Мария Сергеевна Петровых цитаты

„Я вглядываюсь в Ваш портрет
Настолько пристально и долго,
Что я, быть может, сбита с толку
И попросту впадаю в бред, Но я клянусь: Ваш правый глаз
Грустней, внимательнее, строже,
А левый — веселей, моложе
И больше выражает Вас, Но оба тем и хороши,
Что Вы на мир глядите в оба,
И в их несхожести особой —
Таинственная жизнь души. Они мне счастья не сулят,
А лишь волненье без названья,
Но нет сильней очарованья,
Чем Ваш разноречивый взгляд.“

„Что делать! Душа у меня обнищала
И прочь ускользнула.
Я что-то кому-то наобещала
И всех обманула.
Но я не нарочно, а так уж случилось,
И жизнь на исходе.
Что делать! Душа от меня отлучилась
Гулять на свободе.
И где она бродит? Кого повстречала?
Чему удивилась?..
А мне без нее не припомнить начала,
Начало забылось.“

„Вот так и бывает: живешь — не живешь,
А годы уходят, друзья умирают,
И вдруг убедишься, что мир не похож
На прежний, и сердце твое догорает. Вначале черта горизонта резка —
Прямая черта между жизнью и смертью,
А нынче так низко плывут облака,
И в этом, быть может, судьбы милосердье. Тот возраст, который с собою принес
Утраты, прощанья, наверное, он-то
И застил туманом непролитых слез
Прямую и резкую грань горизонта. Так много любимых покинуло свет,
Но с ними беседуешь ты, как бывало,
Совсем забывая, что их уже нет…
Черта горизонта в тумане пропала. Тем проще, тем легче ее перейти,—
Там эти же рощи и озими эти ж…
Ты просто ее не заметишь в пути,
В беседе с ушедшим — ее не заметишь.“

„И вдруг возникает какой-то напев,
Как шмель неотвязный гудит, ошалев,
Как хмель отлетает, нет сил разорвать,
И волей-неволей откроешь тетрадь. От счастья внезапного похолодею.
Кто понял, что белым стихом не владею?
Кто бросил мне этот спасательный круг?
Откуда-то рифмы сбегаются вдруг. Их зря обесславил писатель великий
За то, что бледны, холодны, однолики,
Напрасно охаял он «кровь и любовь»,
И «камень и пламень», и вечное «вновь». Не эти ль созвучья исполнены смысла,
Как некие сакраментальные числа?
А сколько других, что поддержит их честь!
Он, к счастью, ошибся, — созвучий не счесть.“

„Судьба за мной присматривала в оба,
Чтоб вдруг не обошла меня утрата.
Я потеряла друга, мужа, брата,
Я получала письма из-за гроба. Она ко мне внимательна особо
И на немые муки торовата.
А счастье исчезало без возврата…
За что, я не пойму, такая злоба? И все исподтишка, все шито-крыто.
И вот сидит на краешке порога
Старуха у разбитого корыта. — А что? — сказала б ты.-
И впрямь старуха.
Ни памяти, ни зрения, ни слуха.
Сидит, бормочет про судьбу, про Бога…“

„Сердцу ненавидеть непривычно,
Сердцу ненавидеть несподручно,
Ненависть глуха, косноязычна.
До чего с тобой, старуха, скучно! Видишь зорко, да ведь мало толку
В этом зренье хищном и подробном
В стоге сена выглядишь иголку,
Стены размыкаешь взором злобным. Ты права, во всем права, но этой
Правотой меня уж не обманешь,-
С ней глаза отводятся от света,
С ней сама вот-вот старухой станешь. Надоела. Ох, как надоела.
Колоти хоть в колокол набатный,-
Не услышу. Сердце отболело,
Не проймешь. Отчаливай обратно. Тот, кто подослал тебя, старуху…
Чтоб о нем ни слова, ни полслова,
Чтоб о нем ни слуху и ни духу.
Знать не знаю. Не было такого. Не было, и нету, и не будет.
Ныне, и по всякий день, и присно.
Даже ненавидеть не принудит,
Даже ненавидеть ненавистно.“

„Мне слышится — кто-то, у самого края
Зовет меня. Кто-то зовет, умирая,
А кто — я не знаю, не знаю, куда
Бежать мне, но с кем-то, но где-то беда,
И надо туда, и скорее, скорее —
Быть может, спасу, унесу, отогрею,
Быть может, успею, а ноги дрожат,
И сердце мертвеет, и ужасом сжат
Весь мир, где недвижно стою, озираясь,
И вслушиваюсь, и постигнуть стараюсь —
Чей голос?.. И, сжата тревожной тоской,
Сама призываю последний покой.“

