Цитаты о отечество

страница 2

„Кутаясь в шаль, Маша дышала в открытую форточку и говорила, что всё это нестерпимо, что нужно уезжать, просто бежать из этого города и из этой страны, спасаться, что здесь вся жизнь ещё идёт по законам первобытного леса, звери должны всё время рычать, показывать всем и вся свою силу, жестокость, безжалостность, запугивать, забивать, загрызать, здесь всё время нужно доказывать, что ты сильнее, зверинее, что любая человечность здесь воспринимается как слабость, отступление, глупость, тупость, признание своего поражения, здесь даже с коляской ты никогда в жизни не перейдёшь улицу, даже на зебре, потому что тот, в машине, сильней, а ты слабее его, немощнее, беззащитнее, и тебя просто задавят, снесут, сметут, размажут по асфальту и тебя и твою коляску, что здесь идёт испокон веков пещерная, свирепая схватка за власть, то тайная, тихая, и тогда убивают потихоньку, из-за спины, вкрадчиво, то открытая, явная, и тогда в кровавое месиво затягиваются все, нигде тогда не спрятаться, не переждать, везде тебя достанет топор, булыжник, мандат, и вся страна только для этой схватки и живёт тысячу лет, и если кто забрался наверх, то для него те, кто внизу — никто, быдло, кал, лагерная пыль, и за то, чтобы остаться там у себя, в кресле, ещё хоть на день, хоть на минуту, они готовы, не моргнув глазом, перерезать глотку, сгноить, забить сапёрными лопатками полстраны, и всё это, разумеется, для нашего же блага, они ведь там все только и делают, что пекутся о благе отечества, и всё это благо отечества и вся эта любовь к человечеству — всё это только дубинки, чтобы перебить друг другу позвоночник, сначала сын отечества бьёт друга человечества обломком трубы по голове, потом друг человечества берёт сына отечества в заложники и расстреливает его под шум заведённого мотора на заднем дворе, потом снова сын отечества выпускает кишки другу человечества гусеницами, и так без конца, никакого предела этой крови не будет, они могут натянуть любой колпак — рай на небесех, рай на земле, власть народа, власть урода, парламент, демократия, конституция, федерация, национализация, приватизация, индексация — они любую мысль, любое понятие, любую идею оскопят, выхолостят, вытряхнут содержимое, как из мешка, набьют камнями, чтобы потяжелее было, и снова начнут махаться, долбить друг дружку, всё норовя по голове, побольнее, и куда пойти? — в церковь? — так у них и церковь такая же, не Богу, но кесарю, сам не напишешь донос, так на тебя донесут, поют осанну тирану, освящают грех, и чуть только кто попытается им напомнить о Христе, чуть только захочет внести хоть крупинку человеческого, так его сразу топором по голове, как отца Меня, всё из-под палки, всё, что плохо лежит, в карман, лучше вообще ничего не иметь, чем дрожать и ждать, что отнимут завтра, всё напоказ, куда ни ткни, всё лишь снаружи, всё обман, а внутри пустота, труха, как сварили когда-то ушат киселя, как засунули его в колодец, чтобы обмануть печенегов, вот мол, смотрите, нас голодом не заморишь, мы кисель из колодца черпаем, так с тех пор десять веков тот кисель и хлебают, всё никак расхлебать не могут, земли же согрешивши которей любо, казнить Бог смертью, ли гладом, ли наведеньем поганых, ли ведром, ли гусеницею, ли инеми казньми, аще ли покаявшеся будем, в нем же ны Бог велить жити, глаголеть бо пророком нам: «Обратитеся ко Мне всем сердцем вашим, постом и плачем», — да аще сице створим, всех грех прощени будем: но мы на злое ъзращаемся, акы свинья в кале греховнемь присно каляющеся, и тако пребываем, посади цветы — вытопчут, поставь памятник — сбросят, дай деньги на больницу для всех — построит дачу один, живут в говне, пьянстве, скотстве, тьме, невежестве, месяцами зарплату не получают, детям сопли не утрут, но за какую-то японскую скалу удавятся, мол, наше, не замай, а что здесь их? — чьё всё это?“

„Перед отъездом из Европы в Америку я вспомнил про «дым отечества», про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за «Русь», как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию… С того дня я ещё больше влюбился в коммунистическое строительство.“

