Цитаты о завоеватель

„Наши враги утверждают, что солдаты фюрера прошли как завоеватели по землям Европы — но везде, куда они прибыли, они принесли процветание и счастье, мир, порядок, надёжные условия, рабочие места, и вследствие этого достойную жизнь. Наши враги утверждают, что их солдаты пришли в те же самые земли как освободители — но везде, куда они прибывают, теперь бедность и страдание, хаос, опустошение и разрушение, безработица, голод и массовая смерть. И всё, что остаётся от их так называемой свободы, это жизнь, которую никто не смел бы называть пристойной даже в самых тёмных уголках Африки.“

„Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города.“

„Война дает право завоевателям диктовать покоренным любые условия.“

„Убей одного человека — и ты станешь убийцей. Убей миллионы — и станешь завоевателем. Убей всех — и ты станешь Богом.“

„Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого. Что опять-таки естественно и закономерно, так как завоеватель притесняет новых подданных, налагает на них разного рода повинности и обременяет их постоями войска, как это неизбежно бывает при завоевании.“

„Патриот — человек, которому интересы части представляются выше интересов целого. Игрушка в руках государственных мужей и орудие в руках завоевателей.“

„…Нормандия… Имя, оставшееся на карте Франции как память о суровых завоевателях с Севера. И её первому правителю ярлу Ролло ещё предстояло утвердить свою власть, начертать законы, сокрушить врагов. Ибо это время, названное историками Тёмными веками, было временем смелых, беспощадных и дерзких, и под клинками их мечей старая Европа обретала новые очертания. Викингу из Норвегии суждено было неслыханно возвыситься, войдя в королевский дом франков, отречься от своих богов и принять священное Крещение в городе Руане, который долгое время был известен ближним и дальним сеньорам как усадьба Ролло Рухам. <…>Он исполнил всё, что задумал, — укротил недругов, приручил соперников, разгадал интриги и коварные ловушки на пути, ведущем к трону. И тем не менее сам оказался в плену, угодив в силки, сплетённые из блистающих красной медью волос той, что затерялась во мраке варварских времён, оставив о себе лишь детское имя — Птичка. <…>Но всё это было ещё впереди…“

„Завоеватель, упоённый славой, разоряет победоносные нации почти так же, как и нации побеждённые.“

„Каждый завоеватель — есть безумец, начинающий с разорения своих подданных для того, чтобы иметь удовольствие разорить чужих.“

„Мы не просто не верим в бога, но мы «предались сатане» — в угоду ему оскорбляем религиозные чувства людей, не довольствуясь всемирным процессом отхода от религии в связи с приобщением к культуре, а хотим немедленно поломать и низвергнуть старых богов и заменить их своими <…>. Мы насильственно, как только это делает вера завоевателей в отношении веры завоёванных, лишили жизнь людей нашей страны благообразия и поэзии неизменных и вечных её рубежей — рождения, венчания, похорон и т.п.“

„Идеал теперь — обеспечить собственной нации господство над миром: стремление столь же безграничное, как то стремление капитала к прибыли, из которого оно возникает. Капитал становится завоевателем мира, но каждый раз, как он завоевывает новую страну, он завоевывает только новую границу, которую необходимо отодвинуть дальше. Это стремление превращается в экономическую необходимость, потому что остановка понижает прибыль финансового капитала, уменьшает его способность к конкуренции и может, в конце концов, меньшую хозяйственную область превратить в данницу крупной.“

„Теперешнее название Стамбул, данное ему турками, не имя, а позорное клеймо. Оно … должно исчезнуть вместе с завоевателями. …Босфорская столица… не только город прошедшего, но и будущего. И славяне, как бы предчувствуя его и свое величие, пророчески назвали его Цареградом. Это имя, и по своему смыслу, и потому, что оно славянское, есть будущее название этого города.“

„Судьба всегда непредсказуема. Она может быть милосердной и коварной, горькой и радостной, возводящей к вершинам и низвергающей в прах. Уступает ли судьба воле? Или великое чувство награждается судьбой? Но когда в рождественский вечер, в день, когда во Франции появилось герцогство Нормандское, изгнанница Эмма последний раз оглянулась на Руан, она в полной тоске считала, что уезжает навсегда. Когда-то ей предрекли, что она сможет найти своё пристанище в жизни. Теперь она поняла, что это пристанище будет не здесь. И ошиблась. Ибо то, что чудом выросло среди крови, ненависти и коварства — удивительное чувство любви между нею и завоевателем с Севера, — было слишком сильным и не могло исчезнуть. Даже по воле чужих интриг. И этому цветку ещё предстояло расцвести. Это её тайна, её испытание для самых достойных. И если будет сила, будет любовь — будет и встреча… и счастье… и любовь…“

„Абиссинцы с ружьями за плечами ходят без дела с независимым видом. Они завоеватели, им работать неприлично. И сейчас же за городом начинаются горы, где стада павианов обгрызают молочаи и летают птицы с громадными красными носами.“