Цитаты о нацист

„Я могу сказать, против кого я был бы всегда и в любом случае: для меня главное, чтобы к власти не пришли большевики или нацисты. Все остальное — как вода, я же анархист. Участвовать в общественно-политической жизни я бы никогда не стал.“

„Российская пропаганда, как всегда, врет. Здесь [в Украине] нет фашистов и нацистов. Точнее, их не больше, чем на улицах Москвы и Санкт-Петербурга. Здесь нормальные ребята: россияне, украинцы, крымские татары, мои сверстники, воины-афганцы.“

„Я слышал столько комиков с их шутками про нового Папу: «Разве не страшно, что новый Папа раньше был нацистом?» И ты говоришь «нет», когда смотришь на их послужной список, сравнивая. Нацисты в сравнении с католической церковью? Нацисты продержались всего лет 12, и от них осталась только горстка пепла в цилиндре. У католической церкви гораздо более богатая и престижная история убийств, пыток, тирании, угнетения, бессмыслицы, не говоря уже о сексе с детьми. И они все еще тут. И популярны как никогда! Я бы сильнее испугался, если бы кто-то сказал: «Знаешь нового нациста? Он раньше был Папой!»“

„Меня раздражает, когда про мою музыку говорят «экспериментальная». Эксперименты в музыке — как эксперименты в хирургии. Этим только нацисты занимаются.“

„Некоторые считают, что нацисты были страшнее, так как идеология убийств была страшнее. Но с точки зрения эстонцев, их соотечественники были убиты не коммунистами или нацистами, а русскими и немцами. Вопрос идеологии убийств для нас не имеет значения.“

„Самое страшное, что в наши дни очень многие стали в душе нацистами, даже не будучи пока ещё членами партии.“

„Советский режим убивал и терроризировал людей в таких странах, как Эстония. Говоря об освобождении от нацистов, Москва забывает, что для эстонцев, латышей, литовцев и поляков это означает сотни тысяч депортированных, десятки тысяч убитых, Катынь. Для нас СССР олицетворяет именно это, а не освобождение от фашизма.“

„Украинцы (для русских) — нацисты (бандеровцы).“

„Женщина, читающая «Плейбой», чувствует себя почти как еврей, читающий пособие для нацистов.“

„Если бы я был настоящим нацистом, я выбрал бы Юнга, nicht wahr? Но вместо этого я выбрал еврея Фрейда. В мировидении Фрейда никакого Бухенвальда не было. Бухенвальд, согласно Фрейду, в свете психоанализа превратился бы в футбольное поле, а в газовых камерах пухленькие дети изучали бы сольфеджио и искусство составления букетов. Печи Освенцима выпекали бы птифуры и свадебные торты, а ракеты Фау-2 стали бы обиталищем эльфов.“

„Возвращаясь ко Второй мировой войне, следует отметить очевидно ведущую роль Красной армии, украинских фронтов, советских партизанских объединений в изгнании нацистов. Внутри Украины второй фронт борьбы с фашистскими оккупантами открыла Украинская повстанческая армия. Она, опережая время, уже тогда видела Украину независимым государством, а не частью советской империи“

„Любой военный вам скажет, что нельзя победить противника с помощью бомб — нацисты во время войны уничтожали несколько сотен лондонцев в день с помощью бомбардировок, но нашу волю не сломили.“

„Спад производства впервые за многие годы по-настоящему ударил по среднему классу. Средний класс — писаки и счетоводы — люди мужественные: готовы претерпеть любые напасти. Одного только они перенести не в силах: малейшего намека на то, что им суждено стать чуть-чуть беднее. Включите телевизор: на всех каналах — дифирамбы новому Герою нашего времени: парню, прогоревшему на закладных. Это просто-таки разновидность фашизма. Во всяком случае, в Германии такое уже было. Вы полагаете, нацист — это бритоголовоый уголовник? Ничего подобного: нацист — это прежде всего бухгалтер. Видите ли, рабочий класс с нищетой всегда в обнимку: его с детства так воспитали. Но эти подонки, стоит их потрясти только за кошелек, стервенеют и начинают мстить остальным.“

„Нам всем нравится мир, где существа достаточно развиты для того, чтоб строгая социальная иерархия ощущалась, как равноправие. Мы все хотим мира, где ты искренне можешь уважать соседа своего, потому что сосед этого достоин. Он не претендует пустым говном на твое уважение, когда даже кола не заслуживает, а он способен на тепло, тепла не боится и открыт тебе, как ты открыт ему. Мы все хотим мира, населенного достойными существами. Только я в упор не могу увидеть, как деление по национальному признаку способно к такому привести. И если вы мне позволите, я считаю, что время, когда ты устанавливал законы лишь для своего королевства, осталось далеко в прошлом. Даже в тринадцатом веке это было уже не так. Сегодня, когда у нас есть трансатлантическая телефонная связь, самолеты, радио, кинематограф, ты должен устанавливать моральные законы для человечества в целом. Фюрер активно работает с Японией. Японцы тоже националисты. Они тоже убеждены, что высшая раса должна быть ростом не более метра шестидесяти, лунолика, узкоглаза и черна волосами, что уголь. Черные говорят: ты очень хорош для белого. Все — нацисты и расисты. Все — каждое человеческое существо, потому что каждый кулик будет орать, что его болото — единственно не болото. Если ты хочешь быть над этим всем, ты должен от них отличаться. Они должны мерить себя по тебе, они не будут этого делать, если ты такой же кулик, который так же истерично нахваливает свое болото.“