„Набат гудит, но это не сигнал тревоги, это угроза врагам Отечества. Чтобы победить их, нужно дерзать, и еще раз дерзать, дерзать всегда — и Франция будет спасена!
Другие варианты перевода:
— «нужна смелость, смелость и еще раз смелость, и Франция будет спасена!»
— «нужна смелость, еще смелость, всегда смелость, и Франция будет спасена!»“

„Титульный лист книги Аммиана издания Аккурзия (Аугсбург, 1533) 2. А так как, быть может, те, кто не жил в Риме и кому доведется читать мою книгу, удивятся, почему в случаях, когда мое повествование доходит до событий в Риме, речь идет только о волнениях, харчевнях и тому подобных низких предметах, то я вкратце изложу причины этого, никогда намеренно не уклоняясь от истины.
3. Когда впервые воздымался на свет Рим, которому суждено жить, пока будет существовать человечество, для его возвышения заключили союз вечного мира Доблесть и Счастье, которые обычно бывают разлучены, а если бы хотя бы одной из них не было налицо, то Рим не достиг бы вершины своего величия.
4. Со своего начала и до конца времени детства, то есть почти в течение 300 лет, римский народ выдерживал войны вокруг стен города. Затем, войдя в возраст, после многообразных невзгод на полях битв он перешел через Альпы и через морской пролив; а, став юношей и мужем, стяжал победные лавры и триумфы со всех стран, входящих в необъятный круг земной; склоняясь к старости и нередко одерживая победы одним своим именем, он обратился к более спокойной жизни.
5. Поэтому-то достославный город, согнув гордую выю диких народов и дав законы, основы свободы и вечные устои, словно добрый, разумный и богатый отец, предоставил управление своим имуществом Цезарям, как своим детям.
6. И хотя трибы давно бездействуют, центурии успокоились, нет борьбы из-за подачи голосов, и как бы вернулось спокойствие времен Нумы Помпилия, но по всем, сколько их ни есть, частям земли чтят Рим, как владыку и царя, и повсюду в чести и славе седина сената и имя римского народа.
7. Но этот великолепный блеск Рима умаляется преступным легкомыслием немногих, которые, не помышляя о том, где они родились, так словно им предоставлена полная свобода для пороков, впадают в заблуждения и разврат. По словам поэта Симонида, первое условие счастливой жизни — слава Отечества.
8. Некоторые из них, полагая, что они могут себя увековечить статуями, страстно добиваются их, словно в медных мертвых изображениях заключена награда более высокая, нежели заключенная в сознании за собой честной и благородной деятельности. Они хлопочут о позолоте этих статуй, почет, который впервые был присуждён Ацилию Глабриону, когда он силою оружия и своей умелостью победил царя Антиоха. А как прекрасно, пренебрегая этими мелочами, взбираться на вершину истинной славы по крутому и длинному пути, как сказал некогда аскрейский поэт (Гесиод), это показал Цензор Катон. Когда его однажды спросили, почему нет его статуи среди множества других, он сказал: «Я предпочитаю, чтобы разумные люди удивлялись, почему я этого не заслужил, чем чтобы они про себя с осуждением толковали о том, чем я это заслужил; это было бы много обиднее».
9. Другие, почитая высшее отличие в необычно высоких колесницах и великолепии одевания, потеют под тяжестью плащей, застегнутых на шее и прихваченных у пояса. Делая их из чрезвычайно тонкой материи, они дают им развиваться, откидывая их частыми движениями руки, особенно левой, чтобы просвечивали широкие бордюры и туника, вышитая изображениями различных звериных фигур.
10. Третьи, напуская на себя важность, преувеличенно хвалятся, когда их о том и не спрашивают, размерами своих поместий, умножая, например, ежегодные доходы со своих плодородных полей, раскинувшихся с самого востока и до крайнего запада; при этом они забывают, что предки их, благодаря которым достигло таких размеров римское государство, стяжали славу не богатствами, а жестокими войнами: ни в чем не отличаясь от простых солдат по имуществу, пище и одежде, доблестью сокрушали они всякое сопротивление.
11. Поэтому расходы на погребение Валерия Публиколы были покрыты в складчину; вдова Регула, оставшись без средств с детьми, жила на пособия от друзей ее мужа; дочери Сципиона из государственной казны было выдано приданое, так как знати было стыдно, что остается не замужем девушка во цвете лет из-за продолжительного отсутствия своего неимущего отца.
12. А теперь, если ты, как новый в Риме человек благородного сословия, явишься для утреннего приветствия к какому-нибудь богатому, а потому и зазнавшемуся человеку, то он примет тебя в первый раз с распростертыми объятиями, станет расспрашивать о том и сем и заставит тебя лгать ему. И удивишься ты, что человек столь высокого положения, которого ты никогда раньше не видел, оказывает тебе, человеку скромного состояния, такое изысканное внимание, так что, пожалуй, и пожалеешь, что ради такого преимущества на десять лет раньше не прибыл в Рим.
13. Но если ты, польщенный этой любезностью, сделаешь то же самое и на следующий день, то будешь ожидать, как незнакомый и нежданный посетитель, а твой вчерашний любезный хозяин будет долго соображать, кто ты и откуда явился. Если же ты, будучи наконец признан и принят в число друзей дома, будешь три года неизменно исполнять обязанность утреннего приветствия, а затем столько же времени будешь отсутствовать и вернешься опять к прежним отношениям, то тебя не спросят, где ты был и куда, несчастный, уезжал, и понапрасну будешь ты унижаться весь свой век, заискивая перед этой высокомерной дубиной.
