежности и человеческой правдивости.“

„Только благодаря страсти, убившей в ней все человеческое, имя ее еще и сегодня живет в стихах и спорах.“

„Состариться — значит избавиться от страха перед прошлым.“

„Нет более безнадёжного занятия, чем рисовать пустоту, нет ничего труднее, чем живописать однообразие.“

„Книга есть альфа и омега всякого знания, начало начал каждой науки.“

“The feeling of self-assurance derived from physical achievement always transfers itself to the mental sphere.”

“There is nothing more vindictive, nothing more underhanded, than a little world that would like to be a big one.”

“Inevitably, in the secret chemistry of the emotions the feeling of pity for a sick person is imperceptibly bound up with tenderness.”

“States of profound happiness, like all other forms of intoxication, are apt to befuddle the wits; intense enjoyment of the present always makes one forget the past.”

“No one would ever believe how hard it is to be really alone in a city of millions when you don't have money.”

“Ever since the war he's had a low opinion of people and of nations, they're selfish, all of them, without the imagination to see the injustices they're perpetrating. The idealism of his youth, a belief in the moral mission of mankind and the enlightened spirit of the white race that he took from the lectures of John Stuart Mill and his followers, was buried once and for all in the bloody mire of Ypres and the chalk quarry at Soissons where his son met his death. Politics disgusts him, the cool conviviality of the club and the showy self-congratulation of the public banquet repel him; since the death of his son he's avoided making new acquaintances. His own generation's sour unwillingness to recognize the truth and its inability to adapt to the postwar era anger him, as does the younger generation's smart-alecky thoughtlessness. But with this girl he's regained belief, a vague devout gratitude for the mere existence of youth; in her presence he sees that one generation's painfully acquired mistrust of life is fortunately neither understood nor credited by the next, and that each new wave of youth is a new beginning.”

“Life is futile unless it be directed towards a definite goal.”

“Long-protracted suffering is apt to exhaust not only the invalid, but the compassion of others; violent emotions cannot be prolonged endlessly.”

“Adultery is in most cases a theft in the dark. At such moments almost every woman betrays her husband's innermost secrets; becomes a Delilah who discloses to a stranger, discloses to her lover, the mysteries of her husband's strength or weakness. What seems to me treason is, not that women give themselves, but that a woman is prone, when she does so, to justify herself to herself by uncovering her husband's nakedness, exposing it to the inquisitive and scornful gaze of a stranger.”

“It is not the healthy, the confident, the proud, the joyous, the happy, that one must love - they have no need of one's love! Arrogant and indifferent, they accept love only as homage that is theirs to command, as their due. The devotion of another is to them a mere embellishment, an ornament for the hair, a bracelet on the arm, not the whole meaning and bliss of their lives. Only those with whom life has dealt hardly, the wretched, the slighted, the uncertain, the unlovely, the humiliated, could really be helped by love. He who devotes his life to them atones to them for what life has taken from them. They alone know how to love and be loved as one should love - gratefully and humbly.”

“Youth is always right. Those who follow the counsels of youth are wise.”

“Immanuel Kant lived with knowledge as with his lawfully wedded wife, slept with it in the same intellectual bed for forty years and begot an entire German race of philosophical systems.”

“You're going to tell me that poverty's nothing to be ashamed of. It's not true, though. If you can't hide it, then it is something to be ashamed of. There's nothing you can do, you're ashamed just the same, the way you're ashamed when you leave a spot on somebody's table. No matter if it's deserved or not, honorable or not, poverty stinks. Yes, stinks, stinks like a ground-floor room off an airshaft, or clothes that need changing. You smell it yourself, as though you were made of sewage. It can't be wiped away. It doesn't help to put on a new hat, any more than rinsing your mouth helps when you're belching your guts out. It's around you and on you and everyone who brushes up against you or looks at you knows it. I know the way women look down on you when you're down at heels. I know it's embarrassing for other people, but the hell with that, it's a lot more embarrassing when it's you. You can't get out of it, you can't get past it, the best thing to do is get plastered, and here" (he reached for his glass and drained it in a deliberately uncouth gulp) "here's the great social problem, here's why the 'lower classes' indulge in alcohol so much more - that problem that countesses and matrons in women's groups rack their brains over at tea. For those few minutes, those few hours, you forget you're an affront to other and to yourself. It's no great distinction to be seen in the company of someone dressed lie this, I know, but it's no fun for me either.”

“When a dozen men are harnessed to the same cart, one always pulls harder than the others, and when it's a question of promotion and seniority, it's easy to tread on the toes of the man ahead of you. At every word one utters one has to be on one's guard; one's never quite sure whether it isn't going to arouse the disapproval of the big bugs; there's always a storm in the offing.”

“Malice is always lucky.”