„На бойне любви убивают лишь лучших, не слабых, уродливых и невезучих. Не надо бояться подобной кончины. Убит не любовью? Знать, жил мертвечиной!“
— Джалаледдин Руми персо-таджикский поэт-суфий 1207 - 1273
Цитаты о жилье
Коллекция цитат на тему жилье.
Связанные темыВсего 360 цитат о жилье, фильтровать:
„Я жил на грани безумия, желая познать причины, стучал в дверь. Она открылась. Я стучал изнутри!“
— Джалаледдин Руми персо-таджикский поэт-суфий 1207 - 1273
Реклама
„Иногда мне кажется, что я уже жил на Земле — может, быть я был парижской шлюхой или кем-нибудь еще…“
— Брайан Молко вокалист, гитарист и автор песен 1972
„Однажды на корабль грамматик сел ученый,
И кормчего спросил сей муж самовлюбленный: «Читал ты синтаксис?» — «Нет», — кормчий отвечал.
«Полжизни жил ты зря!» — ученый муж сказал. Обижен тяжело был кормчий тот достойный,
Но только промолчал и вид хранил спокойный. Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл,
И кормчий бледного грамматика спросил: «Учился плавать ты?» Тот в трепете великом
Сказал: «Нет, о мудрец совета, добрый ликом». «Увы, ученый муж! — промолвил мореход.-
Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет».“
— Джалаледдин Руми персо-таджикский поэт-суфий 1207 - 1273
Реклама
„Шёл он от дома к дому,
В двери чужие стучал.
Под старый дубовый пандури
Нехитрый мотив звучал.
В напеве его и в песне,
Как солнечный луч чиста,
Жила великая правда –
Божественная мечта.
Сердца, превращённые в камень,
Будил одинокий напев.
Дремавший в потёмках пламень
Взметался выше дерев.
Но люди, забывшие бога,
Хранящие в сердце тьму,
Вместо вина отраву
Налили в чашу ему.
Сказали ему: «Будь проклят!
Чашу испей до дна!..
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!“
— Иосиф Виссарионович Сталин российский революционер, советский политический, государственный, военный и партийный деятель, генералиссимус, Генсек... 1878 - 1953
Иосиф Джугашвили, 1896 г.
„Жил на свете мясник, и у него был нож, который год за годом оставался идеально острым. Когда мясника спрашивали, как ему удается сохранять лезвие в таком состоянии, он отвечал: «Я следую линиям кости. Я не пытаюсь разрезать ее, сломать и вообще хоть как-то ей сопротивляться. Это только испортит нож». В жизни нужно идти вдоль препятствий. Если пытаться их побороть — это только навредит.“
— Брюс Ли киноактёр, популяризатор и реформатор боевых искусств 1940 - 1973
„В колледже у меня была подруга. Ее звали Джой, что в переводе с английского означает «Радость», и она была единственной нормальной девочкой на моем курсе. Джой не была красавицей, но когда заходила в комнату, все взгляды были в ее сторону. По ее нарядам можно было составлять энциклопедию хорошего вкуса без правил. Она могла прийти на занятия в затертых до дыр Levi's 501 и в изношенных кроссовках, но при этом — в роскошных бриллиантах своей прабабушки и с великолепным тюрбаном из платка Hermes на голове. Предметом ее гордости была коллекция индийских сари, старинных украшений и обуви Manolo Blahnik, и все это она со вкусом соединяла вместе. Джой презирала модные журналы, но обожала ходить по магазинам. Как-то мы два дня бегали по лавкам старой одежды в поиске босоножек к ее новому платью Chanel: «Разве ты не видишь, к этому платью можно надеть только золотые босоножки vintage. Иначе никак». Я не понимала, но не могла не согласиться. Казалось, вся ее жизнь состоит из противоречий. Джой, несомненно, была самой талантливой студенткой на нашем курсе, но всегда получала худшие оценки. Она обедала в самых шикарных ресторанах Лондона, а на ужин съедала чизбургер в McDonald's и из раза в раз оставалась без пенни к концу месяца. Она жила в огромной квартире в самом престижном районе Лондона, где ее соседями были лорды и леди, а постоянными гостями — ободранные художники и странные на вид люди искусства. Стену чопорной прихожей украшал портрет матери работы Энди Уорхола, а на полке огромного антикварного зеркала стояли туфельки Manolo Blahnik: «Они такие красивые, что я даже не решаюсь их надеть! Это ведь настоящее произведение искусства!» А еще Джой обожала путешествовать. Она проводила июнь у мамы в Марокко, июль — на яхте папы на Лазурном берегу, а в августе могла оказаться где-нибудь в Южной Африке, помогая Красному Кресту спасать от голода местных жителей, или медитировать в каком-нибудь индийском храме. На втором курсе Джой решила, что занимается не тем, что мода — слишком скучное и в целом бесполезное занятие, которое вряд ли поможет ей изменить мир, и уехала в Нью-Йорк. После этого мы мало виделись и скоро почти потеряли связь. Изредка я получала от