14. Когда же начнутся приготовления к бесконечным зловредным пирам, устраиваемым время от времени, или раздача ежегодных спортул, то с большой опаской идет обсуждение того, следует ли пригласить кроме тех, для кого этот пир является ответной любезностью, также и чужого человека. И если, после тщательного обсуждения, решатся это сделать, то пригласят того, кто шатается у дверей возниц цирка, мастерски играет в кости или выдает себя за человека, знакомого с тай-нами науки чернокнижия.
15. А людей образованных и серьезных избегают как скучных и бесполезных; следует отметить и то, что номенклаторы обычно продают эти и другие подобные приглашения и, взяв деньги, позволяют участвовать в прибылях и пирах безродным проходимцам, пуская их со стороны.
16. Я не стану говорить об обжорстве за столом и разных излишествах, чтобы не затянуть своего изложения; но отмечу, что некоторые из знати носятся сломя голову по обширным площадям и мощеным улицам города, не думая об опасности, мчатся, как курьеры, волоча за собой толпы рабов, словно шайку разбойников, не оставляя дома даже и шута, как выразился комический поэт. Подражая им, и многие матроны мечутся по всему городу, пусть и с закрытым лицом и в носилках.
17. Как опытные полководцы ставят в первую линию густые ряды людей посильнее, за ними легковооруженных, далее стрелков, а позади всех вспомогательные войска, чтобы они могли прийти на помощь при необходимости: так и начальники подвижной праздной городской челяди, которых легко узнать по жезлу в правой руке, тщательно расставляют свою команду, и, словно по военному сигналу, выступает впереди экипажа вся ткацкая мастерская, к ней примыкает закопченная дымом кухонная прислуга, затем уже вперемешку всякие рабы, к которым присоединяется праздное простонародье из числа соседей, а позади всего — толпа евнухов всякого возраста, от стариков до детей с зеленоватыми, безобразно искаженными лицами. В какую сторону не пойдешь, наткнешься на толпы этих изуродованных людей, и проклянешь память Семирамиды, знаменитой древней царицы, которая впервые кастрировала юных отроков, совершая насилие над природой и отклоняя ее от предначертанного пути; между тем как природа, уже при самом рождении живого существа влагая зародыши семени, дает им как бы указание на пути продолжения рода.
18. При таких условиях даже немногие дома, прежде славные своим серьезным вниманием к наукам, погружены в забавы позорной праздности и в них раздаются песни и громкий звон струн. Вместо философа приглашают певца, а вместо ритора — мастера потешных дел. Библиотеки заперты навечно, как гробницы, и сооружаются гидравлические органы, огромные лиры величиной с телегу, флейты и всякие громоздкие орудия актерского снаряжения.
19. Дошли наконец до такого позора, что, когда не так давно из-за опасности недостатка продовольствия принимались меры для быстрой высылки из города чужестранцев, представители знания и науки, хотя число их было весьма незначительно, были немедленно изгнаны без всяких послаблений, но оставлены были прислужники мимических актрис и те, кто выдали себя за таковых на время; остались также три тысячи танцовщиц со своими музыкантами и таким же числом хормейстеров.
20. И в самом деле, куда ни кинешь взор, повсюду увидишь немало женщин с завитыми волосами в таком возрасте, что если бы они вышли замуж, то могли бы по своим годам быть матерями троих детей, а они до отвращения скользят ногами на подмостках в разнообразных фигурах, изображая бесчисленное множество сцен, которые сочинены в театральных пьесах.
21. Нет сомнения в том, что пока Рим был обиталищем всех доблестей, многие знатные люди старались удержать при себе, — как гомеровские лотофаги сладостью своих ягод — разными любезностями благородных чужеземцев.
22. А теперь мно-гие в своем надутом чванстве считают низким всякого, кто родился за пределами городских стен за исключением бездетных и холостых: просто невероятно, с какой изобретательностью ухаживают в Риме за людьми бездетными!
23. И так как у них в столице мира свирепствуют болезни, в борьбе с которыми оказывается бессильно всякое врачебное искусство, то придумали спасительное средство: не посещать заболевших друзей, а к прочим предосторожностям прибавилась еще одна, довольно действенная: рабов, которых посылают наведаться о состоянии здоровья пораженных болезнью зна-комых, не пускают домой, пока они не очистят тело в бане. Так боятся заразы, даже когда ее видели чужие глаза.
24. Но если их пригласят на свадьбу, где гостям раздают золото, то те же самые люди, соблюдающие такие предосторожности, готовы, даже если и плохо себя чувствуют, скакать хотя бы в Сполетий. Таковы нравы знати.
25. Что же касается людей низкого происхождения и бедняков, то одни проводят ночи в харчевнях, другие укрываются за завесами театров, которые впервые ввел Катул в свое эдильство, в подражание распущенным нравам. Кампании режутся в кости, втягивая с противным шумом воздух, с треском выпускают его через ноздри, или же — и это самое любимое занятие — с восхода солнца и до вечера, в хорошую погоду и в дождь обсуждают мелкие достоинства и недостатки коней и возниц.
26. Удивительное зрелище представляет собой эта несметная толпа, ожидающая в страстном возбуждении исхода состязания колесниц. При таком образе жизни Рима там не может происходить ничего достойного и важного.“

