Цитаты о ткани

„Жизнь человеческая — это ткань из хороших и дурных ниток.“

„Хитрость и проделки портных известны всем, и рассказы о них часто увеселяют различные собрания. Но когда в одном из таких собраний стали рассказывать разные истории о вороватых портных, сидевший среди собравшихся славный воин из Туркестана заявил, что нет на всей земле такого портного, который мог бы его, тюрка, обмануть. Все засмеялись, но воин упорствовал и в конце концов сказал:
— Хорошо! Назовите мне самого хитрого в вашем городе портного, и пусть он попробует у меня что-нибудь украсть!
Предвидя потеху, ему дали адрес такого портного, и воин поспорил с собравшимися на своего скакуна, что жулик у него ничего не урежет.
На следующий день воин купил отрез дорогого атласа и отправился в мастерскую этого портного и заказал ему кафтан, который бы обтягивал его плечи, а книзу расширялся, чтобы не стеснять движений в бою.
Как только он переступил порог мастерской, портной стал болтать без умолку. К тому времени, когда нужно было кроить атлас, он уморил заказчика своими байками, и тот от смеха закрыл глаза. Заметив это, портной ловко отхватил кусок атласа и сунул его в ящик стола. Продолжив затем свою работу, он без конца сыпал шутками, прибаутками и весёлыми сказками, и заказчик даже задыхался от смеха, но всё равно просил портного продолжать свои рассказы. Портной же каждый раз, когда воин впадал в раж и закрывал глаза, отрезал и прятал куски принесённой им ткани.
И наконец он сказал воину:
— Знаешь, от моих историй обычно ничего хорошего не бывает. Вот и твой кафтан почему-то выходит тесным из-за твоего смеха!
А ведь воин, которого так легко обманул портной, ещё и лишился своего скакуна!
Бейт:
О люди, смейтесь в меру, а иначе
Весёлый смех ваш будет горше плача.“

„Несправедливость где-либо – это угроза справедливости повсюду. Мы попали в неизбежную сеть взаимности, вплетены в единую ткань судьбы. Что влияет на одного прямо, косвенно затрагивает всех.“

„Стержень, скрепляющая ткань этой уникальной цивилизации – русский народ, русская культура. Вот как раз этот стержень разного рода провокаторы и наши противники всеми силами будут пытаться вырвать из России – под насквозь фальшивые разговоры о праве русских на самоопределение, о «расовой чистоте», о необходимости «завершить дело 1991 года и окончательно разрушить империю, сидящую на шее у русского народа.»“

„Если мы не поймем простой истины своим разумом, нас заставят понять ее неумолимые законы космоса. Но тогда будет поздно, и прозрение обойдется нам слишком дорого. Люди придумывают новые законы — шьют одежду нового фасона. Но еще пройдет немало времени, прежде чем мы создадим крепкую ткань.“

„Я не умею разлюбить; могу полюбить только кого-то ещё. Все несбывшиеся, канувшие, бросившие планомерно копятся у меня не в сердце даже, а где-то в костных тканях, скелет формируют; составляют что-то наподобие годовых колец. Ни на кого из них не могу долго злиться; периодически заходя в магазин и трогая тряпочку, думаю «Пошло бы N.» — хотя N. не видела три года. Большое изумление испытываешь каждый раз, когда встречаешь кого-нибудь из сильно когда-то любимых и понимаешь, что чиркни искорка сейчас — и все завертелось бы снова, что бы там ни было, какая бы выжженная земля ни оставалась по человеку. Спустя время понимаешь, что нечто, изначально в нем зацепившее — никуда не делось и уже не денется. И от тебя никак не зависит, вообще.“