„Я говорю вам, зло не Гитлер, Сталин, Сатана.
Зло – это вы.
Я.
Мы.
Это мы – нацисты,
мы – фашисты,
мы – изверги,
мы, каждый из нас, кто болен страхом.
Кто слеп и глух к искренности богов.
Перед окончательной ликвидацией мой мальчик, мой Вакх каждому давал выбор – перешагни гордыню, прими меня в сердце и живи. Он каждому говорил – вот тебе зрение, вот ответственность, прими ответственность и живи. Как Иисус, что встретил прокаженных и сказал им «излечитесь», и лишь один вернулся и отблагодарил. Лишь один принял. Лишь один излечился. Такие мы, люди.“

„Я поддерживал нацистов, потому что они твердо стояли за аншлюс.“

„Последний нацист был для них дороже самого порядочного немца. Раз ты нацист, тебе всё дозволено: не так-то легко до него добраться. У них это называется стоять друг за друга.“

„Русские (для украинцев) — нацисты (путинисты).“

„Послушайте, есть нацисты, есть фашисты, их в стране маргинальное количество. Вы посмотрите, вы что, вот этих ряженых, за 50 долларов которые на улицу вылазят, вы их называете реальной силой? Вы от них ожидаете каких-то проблем? Да наплевать на них и забыть. Они подкармливаются с той же руки администрации президента. О чем мы говорим? Нас пугают давно завшивевшим пугалом. Нету его.“

„… Котова, которая вдруг научилась говорить, улыбается и объясняет, что они едут на Берлин. И лыбящаяся колонна во главе с Котовыми первыми движется в логово зверя, отдавая честь сумасшедшему нацисту. Удивительно, а я вот читал мемуары, там пишут, что как только заходили на землю, которая была захвачена, то у солдат ещё долго улыбок не было. Говорят, что потрясение, получаемое от вида живой почвы, худых и полумёртвых людей, а также тупо выжженного пространства и отсутствия какой-либо живности, отрицательно действовало на настроение человека, особенно, если этот человек знал, что до этого на этой земле всё было хорошо. Но фильм не про вымысел пропагандистов, которые писали свои мемуары, видимо, под дулами пулемётов «Максим». «Утомлённые солнцем 2» — это правда. Правда, которую спонсируют на твои деньги, зритель. Это правда о твоих предках, которую так хотел показать Михалков.“

„Прежде чем какое-либо племя или группа сможет пожертвовать разумом ради далеких от реальности мифов и магии предыстории, еда и крыша над головой должны быть гарантированы для этого сообщества людей мирной организацией производства во всем мире… нацисты планируют возвратиться в леса и вновь уподобиться исконным германским племенам. Евреи, которые представляют универсальную историю человечества, стоят на их пути. И однако же, очень может быть, что только благодаря евреям мир может сделаться игровой площадкой для племенной первобытности.“

„Роммель завоевал мировое уважение за его военный гений. Он был легендой. (…) Роммель служил живым напоминанием о более романтических, рыцарских днях — и был истинным примером офицера-гуманиста. Роммель был лучшим немецким генералом. Вы должны помнить, что вся Европа в то время была в руках нацистов. Американцы тогда ещё не вступили в войну. Россию атаковали 166 нацистских дивизий. Дело было плохо. И Роммель, величайший из воевавших в пустыне полководцев всех времён, и его Африканский корпус, задали жару британцам и теснили их обратно к Каиру. Это был момент, когда война могла быть проиграна.“

„Знаете, есть вот такой тип человека или тип идеологии, с которым бесполезно говорить. Я, например, знаю, давно уже понял, что бесполезно говорить с нацистом, с человеком, убежденным нацистом. Я встречал таких. Хоть кол на голове теши. Бесполезно говорить со сталинистами. Никаких шансов, что ты их переубедишь. Все, что ты им приводишь, ты можешь прочесть миллион раз — никогда никакого эффекта. Исламисты — такого же типа люди. Ни за что их не переубедишь. Вот с этими людьми нужно бороться, только беспощадно уничтожая их.“