„Ни ахматовской кротости,
Ни цветаевской ярости -
Поначалу от робости,
А позднее от старости. Не напрасно ли прожито
Столько лет в этой местности?
Кто же все-таки, кто же ты?
Отзовись из безвестности!.. О, как сердце отравлено
Немотой многолетнею!
Что же будет оставлено
В ту минуту последнюю? Лишь начало мелодии,
Лишь мотив обещания,
Лишь мученье бесплодия,
Лишь позор обнищания. Лишь тростник заколышется
Тем напевом, чуть начатым…
Пусть кому-то послышится,
Как поет он, как плачет он.“

„Подумай, разве в этом дело,
Что ты судьбы не одолела,
Не воплотилась до конца,
Иль будто и не воплотилась,
Звездой падучею скатилась,
Пропав без вести, без венца?
Не верь, что ты в служеньи щедром
Развеялась, как пыль под ветром.
Не пыль — цветочная пыльца! Не зря, не даром все прошло.
Не зря, не даром ты сгорела,
Коль сердца твоего тепло
Чужую боль превозмогло,
Чужое сердце отогрело.
Вообрази — тебя уж нет,
Как бы и вовсе не бывало,
Но светится твой тайный след
В иных сердцах… Иль это мало -
В живых сердцах оставить свет?“

„У твоей могилы вечный непокой,
Приглушенный говор суеты людской.
Что же мне осталось, ангел мой небесный!
Без тебя погибну в муке бесполезной.
Без тебя погибну в немоте железной.
Сердце истомилось смертною тоской.
Горе навалилось каменной доской.“

„Ты живешь, смиренницей прекрасною.
Всю себя лишь для себя храня.
Доцветаешь красотой напрасною,
Прелестью, лишенною огня. Стройностью твоей, твоей походкою
Восхитится каждый, кто ни глянь.
Красоте зеленых глаз с обводкою
Позавидовать могла бы лань. Алощекая и темнобровая,
Ты и впрямь на диво хороша…
Гордая, холодная, суровая,
Самопоглощенная душа. Мраморная прелесть безупречная,
Совершенства образец живой…
Самоотречение беспечное,
Безоглядное — удел не твой. Есть возможное и невозможное,
Ты меж них границу провела
И живешь с оглядкой осторожною,
Ни добра не делая, ни зла.“

„Пожалейте пропавший ручей!
Он иссох, как душа иссыхает.
Не о нем ли средь душных ночей
Эта ива сухая вздыхает!
Здесь когда-то блестела вода,
Убегала безвольно, беспечно.
В жаркий полдень поила стада
И не знала, что жить ей не вечно,
И не знала, что где-то вдали
Неприметно иссякли истоки,
А дожди этим летом не шли,
Только зной распалялся жестокий.
Не пробиться далекой струе
Из заваленных наглухо скважин…
Только ива грустит о ручье,
Только мох на камнях еще влажен.“

„О как хорошо, как тихо,
Как славно, что я одна.
И шум и неразбериха
Ушли, и пришла тишина.
Но в сердце виденья теснятся,
И надобно в них разобраться
Теперь, до последнего сна.
Я знаю, что не успеть.
Я знаю — напрасно стараться
Сказать обо всем даже вкратце,
Но душу мне некуда деть.
Нет сил. Я больна. Я в жару.
Как знать, может, нынче умру…
Одно мне успеть, одно бы —
Без этого как умереть?—
Об Анне.. Но жар, но ознобы,
И поздно. Прости меня. Встреть.“

„Если художник неподкупный —
Так распишет, что ой-ой.
Он любой душе преступной
Воздавать привык с лихвой. Тот ваятель не согласен
Утаить хоть что-нибудь.
Лепкой брыльев и подглазин
Он расскажет злую суть. По одной кривой улыбке
Он движеньями резца
Год из году без ошибки
Обличает подлеца. Сеть морщинок расположит
Так, что скрыть уже нельзя:
Этот век позорно прожит —
Вниз и вниз вела стезя… Тут уж верьте ли, не верьте —
Весь рисунок неспроста…
Но останется до смерти
Красотою красота.“

„Взгляни — два дерева растут
Из корня одного.
Судьба ль, случайность ли, но тут
И без родства — родство.
Когда зимой шумит метель,
Когда мороз суров,—
Березу охраняет ель
От гибельных ветров.
А в зной, когда трава горит
И хвое впору тлеть,—
Береза тенью одарит,
Поможет уцелеть.
Некровные растут не врозь,
Их близость — навсегда.
А у людей — все вкривь да вкось,
И горько от стыда.“

„О, какие мне снились моря!
Шелестели полынью предгория…
Полно, друг. Ты об этом зря,
Это все реквизит, бутафория.
Но ведь снилось! И я не пойму -
Почему они что-то значили?
Полно, друг. Это все ни к чему.
Мироздание переиначили.
Эта сказочка стала стара,
Потускнели видения ранние,
И давно уж настала пора
Зренья, слуха и понимания.“