„Мне не хватает священного отношения к работе, как, например, у американцев. Наши всем хороши: прекрасные, чистые, открытые, смешные, с вековой мудростью и все прочее. Но трактор можно бросить и уйти водку пить. То есть такого ощущения, что ты — это то, что ты делаешь — очень свойственное, европейцам и англичанам. То есть ты состоишь из того, что ты делаешь. И ты ровно настолько полезен и прав, насколько ты правильно все делаешь. Вот этого у нас, к сожалению, нету. Мы воспринимаем работу давно и исключительно как проклятие. И что касается России, например, то мне кажется, что российский бич — это ощущение, что каждый не на своем месте. Каждый заслуживает чего-то большего — от главврача клиники до дворника. Все, где бы ни находились, думают, что они здесь временно и на самом деле они сделаны для чего-то другого, куда более серьезного и важного. И поэтому все можно делать вот так: с презрением, не задумываюсь, неосознанно и т. д. Особенно это, конечно, меня поражает в сфере медицины и образования. Тут у меня просто опускаются руки. Потому что, ну вот уж люди работают непосредственно с человеческой тканью важнейшей; казалось бы, должен быть начеку 20 часов в сутки. Но вот это умудряются люди делать максимально неосознанно, и это очень больно для меня.“

„Время — это не товар. Его нельзя раздавать направо и налево, как сладости. Время — это ткань, из которой соткана жизнь. Если кто-то просит вас уделить ему время, помните, что он просит частичку вашей жизни.“

„Психиатрические больницы представляют собой:
1) Приюты для взрослых "сирот";
2) Лагеря для военнопленных в необъявленных семейных войнах;
3) Места парковки для людей, желающих убраться из пробок на дороге жизни;
4) Кладбища для живых мертвецов, а именно: стационарные койки служат могильными участками; психиатрические диагнозы - памятниками; психиатры - могильщиками; пациенты - погребенными. На обычном кладбище, микроорганизмы почвы существуют засчет питания тканями мертвого тела. На метафорическом - макроорганизмы (профессионалы сферы психиатрического здравоохранения) существуют засчет души живого пациента.“

„Своих собеседников Ванга называла «силами». Ангелы врачуют ее тело. Они очищают от склеротических бляшек сосудистую систему организма. Чистка идет по совершенной программе. Вначале «чистятся» кровеносные системы мозга и сердца, затем производится очищение остальных кровеносных сосудов и магистралей организма вплоть до конечностей. Она признавалась, что иногда у нее возникало впечатление, что ангелы регенерируют ткани ее организма: прорастают сосуды, затягиваются язвы на гортани, бронхах, легких, слизистой желудка и пищевода и т. д. Однажды она рассказала своей племяннице Красимире, что несколько раз ангелы меняли ее больное сердце и, даже, всю систему «сердце-легкие.»“

„Любовь — это новая джинсовая ткань, которая притянет всех полуночников, как вора-карманника церковный угол.“

„Галстук — это нечто большее, чем завершающий штрих к костюму, это его неотъемлемая часть. Никогда не следует выбирать ткань для костюма, не придумав, с каким галстуком вы его будете носить.“

„В Скифской земле произрастает конопля — растение, очень похожее на лен, но гораздо толще и крупнее. Этим конопля значительно превосходит лен. Ее там разводят, но встречается и дикорастущая конопля. Фракийцы изготовляют из конопли даже одежды, настолько похожие на льняные, что человек, не особенно хорошо разбирающийся, даже не отличит — льняные ли они или из конопли. А кто никогда не видел конопляной ткани, тот примет ее за льняную.
Взяв это конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают его на раскаленные камни. От этого поднимается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия.“

„Берегите время: это ткань, из которой соткана жизнь.“

„Я из снов сплетаю нити,
Я плету из нитей ткани,
Ткани плотные, льняные,
Чтоб укутать зиму в лето,
Чтоб постичь твои желанья,
Мысли, чувства, ощущенья… На плече твоём уютно
Сплю.
И вижу сны для яви.
Только ты вернись скорее.
Я скучаю. Мне ты нужен.“

„ФАНТАЗИЯ – ткань для украшения существования души.“

„Своих собеседников Ванга называла «силами». Ангелы врачуют ее тело. Они очищают от склеротических бляшек сосудистую систему организма. Чистка идет по совершенной программе. Вначале «чистятся» кровеносные системы мозга и сердца, затем производится очищение остальных кровеносных сосудов и магистралей организма вплоть до конечностей. Она признавалась, что иногда у нее возникало впечатление, что ангелы регенерируют ткани ее организма: прорастают сосуды, затягиваются язвы на гортани, бронхах, легких, слизистой желудка и пищевода и т. д. Однажды она рассказала своей племяннице Красимире, что несколько раз ангелы меняли ее больное сердце и, даже, всю систему «сердце-легкие.»“

