Цитаты о писатель

страница 4

„Весь талант писателя, в конце концов, состоит лишь в выборе слов.“

„Писатель-графоман проживал за чертой творческой бедности.“

„Это же не секрет, что первую книжку писатель пишет, потому что хочет. Вторую — потому что ему осталось что сказать. А следующие — потому что контракт.“

„Если вы посмотрите на историю научной фантастики, на то, что, по мнению писателей, должно было случиться и на то, что произошло на самом деле — дела очень плохи. Мы почти всегда ошибаемся. В основе нашей репутации провидцев лежит способность людей изумляться когда нам удаётся что-то угадать. <…“

„Ничего не значит больше для писателя, чем получить письмо от читателя, который глубоко прочувствовал одну из его книг.“

„Кларк полагает, что будущее фантастической литературы — в космосе, что это единственная для неё тема. А я убежден, что нельзя написать ничего серьезного, если не обращаться к современному социальному опыту большого числа писателей и читателей.“

„«У хорошего писателя должны быть хорошие рефлексы и чистые руки», — думал Черницкий, моя клешни хозяйственным мылом после блистательного убийства мухи.“

„Несмотря на то, что в Германии Эрих Мария Ремарк давно уже не пользуется популярностью, — о нём помнят лишь как об авторе «На Западном фронте без перемен», у нас, в России, Ремарк до сих пор — самый любимый немецкий писатель. <…“

„Сколько людей сможет жить без прикрытия фильма? Сколько сможет забыть что вы были полицейскими священниками писателями бросить всё о чем вы когда-либо думали всё что вы когда-либо делали и говорили и просто выйти из фильма? Больше идти некуда. Кинотеатр закрыт.“

„Публика больше всего любит тех писателей, в произведениях которых она может дивиться своей собственной мудрости.“

„Пробовать писать должны тысячи, чтобы один стал писателем.“

„Баллард — самый значительный писатель, который вышел из фантастики в «большую литературу».“

„Писатели, как и зубы, бывают передними и коренными.“

„Ле Гуин — квинтэссенция американского писателя, <…> для которого поиски Царства мира непрерывны.“

„Мне нельзя писать. У писателя, как сказал Лесков, должны быть все страсти в сборе.“

„У писателей ушки в мерлушке
и остатки еды на бровях,
возле дуба им строят кормушки,
чтоб не вздумали рыться в корнях.“

„Честно говоря, многие годы я считал, что откровенный разговор о Солженицыне до времени неуместен, ибо он не просто отдельная личность или один из писателей, но и в определённой мере персонификация современной литературы, а может быть, и более того — всей нашей современной истории. По этой причине любой, даже сугубо эстетический разговор вокруг его творчества неизбежно перерос бы в идеологическую полемику, где внелитературные страсти, по естественной инерции сложившейся в современном обществе ситуации, возобладают над профессиональной сутью обсуждаемого предмета. Разрушительные последствия для русской литературы трудно себе вообразить<…“

„Категоричность оценок наших либеральных ультрас, нетерпимость в отношении несогласных выдаёт в них сторонников крутого и наглого тоталитаризма. Тех, кто не с ними, они готовы чуть ли не проглотить. Показателен в этой связи скандал в Русском ПЕН-центре, где, по словам его президента, писателя Андрея Георгиевича Битова, произошел «рейдерский захват». Скандал ждёт развязки. Следим. Как стоит следить и за более широкой дискуссией об отношении к России и свободам у нас, которая так ярко и свободно разворачивается в кругах, которые принято считать интеллектуальными. Впрочем, ничего нового. Продолжение русской традиции.“

„Говоря о составе архивов писателей отбираемых для хранения, мы должны зафиксировать новый этап в выявлении и собирании такой важной части писательского архива, как переписка. Архивисты помнят, сколь велика была всегда или почти всегда разница в объёме писем самого писателя и адресованных ему, многими писателями (например А.П. Чеховым) заботливо сохраненными.“

„Сегодня мы можем поставить некоторые новые вопросы, относящиеся к самому характеру творческой работы одновременно писателя и имеющие, пожалуй, отношение к проблеме состава архива.
Если каждый усердный читатель русской классики твёрдо знал (и верил даже априори), что в прозе Бунина или Чехова два слова нельзя поменять местами без ущерба для художественного эффекта, то в последние пятнадцать лет проза совсем не бесталанных писателей такую процедуру не пропускает. Внимание автора и читателя сместилось на какие-то иные пласты текста, анализ которых вывел бы нас за пределы обозначенной темы. Отметим, однако, что в дальнейшем изучение этих новых творческих явлений, возможно, пойдёт параллельно с изучением технических возможностей сохранения разных этапов работы автора над текстом.
Вопрос, как как собирать отпечатки разных этапов работы автора над тем или иным его сочинением, для нас остаётся открытым; надеемся на конструктивное внимание к нему архивистов-практиков.“