„Что ж, если говорить без фальши,
Ты что ни день — отходишь дальше,
Я вижу по твоим глазам
И по уклончивой улыбке, —
Я вижу, друг мой, без ошибки,
Что нет возврата к чудесам.
Прощай. Насильно мил не будешь,
Глухого сердца не разбудишь.
Я — камень на твоем пути.
Ты можешь камень обойти.
Но я сказать хочу другое:
Наверно, ты в горах бывал,
И камень под твоей ногою
Срывался, падая в провал.“

„На миру, на юру
Неприютно мне и одиноко.
Мне б забиться в нору,
Затаиться далеко-далеко.
Чтоб никто, никогда,
Ни за что, никуда, ниоткуда.
Лишь корма и вода.
И созвездий полночное чудо.
Только плеск за бортом —
Равнозвучное напоминанье
Все о том да о том,
Что забрезжило в юности ранней,
А потом за бортом
Потерялось в ненастном тумане.“

„Уехать, уехать, уехать,
Исчезнуть немедля, тотчас,
По мне, хоть навечно, по мне, хоть
В ничто, только скрыться бы с глаз,
Мне лишь бы не слышать, не видеть,
Не знать никого, ничего,
Не мыслю живущих обидеть,
Но как здесь темно и мертво!
Иль попросту жить я устала —
И ждать, и любить не любя…
Все кончено. В мире не стало —
Подумай — не стало тебя.“

„Полдневное солнце дрожа растеклось,
И пламень был слизан голодной луною.
Она, оголтелая, выползла вкось,
До скул налакавшись зенитного зною. Себя всенебесной владычицей мня,
Она завывала багровою пастью…
В ту ночь подошло, чтоб ударить меня,
Суровое, бронзоволикое счастье.“

„Не беда, что жизнь ушла,
Не беда, что навсегда,
Будто я и не жила,
А беда, что без следа,
Как в песок вода.“

„Повеял летний ветерок;
Не дуновенье — легкий вздох,
Блаженный вздох отдохновенья.
Вздохнул и лег вдали дорог
На травы, на древесный мох
И вновь повеет на мгновенье.
Не слишком наша речь бедна,
В ней все имеет имена,
Да не одно: и «лед» и «ледень»,
А ветерок, что в летний час
Дыханьем юга нежит нас,
Когда-то назывался «летень».“

„Одно мне хочется сказать поэтам:
Умейте домолчаться до стихов.
Не пишется? Подумайте об этом,
Без оправданий, без обиняков.
Но, дознаваясь до жестокой сути
Жестокого молчанья своего,
О прямодушии не позабудьте,
И главное — не бойтесь ничего.“

„Немого учат говорить.
Он видит чьих-то губ движенье
И хочет слово повторить
В беззвучных муках униженья. Ты замолчишь — он замычит,
Пугающие звуки грубы,
Но счастлив он, что не молчит,
Когда чужие сжаты губы. А что ему в мычанье том!
То заревет, то смолкнет снова.
С нечеловеческим трудом
Он хочет выговорить слово. Он мучится не день, не год,
За звук живой — костьми поляжет.
Он речь не скоро обретет,
Но он свое когда-то скажет.“

„Весна так чувственна. Прикосновенье ветра
Томит листву, и грешная дрожит.
Не выдержит? И этой самой ночью…
Пахучая испарина ползет
И обволакивает. Мягко
Колышутся и ветви клена,
И чьи-то волосы, и чей-то взгляд.
Все — обреченное. И я обречена
Под кожу втягивать прохладную звезду,
И душный пот земли, и желтый мир заката..
Но по железу ерзнула пила,
И кислое осело на зубах.“

„А ритмы, а рифмы неведомо откуда
Мне под руку лезут, и нету отбоя.
Звенит в голове от шмелиного гуда.
Как спьяну могу говорить про любое.
О чем же? О жизни, что длилась напрасно?
Не надо. Об этом уже надоело.
Уже надоело? Ну вот и прекрасно,
Я тоже о ней говорить не хотела.
И все же, и все-таки длится дорога,
О нет, не дорога — глухая тревога,
Смятенье, прислушиванье, озиранье,
О чем-то пытаешься вспомнить заране,
Терзается память и все же не может
Прорваться куда-то, покуда не дожит
Мой день…“

„Сказать бы, слов своих не слыша,
Дыханья, дуновенья тише,
Беззвучно, как дымок под крышей
Иль тень его (по снегу тень
Скользит, но спящий снег не будит),
Сказать тебе, что счастье — будет,
Сказать в безмолвствующий день.“

„Одна на свете благодать -
Отдать себя, забыть, отдать
И уничтожиться бесследно.
Один на свете путь победный -
Жить как бегущая вода:
Светла, беспечна, молода,
Она теснит волну волною
И пребывает без труда
Все той же и всегда иною,
Животворящею всегда.“