„Нет ничего нелепее, чем обращенное к поэту требование, чтобы все свои сюжеты он черпал в самом себе – в этом оригинальность. Мне вспоминается басня, где паук разговаривает с пчелой и упрекает ее в том, что она из тысячи цветов собирает материал, из которого сооружает свои восковые постройки и приготовляет мед. «Я же, –торжественно прибавляет он, – я сам из себя вытягиваю нити, из которых создаю свою искусную ткань».“

„Станислав Бересь: Вы слишком легко упаковываете Гуссерля и Хайдеггера в один мешок, а во-вторых, одним ударом топора разрубаете многослойную ткань их систем.
— Я отдаю себе отчёт в неслыханной утончённости, необыкновенной деликатности и в разных замечательных идеях, которые высказывали и один, и второй, впрочем, каждый по-своему. Я знаю также, что перечислять их на одном дыхании предосудительно, но чтобы это сделать добросовестно, мы должны были бы проболтать до конца света. Так или иначе, их позиция всегда казалась мне своего рода ужасным ограничением. Это как древняя башня из слоновой кости, в которой они закрылись вместе со своими верными учениками и духовными преемниками и теперь сидят там и долбят, в то время как мир не хочет останавливаться и идет дальше. И что самое худшее, идёт в абсолютно другую сторону.“

„Любовь – это природная ткань, расшитая воображением.“

„Существование человечества в целом под угрозой. Существует мнение, что обширный кратер в том месте, которое мы сейчас именуем Сибирью, возник в результате падения метеорита. Так же высказывается предположение, что метеорит принес с собой некий неизвестный вид радиации. Другие подозревают, что это вовсе был не метеорит, а черная дыра — дыра в ткани реальности, сквозь которую жители древних городов путешествовали во времени, пока не попали в ловушку.“

„Заинтересована ли ты [Сирша] в моде? Да, я интересуюсь этим всё больше, потому как я стала изучать эту область. Это ведь целое искусство, и я нахожу это очень интересным для себя. Я видела коллекция Александра МакКуина когда была в метрополитенском музее Нью-Йорка, и его работы меня поразили. Когда ты видишь, какие невероятные вещи они делают с тканями, это не может оставить тебя равнодушным. Мода должна по достоинству цениться.“

„Нитями вешних лучей и дождей закрепляет
Нежные ткани листов, напрягает узлы,
Ветви свои расправляет,
Выше к небу подымает чело,
Так далеко простирает жадные корни,
Что истощает болото и пашни соседние,
И порой
Вдруг остановится-само пораженное
Яростью этой работы немой и глубокой.“

„Время — ткань, из которой состоит жизнь.“

„Тот, кто не может изменить саму ткань своих мыслей, никогда не сможет изменить реальность.“

„Когда хвост велик, то трудно двигать им. При наличии уделов легко возникнут раздоры. Лучше побольше давать князьям и знати золота и шелковых тканей.“

„Станислав Бересь: Вы слишком легко упаковываете Гуссерля и Хайдеггера в один мешок, а во-вторых, одним ударом топора разрубаете многослойную ткань их систем.
— Я отдаю себе отчёт в неслыханной утончённости, необыкновенной деликатности и в разных замечательных идеях, которые высказывали и один, и второй, впрочем, каждый по-своему. Я знаю также, что перечислять их на одном дыхании предосудительно, но чтобы это сделать добросовестно, мы должны были бы проболтать до конца света. Так или иначе, их позиция всегда казалась мне своего рода ужасным ограничением. Это как древняя башня из слоновой кости, в которой они закрылись вместе со своими верными учениками и духовными преемниками и теперь сидят там и долбят, в то время как мир не хочет останавливаться и идет дальше. И что самое худшее, идёт в абсолютно другую сторону.“

„Ткани обескровлены желанием,
Неподвластным сердцу и уму,
Мы бредём, разменивая знание
На тропу, ведущую к Нему…“