„Родина… Отечество… Когда политики используют эти слова, обычно, это предшествует массовым убийствам.“

„Почему вы так не любите русских? Я верю, что наступит день, когда все, кто был против Отечества, приползут с заявлениями и опровержениями своих поступков, но будет уже поздно.“

„В нашем возлюбленном отечестве сила не в правде. Сила — в силе.“

„Отечество навозных жуков — большая навозная куча.“

„Нет порока в своем отечестве!“

„Не замечать «Отечество» — это не замечать бревно в собственном глазу.“

„«Пою мое отечество!» — говорила продавщица пивного ларька.“

„Зачем мы живем? Как зачем - того хотят рыбий жир, долг, устойчивость, жена, дети, слуги, горничная, кухарка, крестьяне, господь Бог, отечество… (Очень серьезно) Эльвира, я не способен на это.“

„Ложась животом на алтарь отечества, продолжайте думать всё-таки головой.“

„Ну вот вам национальный герой — Кузьма Минин! Спаситель Отечества! Вышедший из самых что ни на есть глубин народных. И ладно бы какой безвестный, в рубище. Не в рубище, а в блеске славы.“

„В троичности Вера, Царь, Отечество недаром понятие, выражающее идею Родины, поставлено не на первом, а только на третьем месте. Для Русского Народа оно является лишь результатом первых двух…“

„Югославское же исполнение осталось памятным тем, что произошло на авторском концерте, который состоялся 27 марта 1987 года <…> В свои почти 40 лет я, в сущности, не имел ни одного приличного авторского концерта, и симптоматично, что первый случился далеко за пределами отечества, где, как выясняется, и в ХХ веке «нет пророка»…“

„Дым отечества сладок.“

„Без свободы нет отечества.“

„Но что страннее, что непонятнее всего, — это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. <…> Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы.“

„Верю, что настанет время, и Русская армия, сильная духом своих офицеров и солдат, возрастая, как снежный ком, покатится по родной земле, освобождая её от извергов, не знающих Бога и Отечества.“

„Дворянин А. имеет 60 000 десятин земли, дворянин Б. имеет 30 000 десятин земли, следовательно, первый дворянин вдвое больше любит отечество, чем второй.“

„Мы не связаны ни с какой политической партией и готовы работать со всяким русским, который хочет бороться против большевиков. Мы не связаны ни с каким государством и готовы подать руку каждому, кто хочет работать против интернационала. Мы для себя ничего не ищем, мы воплощаем в себе национальную Россию и служим нашему Отечеству.“

