Жан-Поль Сартр цитаты

„Ад - это другие люди!“

„Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.“

„Свобода - это то, что мы делаем с тем, что с нами делают.“

„Мы - это те выборы, которые делаем в жизни.“

„Человек осужден быть свободным; потому что однажды брошенный в мир, он несет ответственность за все, что он делает.“

„У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет её, как может.“

„Отличие человека от животного состоит в том, что человек может покончить жизнь самоубийством.“

„Умные люди не бывают злыми, злость предполагает ограниченность.“

„Для того, чтобы сочувствовать чужому страданию, достаточно быть человеком, но для того, чтобы сочувствовать чужой радости, нужно быть ангелом…“

„Мир прекрасно обошелся бы без литературы; еще лучше он обошелся бы без человека.“

„Люди — как игральные кости: мы бросаем себя вперёд по жизни.“

„Смысла жизни не существует, мне придётся самому создавать его!“

„На балконе седьмого этажа – вот где я должен прожить всю жизнь. Следует поддерживать нравственное превосходство материальными символами, без которых оно падет. Иначе в чем же, собственно, заключается мое превосходство над людьми? В превосходстве позиции, ни в чем ином: я поставил себя над человеком, который сидит во мне, и созерцаю его. Вот почему я люблю башни собора Нотр-Дам, платформы Эйфелевой башни, Сакр-Кер и мой седьмой этаж на улице Деламбр. Превосходная символика.“

„Было нечто, чем я, не сознавая этого, дорожил больше всего на свете. Это была не любовь, боже мой, нет, и не слава, не богатство. Это было… В общем, я воображал, что в известные минуты моя жизнь приобретала редкий и драгоценный смысл. И для этого не было нужды в каких-то особых обстоятельствах, нужна была просто некоторая четкость.“

„Мы не можем вырвать ни страницы из нашей жизни, хотя легко можем бросить в огонь саму книгу.“

„Мои воспоминания — словно золотые в кошельке, подаренном дьяволом: откроешь его, а там сухие листья“

„То, что мы, люди, представляем собой, зависит прежде всего от ситуации. Нас нельзя отделить от тех обстоятельств, в которых мы оказываемся, ибо они формируют нас и определяют наши возможности.“

„Ты всегда в ответе за то, чему не пытался помешать.“

„Всем известно, как тихи кладбища. Библиотека – самое веселое из них. Тут уж покойники в полном составе: они не сделали ничего плохого, лишь писали… От книги исходит аромат склепа. Вот тут начинается странный процесс, которую он называет чтением. С одной стороны, это обретение: он передает свое тело мертвым, чтобы они могли ожить. С другой – это общение с потусторонним миром.“

„Проигранное сражение — это сражение, которое считаешь проигранным.“

„Молчание есть аутентичная форма слова. Молчит лишь тот, кто способен что-то сказать.“

„Важно не то, что сделали из меня, а то, что я сам сделал из того, что сделали из меня. Другой перевод:
Свобода — это то, что я сам сделал из того, что сделали из меня.“

„Если тебе одиноко, когда ты один, ты в плохой компании.“

„Как и все мечтатели, я путаю разочарование с истиной.“

„Понимаешь, начать кого- нибудь любить- это целое дело. Нужна энергия, любопытство, ослепленность… Вначале бывает даже такая минута, когда нужно перепрыгнуть пропасть: стоит задуматься и этого уже не делаешь. Я знаю, что больше никогда не прыгну.“

„Человек состоит из всех людей. Он равен им всем, и все они равны ему.“

„Самое худшее в том, что тебя обманули, это понимание того, что ты не заслуживаешь правды.“

„Запрещено запрещать!“

„Каждое слово имеет свои последствия. Каждое молчание тоже.“

„Достаточно, чтобы один человек ненавидел другого, — и ненависть переходя от соседа к соседу, заражает всё человечество.“

„Право на любовь мы завоюем кровью.“

„Одну и ту же глупость не следует совершать дважды; в конце концов выбор достаточно велик.“

„Когда человек ничего не делает, он думает, что отвечает за все.“

„Человеку суждено быть свободным.“

„Пока живешь, никаких приключений не бывает. Меняются декорации, люди приходят и уходят — вот и все. Никогда никакого начала. Дни прибавляются друг к другу без всякого смысла, бесконечно и однообразно.“

„Ничего нового. Существовал.“

„Но я ничего больше не вижу: сколько я ни роюсь в прошлом, я извлекаю из него только обрывочные картинки, и я не знаю толком, что они означают, воспоминания это или вымыслы.“

„Когда живешь один, вообще забываешь, что значит рассказывать: правдоподобные истории исчезают вместе с друзьями.“

„Сущность человека не предшествует его существованию, он проектирует себя сам и обречен на свободу и ответственность, которую уже не может перекладывать на Бога.“