„… Я — русская, только с французским паспортом. Отец мой закончил Московскую консерваторию. Когда началась первая мировая война, он уехал во Францию, чтобы уйти в армию добровольцем. Он был единственным сыном овдовевшей матери, и в русскую армию его не брали. Стал летчиком, был ранен, награждён воинским крестом. После войны остался во Франции, работал в парижской опере, пел семь сезонов в опере Монте-Карло. Был знаком с Модильяни, Матиссом, Делоне. Семья моей матери выехала из России в 1919 году. Мама оказалась в Белграде и там же познакомилась с моим отцом — Владимиром Поляковым, приехавшим на гастроли. Моя мама воспитывалась в Петербурге, в Смольном институте благородных девиц. В 1917 году ей было 18 лет. Она была из тех, кто, воодушевившись новыми идеями, вывесили в день восстания красные лоскуты на окнах. Потом она видела, как громили евреев-суконщиков, и на всю жизнь запомнила, как, отливающие разными цветами, огромные куски ткани валялись, размотавшись по всей улице. Потом убили её любимую классную даму, и она, как и многие девушки, в страхе бежала за границу. Так она, пережив множество трагических эпизодов, оказалась в Париже.“

„Для поведения в жизни привычки важнее, чем правила, ибо привычка — живое правило, ставшее инстинктом и плотью. Жизнь — не более как ткань из привычек.“

„звонит ближе к полвторому, подобен грому
телефон нащупываешь сквозь дрему,
и снова он тебе про ерему,
а ты ему про фому. сидит где-то у друзей, в телевизор вперясь.
хлещет дешевый херес.
городит ересь.
и все твои бесы рвутся наружу через
отверстия в трубке, строго по одному. «диски твои вчера на глаза попались.
пылищи, наверно, с палец.
там тот испанец
и сборники. кстати, помнишь, мы просыпались,
и ты мне все время пела старинный блюз? такой – уа-па-па… ну да, у меня нет слуха».
вода, если плакать лежа, щекочет ухо.
и падает вниз, о ткань ударяясь глухо.
«давай ты перезвонишь мне, когда просплюсь». бетонная жизнь становится сразу хрупкой,
расходится рябью, трескается скорлупкой,
когда полежишь, зажмурившись, с этой трубкой,
послушаешь, как он дышит и как он врет – казалось бы, столько лет, а точны прицелы.
скажите спасибо, что остаетесь целы.
а блюз этот был, наверно, старушки эллы
за сорок дремучий год.“

„Грехи зависти, ненависти и злобы если не изначальны в наших душах, то глубоко врезаны в ткань нашей культуры.“

„Всякий, кто сколько-нибудь внимательно перечитывал стихи поэта, сборники, изданные им, знает, что канонических текстов его стихов не существует. При подготовке каждого издания <…> Пастернак всегда делал исправления <…>.
Мотивом всех этих переделок была отнюдь не требовательность. Просто Пастернаку казалось, что строй образов того, молодого времени чужд его последним поэтическим идеям и поэтому подлежит изменению, правке. Пастернак не видел и не хотел видеть, что стих его живет, что операции он проделывает не над мертвым стихом, а над живым, что жизнь этого стиха дорога множеству читателей. Пастернак не видел, что стихи его канонических текстов близки к совершенству и что каждая операция по улучшению, упрощению лишь разрывает словесную ткань, разрушает постройку. <…>
Плащ героя, пророка и бога был Пастернаку не по плечу.“

„На серой ткани неба разошлись какие-то невидимые швы, и голубые отмели возникли тут и там, будто тронулся лёд на реке и блеснула вода под солнцем среди шершавых льдин…“