„Литература вообще и поэзия в частности не может погибнуть ни при каких обстоятельствах. <…> Смотрите, в истории нашего отечества чего только не было. Бывали десятилетия куда хуже, чем нынешнее — во всех отношениях. Но заметьте, что нет ни одного десятилетия, самого черного, тяжелого, в котором мы бы не обнаружили двух, ну трех имен прекрасных поэтов высшего класса. А уж просто хороших поэтов — тем более.“

„Воспитание должно быть отечественное, а не чужеземное. Учёный чужестранец может преподать нам, когда нужно, некоторые знания свои в науках, но не может вложить в душу нашу огня народной гордости, огня любви к отечеству, точно так же, как я не могу вложить в него чувствований моих к моей матери… Народное воспитание есть весьма важное дело, требующее великой прозорливости и предусмотрения. Оно не действует в настоящее время, но приготовляет счастие или несчастие предбудущих времен, и призывает на главу нашу или благословение, или клятву потомков.“

„Есть такая профессия — Родину защищать. Вот и дежурят они по периметру нашему и американскому… А внутри Отечества крики: «Защитите нас! Спасите нас!» А тут радость — спустили на воду еще один подводный ракетный крейсер, и еще сто сорок человек ушло в безопасные воды Америки. Уехало от перестрелок и взрывов на улицах к берегам Америки защищать нас. И если грубо откровенно… А откровенно — это всегда грубо… И если честно… А честно — это тоже грубо… Наши атомные крейсера дежурят у Америки скорее по желанию народа, чем структур. Структурам тоже отрывать от себя и погружать в воду огромные деньги не хотелось бы. Но надо. Сзади народ, не терпящий. С криками: «Пусть нас убивает милиция, взрывают террористы, истребляют скинхеды, но с Америки охрану не снимем никогда!» Исчезающая от этого всего интеллигенция проектирует крейсера и перехватчики, «черные акулы» и «стреляющие тополя», а вечером выходит в город, уже не как защитники, а как жертвы Отечества, которое они защищают по периметру. Теперь, через полгода, я отвечаю на вопрос Познера «что такое власть?» — это люди, которым положена охрана.“

„Дым отечества светлее огня на чужбине.“

„Были те или иные раздражители. Но существовал и существует из всех моих ощущений и всех моих состояний по поводу возлюбленного отечества один общий знаменатель — колоссальное чувство сострадания и жалости. Колоссально жалко людей, которые бьются с бредом, с абсурдом существования.“

„Отечество славлю, которое есть, но трижды — которое будет.“

„Только зная свое Отечество, россиянин может в полной мере чувствовать свое достоинство, убеждаясь опытами, что благословенное его Отечество изобилует всеми сокровищами мира, всеми прелестями природы, что в Отечестве его есть люди с необыкновенными способностями и добродетелями, достойные просвещеннейших наций, и некоторые из оных доведены до столь высокой степени совершенства и в столь огромном объёме, что не существуют нигде им подобные. Только узнав все это, можно отвыкнуть от страсти удивляться чужеземному, можно излечиться от слепого пристрастия к иностранцам и, наконец, можно с пользой и приятностью путешествовать по обширной России.“

„В конце концов, отказавшись от всего, Анаксагор занялся умозрением природы, не тревожась ни о каких делах государственных.
Его спросили: «И тебе нет дела до отечества?»
Он ответил: «Отнюдь нет, мне очень даже есть дело до отечества!» — и указал на небо.“

„Чем больше имеешь знаний, тем лучше можешь служить своему отечеству.“

„Я заметила, что мужчины ищут мужской дружбы тогда, когда не находят себя в женщине, в любви к женщине. Все эти мужские братства, компании сродни монашеским орденам. Человек может иметь семью, жену, детей и все равно быть одиноким, искать духовного родства. Но мужчина, нашедший в женщине свое отечество, часто не имеет друзей среди мужчин.“

„Церковь всегда признавала войну злом, проявлением гнездящейся в человеческих сердцах братоубийственной ненависти. Однако Церковь не запрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите Отечества, свободы и безопасности ближних. В таких случаях война считается крайне нежелательным, но вынужденным средством. <…> Мы убеждены: злая воля должна быть остановлена. Иногда это требует применения силы, и мы с горечью признаем эту печальную необходимость.“

„Эмиграция — прекрасный источник адреналина. Очень полезно пожить за границей лет пять-шесть, потому что это расширяет сознание и помогает тебе более трезво смотреть на свое отечество.“