„Про сопротивление, кстати, сразу смешно. Самое известное сопротивление было, как известно, во Франции. Французы, сперва сдавшие родную страну немецким нацистам практически без боя, немного погодя организовали Ля Резистанс, то есть Сопротивление, чтобы дать отпор проклятым немецким оккупантам. Не все при этом знают, что на восточном фронте против нас, русских, французов воевало больше, чем воевало в Сопротивлении. Но это, конечно, мелочь.“

„Различие между революционером и террористом заключается в цели, за которую каждый из них борется. Любой из тех, кто стоит за правое дело и сражается за свободу и освобождение своей земли от захватчиков, поселенцев и колонизаторов не может быть назван террористом, ведь иначе и американцы, боровшиеся за свободу от британских колонизаторов были бы террористами. Европейское сопротивление против нацистов можно было бы назвать терроризмом. Борьба азиатских, африканских и латиноамериканских народов тоже была бы терроризмом и многие из вас, сидящих здесь в зале [генеральной ассамблеи ООН] считались бы террористами. На самом деле мы ведём справедливую и праведную борьбу освященную Хартией ООН и Декларацией о Правах Человека. А что касается тех, кто воюет против справедливого дела, тех которые начинают войны с целью оккупировать, колонизировать и угнетать другие народы, то они и есть террористы. Они и есть те люди, чьи действия должны быть осуждены, и которых следует объявить военными преступниками, поскольку именно справедливость целей определяет право на борьбу.“

„…Президент Миклас был непреклонен. Он не хотел назначать нациста на пост австрийского канцлера. Когда я стал настаивать на назначении на этот пост Зейсс-Инкварта, он опять воскликнул: «Вы все предали меня! Все!»“

„Погибнуть в бою — достойная смерть. Погибнуть, но победить — правильная. За достойную смерть врагов наших стоит потрудиться, благо их у России всегда с избытком было. Нацисты это уже знают, нужно, чтобы и мы вспомнили.“

„Ян, нет «их» и «нас», «вас» тоже нет, Ян. Есть люди. Ты понимаешь, это не про нацистов и евреев, Ян! Не про украинцев, латышей, русских, что работают охранниками и избивают заключенных. Это не про охранников и заключенных вообще. Это про людей! Я видел, как еврей забил еврея кочергой. Стоял и выбивал зубы, долго и старательно. Я видел, как немец-охранник отпаивал спрятанного ребенка с бронхитом. Нет «их», «нас», «вас», есть стадо людей. Вот и всё. И в этом стаде, через что бы оно ни проходило: войны, чума, самоуничтожение – в этом стаде надо искать добро в себе. И делать добро. И учить добру, Ян. Не жалости к себе. Щедрости и благодарности надо учить.“

„Любая война — это всегда, прежде всего, конфликт разных мироощущений. Не разных мировоззрений, с этим люди могут договориться, не разных идей!

Третий Рейх с кем только ни договаривался! У Рейха были вспомогательные силы, которые вообще были арабами и практиковали ислам. Казалось бы, где нацисты, арийскость, блондинистость и преследования, собственно, евреев, людей, относящихся к семитской группе, но ничего. Они нашли, как договориться — с арабами и не только арабами — это не проблема. Разные идеи — это не проблема. Проблемой становятся разные мироощущения“

„Нам всем нравится мир, где существа достаточно развиты для того, чтоб строгая социальная иерархия ощущалась, как равноправие. Мы все хотим мира, где ты искренне можешь уважать соседа своего, потому что сосед этого достоин. Он не претендует пустым говном на твое уважение, когда даже кола не заслуживает, а он способен на тепло, тепла не боится и открыт тебе, как ты открыт ему. Мы все хотим мира, населенного достойными существами. Только я в упор не могу увидеть, как деление по национальному признаку способно к такому привести. И если вы мне позволите, я считаю, что время, когда ты устанавливал законы лишь для своего королевства, осталось далеко в прошлом. Даже в тринадцатом веке это было уже не так. Сегодня, когда у нас есть трансатлантическая телефонная связь, самолеты, радио, кинематограф, ты должен устанавливать моральные законы для человечества в целом. Фюрер активно работает с Японией. Японцы тоже националисты. Они тоже убеждены, что высшая раса должна быть ростом не более метра шестидесяти, лунолика, узкоглаза и черна волосами, что уголь. Черные говорят: ты очень хорош для белого. Все – нацисты и расисты. Все – каждое человеческое существо, потому что каждый кулик будет орать, что его болото – единственно не болото. Если ты хочешь быть над этим всем, ты должен от них отличаться. Они должны мерить себя по тебе, они не будут этого делать, если ты такой же кулик, который так же истерично нахваливает свое болото.“

„Группа, именующая себя «космоармией», провозгласила, что обладает исчерпывающими свидетельствами изобретения летающих тарелок в гитлеровской Германии. На Веге созрела новая чистокровная раса нацистов, готовая наконец-то навести порядок и на Земле.“