„Есть две России, и уходит это раздвоение корнями своими далеко, далеко вглубь, по-видимому, к тому, что сделал Пётр, — сделал слишком торопливо и грубо, чтобы некоторые органические ткани не оказались порваны. Смешно теперь, после всего на эти темы написанного, к петровской хирургической операции возвращаться, смешно повторять славянофильские обвинения, да и преемственность тут едва намечена, и, думая о ней, убеждаешься, что найтидля неё твёрдые обоснования было бы трудно. Есть две России, и одна, многомиллионная, тяжёлая, тяжелодумная, — впрочем, тут подвёртываются под перо десятки эпитетов, вплоть до блоковского «толстозадая», — одна Россия как бы выпирает другую, не то что ненавидя её, а скорей не понимая её, косясь на неё с недоумением и ощущая в ней что-то чуждое. Другая, вторая Россия… для неё подходящих эпитетов нашлось бы меньше. Но самое важное в её облике то, что она не сомневается в полноправной своей принадлежности к родной стихии, не сомневается и никогда не сомневалась. Космополитизмом она не грешна: «космополит — нуль, хуже нуля», сказал, если не изменяет мне память, Тургенев в «Рудине.»“

„Поп-механика — это поликлиника такая. Я не знаю, как её определить. Она же состоит из какого-то движения на сцене — что-то люди делают и иногда в это вплетается какая-то музыкальная ткань. Формально поп-механика имеет отношение и к театру и к музыке, но в принципе не является ни тем и ни другим, потому что я не занимаюсь ни музыкой, ни театром, более того, я это дело очень не люблю. Я вообще считаю, что это бессмысленное занятие, особенно сейчас“

„Прошлое всегда безопаснее. Потому что ты знаешь как оно произошло и тебе не нужно его контролировать.
А момент, который происходит сейчас, всегда обладает определённой долей сюрприза.
То есть, есть такая вероятность, что сейчас произойдёт что-то нестандартное, и ты не будешь знать что делать, и тебе нужно будет как раз вгрызаться в ткань реальности, чтобы сформулировать себе что происходит. И понять, что ты по этому поводу чувствуешь, и что, соответственно, ты хочешь с этим делать.
Видите? Каждый момент сейчас обещает вам потенциальную работу.
А прошлое, оно уже умерло.“

„Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе – баловство. У него всегда было с десяток заказов плюс всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами – дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял металл выглядеть как камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже – баловался. Он всегда лепил в полный рост.

Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплескивался, разлетался вечерним платьем – роскошью тканей. Из-под убора у святой Катерины выбивались кудри и вились по щекам, по губам приоткрытым, идеальной формы губам, обвивали слезы – мраморные, но столь настоящие, что ты верил – они прозрачны, солены и горячи. Слезы мокрили ей губы, глаза были закрыты, веки легки – как крылья летучей мыши. Как крылья летучей мышки – трепетны, ты верил – вздрагивают веки у святой Катерины в экстазе. И вся фигура из тяжелого мрамора была невесома – вот-вот взлетит. Затанцует по воздуху.

Джанни лепил Катерину со Штази. Но столь великолепной я видел Штази лишь раз – в Италии на скале. Штази в тяжелом халате после вечернего заплыва с полотенцем на волосах, Штази шампанское ударило в сердце, нам по шестнадцать, сумерки липли к нам фиолетовой сахарной ватой. Штази, зацелованная, летняя, кружилась под песни Герберта – в боли, ярости, счастье. В боли от ужаса осознания, что, возможно, она никогда не потянет больше такую открытость, ей никогда не будет так хорошо. В ярости, что детство уходит, что мы с Гербертом соревновались за прозрачную девочку, но теперь она не поспевает за нами. И ей уже никогда не поспеть. В ярости, боли, что это последние лучи солнца, когда она для нас – центр. В счастье – а как без счастья на скалах Италии, когда ты вызываешь легкое опьянение у господа и наисветлейшего из воинов его? Как без счастья?“

„Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе – баловство. У него всегда было с десяток заказов плюс всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами – дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял металл выглядеть как камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже – баловался. Он всегда лепил в полный рост.

Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплескивался, разлетался вечерним платьем – роскошью тканей. Из-под убора у святой Катерины выбивались кудри и вились по щекам, по губам приоткрытым, идеальной формы губам, обвивали слезы – мраморные, но столь настоящие, что ты верил – они прозрачны, солены и горячи. Слезы мокрили ей губы, глаза были закрыты, веки легки – как крылья летучей мыши. Как крылья летучей мышки – трепетны, ты верил – вздрагивают веки у святой Катерины в экстазе. И вся фигура из тяжелого мрамора была невесома – вот-вот взлетит. Затанцует по воздуху.