„Ради отечества следует жертвовать даже славой.“

„Эмигранты внутренние, внешние,
Не зовут нас и не ждут нигде —
Лишь в одном отечестве нездешнем,
На незародившейся звезде.“

„Пушкин был убит масонами через организованную бытовую историю. Государь знал о возможной организованной гибели и взял с Пушкина слово, чтобы он не дрался на дуэли. Пушкин не сдержал слова и был убит. Дальше вторая глыба могучая — Достоевский. Всегда власти боролись с его идеологией. Всегда его идеи отвергались омасоненной интеллигенцией. И здесь же другая глыба — Лев Толстой. Русский литературный гений, но пустивший Россию под откос. Он писал против Отечества, собирался переписывать Евангелие и кончил тем, что бежал неведомо куда и неведомо зачем. Я Льва Толстого как личность не люблю. “Война и мир” — это гениальнейшее произведение. Но его личные сентенции я не приемлю. О причинах поражения 1812 года, о Кутузове и Наполеоне — не то написано.“

„Мы должны говорить о привлекательности Приднестровья для туристов. Чтобы к нам ехали не смотреть на остаток Советского Союза, на Ленина и другие памятники советской эпохи… Недавно прошёл праздник 55-го Подольского пехотного полка Русской Императорской армии. Это наша история. К сожалению, в советские времена стиралась память о защитниках Отечества. Но мы восстанавливаем эту память.“

„Все говорили о близкой войне и сколько помню, довольно легкомысленно. Подражание французскому тону времен Людовика XV было в моде. Любовь к отечеству казалась педанством. Тогдашние умники превозносили Наполеона с фанатическим подобострастием и шутили над нашими неудачами. К несчастию, заступники отечества были немного простоваты; они были осмеяны довольно забавно и не имели никакого влияния. Их патриотизм ограничивался жестоким порицанием употребления французского языка в обществах, введения иностранных слов, грозными выходками противу Кузнецкого моста и том[у] подоб[ным]. Молодые люди говорили обо всём русском с презрением или равнодушием и, шутя, предсказывали России участь Рейнской конфедерации. <…“

„Первые восемь томов «Русской истории» Карамзина вышли в свет. <…> Появление сей книги (так и быть надлежало) наделало много шуму и произвело сильное впечатление, 3000 экземпляров разошлись в один месяц (чего никак не ожидал и сам Карамзин) — пример единственный в нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Коломбом. <…> Молодые якобинцы негодовали; несколько отдельных размышлений в пользу самодержавия, красноречиво опровергнутые верным рассказом событий казались им верхом варварства и унижения. Они забывали, что Карамзин печатал «Историю» свою в России; что государь, освободив его от цензуры, сим знаком доверенности некоторым образом налагал на Карамзина обязанность всевозможной скромности и умеренности.“

„Для человека с сердцем есть только одно отечество — демократия, а если русские победят [в Венгрии], ей будет нанесён смертельный удар.“

„Отечество, славлю,, которое есть, но трижды —, которое будет. … Я, земной шар чуть не весь, обошел, — и жизнь, хороша, и жить, хорошо. А в нашей буче,, боевой, кипучей, — и того лучше. … Твори,, выдумывай,, пробуй! … Жизнь прекрасна, и, удивительна.“

„Воспитывайте в себе дух воинов, способных защищать Отечество, берите примеры с Александра Невского, Дмитрия Донского и многих других наших великих полководцев. Берите примеры с воинов и полководцев минувшей войны — с маршала Георгия Жукова, Александра Матросова, Зои Космодемьянской — с тех, кто, не рассуждая, жертвовал жизнью во имя Отечества.“

„Как говорят, нет пророка в своем отечестве (особенно это для России верно), но, на мой взгляд, Сбербанк — самый технологичный банк в мире.“

„Роковое бывает это явление, когда теряется в правительстве внимание страны, и всякое правительственное действие бьёт мимо благой цели, идёт криво и косо: всё становится невпопад, всё обращается во зло. Правительство является невольным мучителем народа: народ является более или менее покорною жертвою. И нет возможности поправить дело, пока нет возможности приобрести понимание страны. Такое явление бывает именно тогда, когда столица не имеет ни исторических, ни современно-народных, никаких живых связей со страною, другими словами: когда центр правительственный отделён от центра народного.
Такое явление представляет нам теперь наше отечество, Россия, у которой столица Петербург.“

