„А евразийцы прямо махнули к Тамерлану и Чингис-хану. Не дается русским самостоятельность, свобода — ни мысли, ни души. Всегда они в «пленении» каким-нибудь очередным идолом, максимализмом, чьей-то чужой «целостностью». Так же и интеллигенция «возвращалась» к Церкви и Православию как к чему-то внешнему и сразу же, оказавшись внутри валась и от мысли, и от свободы, сразу простиралась перед «Типиконом». И во имя этого вновь обретенного «Типикона» с упоением начинала отрицать и оплевывать все лучшее в себе. «Дар всемирного понимания», «Нам внятно все»: на вершинах и взлетах русской культуры это несомненно так. Но слаб в ней «логос» и сильна «эмоция». Русские не любят, а влюбляются — даже в Гегеля и Маркса. В «Запад», в «Византию», в «Восток». И влюбление сразу же ослепляет, лишает как раз «внятности» и понимания. Мучительные страницы в «Автобиографических записках» Булгакова о том, как он «влюбился» в Государя. Но он, собственно, всю жизнь во что-нибудь влюблялся и сразу же строил теорию на этом шатком основании. А другие влюблялись в «Отцов», в «икону», в «быт». И всякая «часть»“
таков закон этой русской влюбчивости — моментально превращается в «целое», тогда как единственный смысл всех этих «объектов» влюбления, что только как части они и осмысленны, не «идолы». Пушкин России нужен гораздо больше, чем «Типикон». Во имя Пушкина нельзя ненавидеть, резать и сажать в тюрьму. А во имя «Типикона» очень даже можно.
«Дневники 1973—1983»
Темы
жизнь , жизни , государь , строй , упоение , дар , целостность , хан , взлет , интеллигенция , идол , прямая , часть , мысль , эмоции , душ , душа , эмоция , основание , собственное , страница , икона , понимание , восток , православие , записка , пленение , теория , запад , культура , свобода , вершинаАлександр Дмитриевич Шмеман 41
священнослужитель Православной церкви в Америке, протопресв… 1921–1983Похожие цитаты

„Нельзя дать внешней свободы больше, чем ее есть внутри.“

Книга беспокойств

„Люди требуют свободы слова в обмен на свободу мысли, которая у них отсутствует.“

„Мои мысли так меня переломали. В них есть что-то смертельное. В моей этой «свободе».“
Из дневников и заметок