„Я здесь любила все как есть,
Не рассказать, не перечесть —
Весну любила за весну,
А зимушку за белизну,
А лето за угрюмый зной,
А осень… у нее со мной
Был уговор особый,
Узнать его не пробуй.
Она ведет меня тайком,
И всякий раз впервые,
Звеня ключами и замком,
В такие кладовые,
Где впрямь захватывает дух
От багреца и злата,
А голос — и глубок и глух —
Мне говорит неспешно вслух
Все, что сказал когда-то.“

„Пустыня… Замело следы
Кружение песка.
Предсмертный хрип: «Воды, воды…»
И — ни глотка.
В степных снегах буран завыл,
Летит со всех сторон.
Предсмертный хрип: «Не стало сил…»—
Пургою заметен.
Пустыни зной, метели свист,
И вдруг — жилье во мгле.
Но вот смертельно белый лист
На письменном столе…“

„Безумье, видимо… Гляди-ка,
Как мысли повернули дико!
Сначала вспомнилось о том,
Как в форточку влетев, синички
Сухарь клюют… Кормитесь, птички,
У вас нахальство не в привычке,
Ведь голод и мороз притом;
Кто доживет до переклички
Перед рождественским постом!
Сперва — о птицах. А потом —
Что их воротничок высокий
Белеет. Закрывая щеки…
Рылеев… Господи, прости!
Сознанья темные пути
И вправду неисповедимы.
Синиц высокий воротник
Мелькнул, исчез и вдруг возник
Тот образ, юный, невредимый,
И воротник тугой высок,
Белеющий у смуглых щек,
Как заклинанье о спасенье
От злых предчувствий… Сколь жесток
Тот век, тот царь. Хотя б глоток,—
Мгновенье воздуха, мгновенье!…“

„Бредешь в лесу, не думая, что вдруг
Ты станешь очевидцем некой тайны,
Но все открыл случайный взгляд вокруг —
Разоблачения всегда случайны. В сосновой чаще плотный снег лежит,—
Зима в лесу обосновалась прочно,
А рядом склон сухой листвой покрыт,—
Здесь осени участок неурочный. Шумят ручьи, бегут во все концы,—
Весна, весна! Но в синеве прогретой
Звенят вразлив не только что скворцы —
Малиновка,— уж это ли не лето! Я видела и слышала сама,
Как в чаще растревоженного бора
Весна и лето, осень и зима
Секретные вели переговоры.“

„Средь многих земных чудес
Есть и такое —
Листья кружат на ветру,
Преображается лес,
Нет в нем покоя.
Это не страшно, это не навсегда,
Настанет покой снежный,
А там, глядишь, и весне подойдет чреда
В срок неизбежный.
У нас похуже, но мы молчим.
Ты, лес, посочувствуй.
Весна — это юность,
а старость — не множество зим,
Минует одна, и место пусто.
Сомкнется воздух на месте том,
Где мы стоим, где мы идем.
Но и это не страшно, коль ты пособишь
И в нашу подземную тишь
Врастет деревцо корнями живыми.
Пожалей нас во имя
Пожизненной верности нашей
Ветвям, и листве, и хвое,
Оставь нам дыханье твое живое,—
Пусть растет деревцо
Все ветвистей, все краше!..“

„Сверчок поет, запрятавшись во тьму,
И песенка его не пустословье,—
Не зря сверчит, дай бог ему здоровья,
И я не зря завидую ему.
Я говорю: невидимый, прости,
Меня сковало смертной немотою,
Одно твое звучание простое
Могло б меня от гибели спасти,—
Лишь песенку твою, где нет потерь,
Где непрерывностью речетатива
И прошлое и будущее живо,—
Лишь эту песню мне передоверь!“

„Но только и было, что взгляд издалека,
Горячий сияющий взгляд на ходу.
В тот день облака проплывали высоко
И астры цвели в подмосковном саду.
Послушай, — в каком это было году?
С тех пор повторяю: а помнишь, а знаешь?
И нечего ждать мне и все-таки жду.
Я помню, я знаю, что ты вспоминаешь
И сад подмосковный, и взгляд на ходу.“

„Черный ворон, черный вран,
Был ты вором иль не крал?
— Крал, крал.
Я белее был, чем снег,
Я украл ваш краткий век.
Сколько вас пошло травой,
Я один за всех живой.
— Черный ворон, черный вран,
Был ты вором иль ты врал?
— Врал, врал.“

„По мне лишь так: когда беда настанет,
Тогда и плачь. «Покуда гром не грянет
Мужик не перекрестится». Таков
Обычай прадедов спокон веков.
Он у меня в крови. Я не умею
Терзаться впрок. Глупее иль умнее
Обычай мой, чем вечное нытье —
Он исстари, он существо мое.“