Джанни лепил Катерину со Штази. Но столь великолепной я видел Штази лишь раз – в Италии на скале. Штази в тяжелом халате после вечернего заплыва с полотенцем на волосах, Штази шампанское ударило в сердце, нам по шестнадцать, сумерки липли к нам фиолетовой сахарной ватой. Штази, зацелованная, летняя, кружилась под песни Герберта – в боли, ярости, счастье. В боли от ужаса осознания, что, возможно, она никогда не потянет больше такую открытость, ей никогда не будет так хорошо. В ярости, что детство уходит, что мы с Гербертом соревновались за прозрачную девочку, но теперь она не поспевает за нами. И ей уже никогда не поспеть. В ярости, боли, что это последние лучи солнца, когда она для нас – центр. В счастье – а как без счастья на скалах Италии, когда ты вызываешь легкое опьянение у господа и наисветлейшего из воинов его? Как без счастья?“

„Джанни фантастически быстро лепил. Все, что стояло у него во дворе – баловство. У него всегда было с десяток заказов плюс всё, что он лепил для себя. Экстаз святой Катерины, к примеру. Он играл с материалами – дерево, бронза, мрамор, гранит. Он заставлял металл выглядеть как камень, камень, как дерево, дерево превращал в бронзу, но так тоже – баловался. Он всегда лепил в полный рост.

Святая Катерина у него кружилась. Церковь всегда ставит своих святых статично, а у него мрамор её робы расплескивался, разлетался вечерним платьем – роскошью тканей. Из-под убора у святой Катерины выбивались кудри и вились по щекам, по губам приоткрытым, идеальной формы губам, обвивали слезы – мраморные, но столь настоящие, что ты верил – они прозрачны, солены и горячи. Слезы мокрили ей губы, глаза были закрыты, веки легки – как крылья летучей мыши. Как крылья летучей мышки – трепетны, ты верил – вздрагивают веки у святой Катерины в экстазе. И вся фигура из тяжелого мрамора была невесома – вот-вот взлетит. Затанцует по воздуху.

Джанни лепил Катерину со Штази. Но столь великолепной я видел Штази лишь раз – в Италии на скале. Штази в тяжелом халате после вечернего заплыва с полотенцем на волосах, Штази шампанское ударило в сердце, нам по шестнадцать, сумерки липли к нам фиолетовой сахарной ватой. Штази, зацелованная, летняя, кружилась под песни Герберта – в боли, ярости, счастье. В боли от ужаса осознания, что, возможно, она никогда не потянет больше такую открытость, ей никогда не будет так хорошо. В ярости, что детство уходит, что мы с Гербертом соревновались за прозрачную девочку, но теперь она не поспевает за нами. И ей уже никогда не поспеть. В ярости, боли, что это последние лучи солнца, когда она для нас – центр. В счастье – а как без счастья на скалах Италии, когда ты вызываешь легкое опьянение у господа и наисветлейшего из воинов его? Как без счастья?“

„Видишь? Это снова я. Вплетаю очередное путешествие в ткань прошлого.“

„На самом деле, я думал о Микеланджело и Бернини. Эти парни умели так красиво нагрузить форму складками ткани… Микеланджело создавал линии полегче, Бернини — посложнее. Я люблю архитектонику их складок. Они вдохновляли меня, когда я делал кожу здания.“