„Уверен, что патриотизм должен быть вопросом нашей национальной стратегии, и все общественные и политические проявления сегодня нужно рассматривать через понятия единства и любви к родине. Сегодня защитник отечества — это не только воин, который обеспечивает безопасность страны. Сейчас каждый должен быть воином — в информационном пространстве, социальной сфере, межнациональных отношениях, воспитании своих детей.“

„Любовь к отечеству есть сила живая, светящая, согревающая. Она сообщает всем действиям человеческим чистоту и возвышенность, словам — искренность и правду, мыслям — определенность, намерениям — крепость, отдаленным планам и предположениям — близость и удобоисполнимость. И на все кладет печать одной ей свойственной красоты и привлекательности.“

„Парни, вы принесли отечеству такую же пользу, как наши солдаты на фронте!“

„Я не принадлежу к числу тех, которые питают страсть к своему Отечеству, или к какой-нибудь другой нации, мои помыслы направлены на благо всего человеческого рода; ибо я считаю отечеством Небо и его согражданами всех благомыслящих людей, и мне приятнее сделать много добра у русских, чем мало у немцев или других европейцев, хотя бы я пользовался среди них величайшим почетом, богатством и славой, но не мог бы при этом принести много пользы другим, ибо я стремлюсь к общему благу.“

„Что там погреб, что там дровяной сарай — я решительно высказываюсь в пользу чердака! — Климат, отечество, нравы, обычаи — сколь неизгладимо их влияние; да, не они ли оказывают решающее воздействие на внутреннее и внешнее формирование истинного космополита, подлинного гражданина мира! Откуда нисходит ко мне это поразительное чувство высокого, это непреодолимое стремление к возвышенному! Откуда эта достойная восхищения, поразительная, редкостная ловкость в лазании, это завидное искусство, проявляемое мною в самых рискованных, в самых отважных и самых гениальных прыжках?“

„Я не могу равнодушно пройти мимо гравюры, представляющей встречу Веллингтона с Блюхером в минуту победы под Ватерлоо, я долго смотрю на нее всякий раз, и всякий раз внутри груди делается холодно и страшно… Эта спокойная, британская, не обещающая ничего светлого фигура ― и этот седой, свирепо-добродушный немецкий кондотьер. Ирландец на английской службе, человек без отечества ― и пруссак, у которого отечество в казармах, ― приветствуют радостно друг друга; и как им не радоваться, они только что своротили историю с большой дороги по ступицу в грязь, в такую грязь, из которой ее в полвека не вытащат… Дело на рассвете… Европа еще спала в это время и не знала, что судьбы ее переменились. И отчего?.. Оттого, что Блюхер поторопился, а Груши опоздал! Сколько несчастий и слез стоила народам эта победа! А сколько несчастий и крови стоила бы народам победа противной стороны?“

„"И дым отечества нам сладок и приятен", - хихикал Герострат - античный поджигатель.“

„Вряд ли труды профессора Б. Н. Миронова при жизни автора будут признаны широкой научной общественностью и найдут отражение в учебниках. Уж слишком много устоявшихся в литературе (и дореволюционной, и советской, и постсоветской) штампов и стереотипов развенчивается в них. Тем более что «нет пророка в отечестве своём», и «большое видится на расстоянии!»“

„Беда положения нравов в Отечестве заключается именно в том, что мы начинаем бесконечно анализировать все эти нюансы добродетели или, наоборот, подлости. Все должно быть «или — или». Или — «да», или — «нет.»“

„Пушкин был убит масонами через организованную бытовую историю. Государь знал о возможной организованной гибели и взял с Пушкина слово, чтобы он не дрался на дуэли. Пушкин не сдержал слова и был убит. Дальше вторая глыба могучая — Достоевский. Всегда власти боролись с его идеологией. Всегда его идеи отвергались омасоненной интеллигенцией. И здесь же другая глыба — Лев Толстой. Русский литературный гений, но пустивший Россию под откос. Он писал против Отечества, собирался переписывать Евангелие и кончил тем, что бежал неведомо куда и неведомо зачем. Я Льва Толстого как личность не люблю. “Война и мир”“