„… быть рядом с писателем — тяжкое бремя для женщины: он очень силен в области идей, но весьма непрактичен в повседневной жизни. Писатель поступает не совсем честно. На самом деле ему нужно, чтобы кто-то из любви к искусству состоял при нем в сиделках!“

„Критик зачастую превращается в бациллоносителя, а болезнь, которой он заражает писателя, есть калечащая и иногда смертельная зараза, известная под названием «принимать себя всерьёз».“

„Когда случают лошадей, это очень неприлично, но без этого лошадей бы не было, то часто кобыла нервничает, она переживает защитный рефлекс и не дается. Она даже может лягнуть жеребца. Заводской жеребец не предназначен для любовных интриг, его путь должен быть усыпан розами, и только переутомление может прекратить его роман. Тогда берут малорослого жеребца, душа у него, может быть, самая красивая, и подпускают к кобыле. Они флиртуют друг с другом, но как только начинают сговариваться (не в прямом значении этого слова), как бедного жеребца тащат за шиворот прочь, а к самке подпускают производителя. Первого жеребца зовут пробник. <…> Русская интеллигенция сыграла в русской истории роль пробников. <…> Вся русская литература была посвящена описаниям переживаний пробников. Писатели тщательно рассказывали, каким именно образом их герои не получали того, к чему они стремились.“

„Разумный писатель никого не читает.
Читать тех, кто пишет хуже него, нет смысла.
Читать тех, кто пишет лучше, – только расстраиваться.“

„— Есть ли что-то такое, чего вы хотите, но еще не получили в жизни?
— Существует много всего, за чем мы гоняемся в жизни. Творческий процесс не должен прерываться. Без творческой энергии мы умрем. Я говорю не о писателях, актерах или художниках. Мы все — творцы, мы все ежедневно творим наш собственный фильм, длиною в жизнь.“

„У меня не было сомнений в моём таланте писателя — я просто не считаю себя таковым и не претендую на жизнь «в веках». У меня не было сомнений в том, что есть огромное количество людей, которым эта книга нужна, а я физически не могу объять необъятное. Мои сомнения, мой страх были в том, что я могу сделать больно. И поэтому, прежде чем сказать «да» издателю, я нашла возможность дать прочитать «Исповедь мачехи» тем, кого я так боялась ранить.
Реакция тех, за кого по-прежнему болит моя душа, была такой, что я смело на одной из первых страниц книги написала: «Любое сходство с реальными людьми и событиями — не более, чем случайность».“

„(Вопрос: считаете ли Вы, что хороший писатель должен страдать?)
— Нет, жизнь и так тяжела. Идею, что «хороший писатель должен страдать», придумали мужчины. Флобер ходил и ныл, ах, как ему тяжело живется, как он страдает, пока какая-то женщина неплохо его обслуживала в быту. Женщин же никто в быту не обслуживает. Женщины выполняют всю реальную работу, а не придумывают себе страдания.“

„«Всю жизнь я старался избежать мелодрамы, — подчеркнул он в интервью 1991 года. — Я сидел в тюрьме три раза и в психиатрической больнице два раза, но это никак не повлияло на то, как я пишу… Это — часть моей биографии, но биография ничего общего не имеет с литературой, или очень мало». В разговорах со мной он выразился еще более афористично: «Нельзя стать заложником собственной биографии», или: «Нельзя продолжить злую действительность собственными словами». А в эссе об Одене он утверждает, что «для писателя упоминать свой тюремный опыт — как, впрочем, трудности любого рода — все равно что для обычных людей хвастаться важными знакомствами».“

„Только для очень верующих и очень чистых сердцем брак может представляться до конца таинством. С точки зрения общественной мыслимо теоретическое отрицание брака и семьи, как ячеек чистейшего эгоизма и антисоциального обособления всяческих интимных интересов, противных всеобщему альтруизму. Можно, как это сделал великий писатель, усомниться в преобладании нравственного элемента в самой основе брачного сожития и его физиологических осложнений. Но невозможно отрицать могущество одной стороны брачного сопряжения — стороны психологической. Под старость, говорят, супруги усваивают одинаковый почерк (хотя бы и учились у разных каллиграфов), становятся даже наружно похожими друг на друга. Каковы же должны быть размеры внутренней духовной ассимиляции личностей, связанных подобным неразрывным союзом? Сглаживаются все резкие контрасты характеров, точно спаиваются два живых существа. Разрубите по прошествии некоторого времени такой союз — получатся уже не две прежние особи, а две половины чего-то целого. Такова психологическая основа брака, и процесс этот совершается роковым образом. Бессознательно, мучительно и больно по большей части протекает он, но от него не избавлено ни одно брачное сопряжение.“

„По большому счёту я писатель. Вот кто я. Конечно, я и режиссёр, и мне нравится снимать фильмы. Но я сделал уже 17 картин, и люди не говорят обо мне: «Давайте позовём Гарри, он снимет эту сцену с вертолёта». Они говорят: «Нужен Гарри. Он исправит сценарий».“