„Назовите характерную особенность ОРВИ: а) парентеральный механизм передачи б) несоответствие клинических симптомов заболевания патоморфологическим изменениям в организме; в) наиболее высокая заболеваемость среди детей первого года жизни;
г) репликация возбудителей в эпителии верхних дыхательных путей; д) малигнизация тканей.
2. Укажите свойство ортомиксовирусов: а) имеют гемагглютинин и нейраминидазу; б) суперкапсид отсутствует;
в) нефрагментированный геном; г) геном представлен позитивной РНК; д) кубический тип симметрии капсида 3. Укажите геном вируса гриппа А представлен:
а) 8 фрагментами негативной однонитчатой линейной РНК; б) 7 фрагментами негативной однонитчатой линейной РНК; в) нефрагментированной негативной однонитчатой линейной РНК; г) нефрагментированной позитивной однонитчатой линейной РНК; д) 10 фрагментами негативной однонитчатой линейной РНК.
4. Геном вируса гриппа А представлен:
а) 8 фрагментами негативной однонитчатой линейной РНК; б) 7 фрагментами негативной однонитчатой линейной РНК; в) нефрагментированной негативной однонитчатой линейной РНК; г) нефрагментированной позитивной однонитчатой линейной РНК; д) 10 фрагментами негативной однонитчатой линейной РНК.
5. Выберите геном семейства Paramyxoviridae представлен а) 8 фрагментами негативной однонитчатой линейной молекулой РНК; б) двунитчатой ДНК с однонитчатым участком; в) нефрагментированной негативной однонитчатой линейной молекулой РНК; г) 8 фрагментами позитивной однонитчатой линейной молекулой РНК; д) нефрагментированной позитивной однонитчатой линейной молекулой РНК.
6. Укажите вирус кори относится к роду: а) Paramyxovirus; б) Rubulavirus; в) Morbillivirus; г) Pneumovirus; д) Rotavirus.
7. Выберите, вирус эпидемического паротита относится к роду: а) Paramyxovirus; б) Rubulavirus; в) Morbillivirus; г) Pneumovirus; д) Rotavirus.
8. Укажите, RS-вирус относится к роду: а) Paramyxovirus; б) Rubulavirus; в) Morbillivirus; г) Pneumovirus; д) Rotavirus.
9. Выберите, по строению вирус кори представляет собой: а) сложный, ДНК-содержащий вирус; б) сложный вирус с негативной одноцепочечной РНК; в) простой, ДНК-содержащий вирус; г) сложный вирус с позитивной одноцепочечной РНК; д) простой вирус с негативной одноцепочечной РНК“

„Человек отныне живет не только в физическом, но и символическом универсуме.
Язык, миф, искусство, религия - части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, сложная ткань человеческого опыта. Весь человеческий прогресс в мышлении и опыте утончает и одновременно укрепляет эту сеть. Человек уже не противостоит реальности непосредственно, он не сталкивается с ней лицом к лицу. Физическая реальность как бы отдаляется по мере того, как растет символическая активность человека. Вместо того, чтобы обратиться к самим вещам, человек постоянно обращен на самого себя. Он настолько погружен в лингвистические формы, художественные образы, мифические символы или религиозные ритуалы, что не может ничего видеть и знать без вмешательства этого искусственного посредника. Так обстоит дело не только в теоретической, но и в практической сфере.Даже здесь человек не может жить в мире строгих фактов или сообразно со своими непосредственными желаниями и потребностями. Он живет, скорее, среди воображаемых эмоций, в надеждах и страхах, среди иллюзий и утрат, среди собственных фантазий и грез.“

„Мы вплели свои сны в ткань слов и скроили слова так, что они будут жить вечно, незабвенно.
Потом мы превратили поэму в вихрь, спрятанный в сердце звезды, и разослали своё послание в импульсах электромагнитного спектра, и где-то в далёком звёздном скоплении, на расстоянии в тысячу солнечных систем, этот узор расшифровали, и он опять стал поэмой. …
Нельзя услышать поэму и не измениться внутренне, – сказала она. – Ее услышали, и она заразила их. Тех, кто услышал. Она проникла в них и завладела всем их существом, ее ритм сделался частью их мыслей, ее образы постоянно воздействовали на их метафоры, ее строфы, мироощущение, вдохновение заменили им жизнь. Их дети рождались с поэмой в крови, они знали ее изначально. И уже очень скоро, как всегда и бывает, дети перестали рождаться совсем. В них уже не было необходимости. Осталась только поэма, которая обрела плоть, которая двигалась, распространяя себя по просторам Вселенной.“

„Мы сотканы из ткани мыслей наших.
Будьте осторожны с ней, она живая!“

„Каждый человек соткан из пороков.
Вот только «ткань» у каждого своя!“

„Мы, люди, не травоядные и не плотоядные. Мы – всеядные, анатомически приспособленные переваривать ткани как животных, так и растений.“