нее послания из самых разных уголков мира. Последний раз она оправлялась от неудачного романа с каким-то голливудским режиссером на пляжах Мексики: «Здесь такие красивые украшения можно купить! В Нью-Йорке все просто обалдеют!» Последнее время я часто вспоминала Джой. Может быть, оттого, что модная в этом сезоне этническая одежда будто вышла из ее гардероба, может быть, оттого, что она всегда знала, в каком ресторане мира лучше всего готовят лазанью, а может быть, оттого, что большинство моих нынешних подруг носят одинаковую одежду и отдыхают в скучных местах. Она действительно не была похожа ни на кого. И меньше всего на свою сестру-близняшку Санни, что в переводе с английского означает «Солнышко». Но это уже другая история.“
— Шахри Амирханова 1978
Реклама
„Жить — это не значит дышать, это значит действовать. Не тот человек больше всего жил, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь…“
— Жан-Жак Руссо французский деятель эпохи Просвещения 1712 - 1778
„Такие слишком медовые эти луны, такие звезды — острые каблуки, меня трясет от каждого поцелуя, как будто губы — голые проводки, а мне бы попивать свой чаек духмяный, молиться молча каждому вечерку, меня крутили, жили, в ладонях мяли и вот случайно выдернули чеку, за это даже в школе бы физкультурник на год освободил от своей физры, меня жует в объятьях температурных, высинивает, выкручивает навзрыд, гудит волна, захлестывает за борт, а в глазах тоска, внутри непрерывный стон, но мне нельзя: апрель — у меня работа и курсовик пятнадцатого на стол.
Играю свои безвьшгрьшгные матчи, диктую свой отточенный эпилог, чтоб из Москвы приехал прекрасный мальчик и ткнулся носом в мой обожженный лоб. А дома запах дыма и вкус ванили, а дом-то мал и грязен, как я сама, а мне не написали, не позвонили, не приоткрыли тайные закрома. Таскаюсь по проспектам — как будто голой, да вот любой бери меня не хочу — и город цепко держит клешней за горло, того гляди задушит через чуть-чуть, приду под вечер, пью, залезаю в ванну, как тысячи таких же, как я, девиц, а что у вас немедленно убивало, здесь даже не хватает на удивить.
И это не любовь — а еще покруче, все то, что бьет наотмашь, издалека. Такие слишком синие эти тучи, такие слишком белые облака.
Ребята, мой плацдарм до травинки выжжен, разрытые траншеи на полдуши. Ребята, как же я вас всех ненавижу, всех тех, кто знает, как меня рассмешить. Вы до конца на мне затянули пояс, растерли закостенелое докрасна, а после — все, свободна, билет на поезд, и поезжай в свой Питер. А в нем весна.
Но мне в большом пакете сухпай на вынос отдали, нынче кажется, все на свете, мне б успокоить это, что появилось, хоть выносить, оставить в себе до смерти. Да вы богатыри — ведь пробить непросто махину эту — а по последней версии, сто шестьдесят четыре живого роста, полцентнера почти неживого веса. Да, я вернусь когда-нибудь, да, наверно, опять вот так, минуточкой, впопыхах, но у тебя очки и немножко нервно, и волосы — специально, чтоб их вдыхать.
И как я научилась при вас смущаться и хохотать до привкуса на губах, как вы так умудряетесь помещаться в моей башке, не большей, чем гигабайт? В моих руках, продымленных узких джинсах, в моих глазах, в прожилочках на висках — как удалось так плотно расположиться и ни на миг на волю не отпускать? А жизнь совсем иначе стучит и учит — не сметь считать, что где-нибудь ждут-грустят. Как вы смогли настолько меня прищучить, что я во сне просыпаюсь у вас в гостях? Ведь я теперь не смогу уже по-другому, закуталась в блестящее волокно. Такие слишком длинные перегоны, такой свистящий ветер через окно.
Уйдите и отдайте мое хмельное, земное одиночество, мой фетиш. А может быть, я просто немножко ною, чтобы проверить, все ли ты мне простишь.“
— Аля Кудряшева 1987
„Я должен был остаться никем. Жизнь нанесла мне рану — еще при рождении пол лица мне парализовало. Учителя считали меня умственно отсталым, а мать поставила крест еще в детстве. На протяжении семи лет, семи долгих голодных лет, агенты и продюсеры хором твердили мне, что я должен бросить сначала актерскую, а затем сценарную стезю. Меня разворачивали на кастингах, еще до того как я снимал куртку, а продюсеры браковали мои сценарии, не прочитав ни строчки. Я глотал слезы на работе. Чистил клетки львов в зоопарке, рубил мясо. Семь долгих, тяжелых лет. Семь лет слез, пота и веры в себя. Вы тоже ничего не добьетесь, пока не переживете период отчаяния. А потом? А потом я целый год жил на 1600 долларов. И написал «Рокки». Верьте в себя и любите свою маму.“
— Сильвестр Сталлоне американский актёр, режиссёр, сценарист и продюсер 1946