„Отец – кормилец и защитник жены и семьи. Мистическое тело родины, образ национальной культуры, таинственное дыхание и красота матери-земли – все это было бы открыто вражьим ветрам и налетам, если бы жизнь родины не протекала в формах государства. Лишь его справедливыми, но и строгими законами, его умным миролюбием, но и вооруженной решимостью защищена родина от превратностей и неожиданностей судьбы. Отечество – это меч и щит родины. Не в историческом, но в иерархическом порядке родина первичнее отечества. Если бы у нас не было что защищать, нам не были бы нужны ни меч, ни щит…Правильно потому говорит Вольтер: «Отечество возможно только под добрым королем, под дурным же оно невозможно». Ту же мысль высказывает и La Bruyere: «В деспотиях невозможно отечество.»“

„Этот «опыт» и международная сеть терроризма, созданная КГБ, не пропала с распадом СССР, не исчезла окончательно, остались кадры, навыки, связи, и наконец – остался пример, прецедент террористической деятельности, которая возобновилась теперь на новом этапе, как война с Америкой. Есть вопросы, лежащие на поверхности, и вызывает большое удивление, что никто их не задаёт теперь, когда тема терроризма стала главной в Западном мире. Первый: где есть центр терроризма? Кто им руководит? Кто подготовил и довёл до исполнения такую сложную диверсию, как уничтожение башен Торгового Центра в Нью-Йорке и разрушение здания Пентагона в Вашингтоне? Кто? Бен Ладен? Это выглядит несерьёзно. Каждый, кто способен анализировать, поймёт, что такая операция была не под силу только террористической организации… После диверсии 11 сентября Америка была легко втянута в две войны на Ближнем Востоке… Зададим вопрос, чьим ещё интересам соответствовала эта война? Диверсия 11 сентября ударила по всему Западному миру. Ни одна страна не получила после этого события никакой политической прибыли. Но Россия сразу использовала ситуацию, чтобы спрятать свой государственный терроризм и преступную войну в Чечне, показывая на исламскую религиозность чеченцев, которые защищают отечество. И это право на защиту выставляется россиянами как исламский терроризм. Манипуляция удалась. Запад предательски сдал чеченский народ на уничтожение. От войны в Ираке на сегодняшний день никто не получил экономической выгоды, кроме России.“

„Расплюев. Я-а-а теперь такого мнения, что все наше отечество это целая стая волков, змей и зайцев, которые вдруг обратились в людей, и я всякого подозреваю; а потому следует постановить правилом — всякого подвергать аресту. […] Да-с. Правительству вкатить предложение: так, мол, и так, учинить в отечестве нашем поверку всех лиц: кто они таковы? Откуда? Не оборачивались ли? Нет ли при них жал или ядов. Нет ли таких, которые живут, а собственно уже умерли, или таких, которые умерли, а между тем в противность закону живут.“

„Никто не может быть пророком в своём отечестве, — говорила она, — и тебе совсем не полезно жить в городе, где ты родился, где тебя видели оборвышем, бегавшим по площадям, где всякий может сказать (ведь аристократы страх как любят хвастаться благодеяниями, подчас даже воображаемыми, которые они оказывают артистам): «Я ему покровительствовал»…“

„Мы всегда будем помнить и чтить всех известных и неизвестных героев - защитников Отечества, погибших в годы Великой Отечественной войны. Низкий поклон всем, кто спас наше государство от уничтожения, кто подарил нам мир.

Дорогие ветераны, участники Великой Отечественной войны и труженики тыла! Своим ратным трудовым и боевым подвигом вы вписали Победу в мировую историю! Вы дали нам право жить свободно на родной земле. Здоровья вам, сердечного тепла и долгих лет жизни!“

„В прошедшем меня мучит <…> гнусное примирение с гнусною действительностию. Боже мой, сколько отвратительных мерзостей сказал я печатно, со всею искренностию, со всем фанатизмом дикого убеждения! Более всего печалит меня теперь выходка против Мицкевича, в гадкой статье о Менцеле: как! отнимать у великого поэта священное право оплакивать падение того, что дороже ему всего в мире и в вечности — его родины, его отечества, и проклинать палачей его, и каких же палачей?“

„Надо тем, кто в расстрельной команде, прежде жизнью собственной за отечество рискнуть.“

„Каждым случаем несправедливости и попрания прав человеческих, вы ослабляете Родину на еще один выпавший кирпичик. В каждом случае несправедливости и попрания прав вы крушите свое Отечество, а не только людей бьете.“

„Промахи правительства попадают в сердце отечества.“

„Смелость, потом опять смелость, всегда смелость и Отечество будет спасено!“

„Это удовольствие для служителей свободных людей возможность заявить им, что отечество будет спасено.“