„Человек обречен на свободу.“

„Наверно, это переворачивает всю душу. Если бы мне довелось однажды куда-нибудь поехать, мне кажется, перед отъездом я описал бы на бумаге все мельчайшие черточки своего характера, чтобы, вернувшись, сравнить — каким я был и каким стал. Я читал, что некоторые путешественники и внешне и внутренне изменялись настолько, что по возвращении самые близкие родственники не могли их узнать.“

„Мы узнали всё, кроме одного — как жить.“

„Слова заряжены пистолетами.“

„У каждого настоящего есть своё будущее, которое освещает его и которое исчезает вместе с ним, становясь прошлым-будущим.“

„Любящий требует клятвы и раздражается от нее. Он хочет быть любимым свободой и требует, чтобы эта свобода как свобода не была бы больше свободной.“

„Постановка «я могу» приводит к положительному результату, постановка «я не могу» не приводит ни к какому результату.“

„Заставить силой учить философию - это плохо: это удел плохих людей.“

„Делать что бы то ни было в три часа дня либо слишком поздно, либо слишком рано.“

„Я собираюсь улыбнуться, и моя улыбка опустится на ваших учеников, и небеса знают, чем это станет.“

„Он не раз и не два заявлял о своём желании жениться — на ком угодно, только не на ней.“

„Однако на сотню мертвых историй сохранялись одна-две живые. Эти я вызываю в памяти с осторожностью, не часто, чтобы они не износились. Выужу одну, передо мной воскреснет обстановка, действующие люди, их позы. И вдруг стоп: я почувствовал потертость — сквозь основу чувств уже проглядывает слово. Я угадываю: это слово вскоре займет место многих дорогих мне образов. Я сразу останавливаюсь, начинаю думать о другом — не хочу перетруждать свои воспоминания. Но тщетно — в следующий раз, когда я захочу их оживить, многие из них уже омертвеют.“

„Империалистический геноцид может привести к более тяжким последствиям, поскольку группа, которую американцы пытаются уничтожить, уничтожая вьетнамский народ, — это всё человечество.“

„Я сам своя свобода.“

„Я — маленький хозяин … Очень хорошо! Но от меня кормится сотня рабочих, вместе с их семьями. Если у меня идут хорошо дела — они первые от этого выигрывают, но если я вынужден закрыть завод — вуаля: они на улице. Я не имею права, — сказал он, подчеркивая каждое слово, — плохо вести дела. Вот это, по-моему и есть «классовая солидарность»“

„Возможно, это неизбежно, возможно, нужно выбирать между тем, чтобы быть ничем и выдавать себя за того, кем ты являешься.“

„Социалисты? Ну и что? Я иду гораздо дальше, чем они.“

„Вот ход моих рассуждений: для того, чтобы самое банальное происшествие превратилось в приключение, достаточно его РАССКАЗАТЬ. Это-то и морочит людей; каждый человек — всегда рассказчик историй, он живет в окружении историй, своих и чужих, и все, что с ним происходит, видит сквозь их призму. Вот он и старается подогнать свою жизнь под рассказ о ней. Но приходится выбирать: или жить, или рассказывать.“

„Там могут быть более красивые времена, но именно это — наше.“

„Настоящие дамы не знают что почем, они любят красивые безрассудства, глаза их — прекрасные и простодушные цветы, расцветшие в теплицах.“

„Вот этого как раз и надо остерегаться — изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду.“

„Ад — это другие.“

„Мне так нравилось вчерашнее небо — стиснутое, черное от дождя, которое прижималось к стеклам, словно смешное и трогательное лицо. А нынче солнце не смешное, куда там… На все, что я люблю: на ржавое железо стройки, на подгнившие доски забора — падает скупой и трезвый свет, точь-в-точь взгляд, которым после бессонной ночи оцениваешь решения, с подъемом принятые накануне, страницы, написанные на одном дыхании, без помарок. Четыре кафе на бульваре Виктора Нуара, которые ночью искрятся огнями по соседству друг с другом, — ночью они не просто кафе, это аквариумы, корабли, звезды, а не то огромные белые глазницы — утратили свое двусмысленное очарование.“

„Социалисты? Ну и что? Я иду гораздо дальше, чем они». Если ты следовал за ним по этой опасной стезе, ты вскоре трепеща должен был отринуть все -- семью, родину, право собственности, самые священные ценности. На какую-то долю секунды приходилось даже подвергнуть сомнению право буржуазной элиты стоять у власти. Еще шаг — и вдруг все становилось на свои места, как ни странно, подкрепленное убедительными, на старый лад, доводами. Ты оборачивался и видел, что социалисты остались далеко позади, совсем крохотные, они машут платками и кричат: «Подождите нас.“

„Она ни во что не верила; только ее скептицизм мешал ей стать атеисткой.“

„Теперь я один. Не совсем один. Есть еще эта мысль, она рядом, она ждет. Она свернулась клубком, как громадная кошка; она ничего не объясняет, не шевелится, она только говорит: «нет.»“

„Воображаемое. Феноменологическая психология воображения“