Цитаты об истории

страница 14

„История не должна меняться вместе со мнением историков.“

„Лучший способ стать бессмертным - это войти в историю.“

„История сотен побед - это история тысяч поражений.“

„Какие-нибудь инопланетяне, возьмись они составлять историю Homo Sapiens, по всей видимости, разбили бы её на две эпохи: ЭДЯР (эпоху до ядерного оружия) и ЭЯР (эпоху ядерного оружия). Вторая, понятно, началась 6 августа 1945 года. С этого дня ведется обратный отсчет времени для этого странного вида, достигшего достаточного уровня умственного развития, чтобы изобрести средство самоуничтожения, но – как вполне очевидно предполагает действительность – не достигшего ни моральной, ни интеллектуальной зрелости, чтобы контролировать свои самые пагубные инстинкты“

„Уроки истории. Париж - не Карфаген. Сдав город на милость врагу, французы не только сохранили его, но и, получив удовольствие, расслабились.“

„Уроки истории. Совершенно очевидно, что еврейская финансово-экономическая прослойка и еврейская интеллигенция благодаря природной сообразительности занимают исключительное положение. Но так было не всегда. Например, в 590 году до н. э. Иезекииль от бедности ел лепёшки из дерьма, испечённые на коровьем помёте, а плут Осия по акции со скидкой одежды за 15 сребреников приобрёл услугу бесплатно прелюбодействующей женщины.“

„Подобно индивиду, с удивительной легкостью расстающемуся в толпе со всем, что отличает его от других людей, и во время краткого коллективного безумия наслаждающегося полной социальной свободой, Джекил, сознательно превратившись в Хайда, смог временно отбросить все свойства, определяющие его место в обществе. В обоих случаях в итоге «узы долга распались»30, как дважды повторяет Стивенсон, и возникло существо, способное исключительно к агрессии и разрушению. Оно внушает каждому «приличному» буржуа чувство глубокого отвращения, омерзения и страха (возможно, именно потому, что буржуа прекрасно знает, что оно восстало из глубин его собственного подсознания). Тот факт, что Хайд — бессознательное доктора Джекила, не нуждается в разъяснениях.Превращение в Хайда позволило Джекилу открыто потворствовать всем своим желаниям, которые он никогда не потерпел бы в себе, оставаясь приличным буржуа; но, подозревая об их существовании, он связывал их с бессознательной, животной частью своей личности. И в данном случае повесть Стивенсона — аллегория психологии масс и страхов перед собственным бессознательным,
которые буржуазия спроецировала на массы. Когда Эспинас говорит о животном начале группы или толпы, когда Тард размышляет о-законах имитации, вынуждающих человека терять свою индивидуальность в толпе, когда Лебон рассуждает о «коллективной душе», управляющей толпой, из этого всегда делается вывод, что в результате временного паралича умственных способностей человек опускается до уровня (коллективного) бессознательного.
Идеи, позаимствованные у Шопенгауэра или у Гартмана, использовались для демонстрации разрушительного и примитивного характера коллективного бессознательного. Стивенсоновский Хайд — явный продукт этой школы.Буржуа больше всего боится собственного бессознательного: это его «другой», находящийся вовне и чуждый рациональному «я», никогда не осознающий себя, но тем не менее определяющий историю жизни. С этой точки зрения бессознательное — буржуазное извращение христианского Бога и христианского Провидения.“

„К эпохе Сервия Туллия явились и потребность, и средства соорудить величественную стену, окружившую тот Рим, который знает история, но к этому времени положение Рима среди окрестных поселений изменилось уже коренным образом.“

„Кредитная история, кредитная география, кредитный бег с препятствиями - аттестат современной половозрелой особи.“

„Фотография - словно немое кино. Можно долго-долго смотреть и сочинять какую-нибудь историю.“

„Когда я пишу эти строки, по моему столу ползёт мокрица.Если ее перевернуть на спину, можно видеть, какие огромные усилия она прилагает, чтобы снова встать на ноги. В этот промежуток времени у неё есть «цель жизни». И когда мокрица переворачиваешься, кажется, можно почти увидеть выражение торжества у неё на «лице». Мокрица уползает, и можно представить себе ю, как она рассказывает свою историю на следующей встрече мокриц и смотрит на молодых ракообразных свысока,как добившаяся своей цели. Но к ее самодовольству примешивается оттенок разочарования. Теперь, когда она достигла вершины, жизнь кажется лишенной цели.
Может быть, мокрица вернётся, надеюсь повторить свой триумф; стоит пометить ее спинку чернилами, чтобы узнать, когда она решится рискнуть. Смелое ракообразное эта мокрица. Неудивительно, что живет многие миллионы лет.“

„Они сеяли рожь, но сажали также и розы, и жасмин. Они пряли лен, но пели и народные песни.
Они корпели над историей и грамматикой, но ставили также и пьесы в домашнем театре, и сочиняли стихи; они хлопотали у плиты, но учились также играть на флейте и гитаре, на скрипке и фортепьяно. Они сажали в огороде капусту и репу, горох и бобы, но у них был и сад, где в изобилии росли яблоки, груши и всевозможные ягоды. Они жили в уединении, но как раз поэтому и хранили в памяти столько сказок и преданий! Они носили домотканые платья, но зато были независимыми и беззаботными.“

„Любой из нас имеет свою историю, свое внутреннее повествование, непрерывность и смысл которого составляют основу нашей жизни. Можно утверждать, что мы постоянно выстраиваем и проживаем такой «нарратив», что личность есть не что иное как внутреннее повествование.“

„Употребления письма или равнозначных ему иероглифов на камне является отчетливым признаком начала цивилизации.Без литературных памятников не существовало бы, можно сказать, ни истории, ни цивилизации. Создание гомеровских поэм, передаваемых устно либо со временем записанных с достаточной точностью, датирует начало цивилизации у греков.“

„Чем больше историков, тем больше история не складывается.“

„У любого суверенитета есть только один фундамент на котором строится история человечества — это право сильного.“

„Вдохните. Наберите как можно больше воздуха. Эта история занимает ровно столько времени, насколько вы можете задержать дыхание, и еще чуть-чуть. Так что слушайте как можно скорее.“

„Самые захватывающие истории книг и фильмов о любви состоят из цикла эпичных романов, в котором главные герои испытывают адреналин, а зрители проживают их опыт. Более того, единственное что производит впечатление — это сценарий, который как и в жизни людей, может иметь похожие события и переломные моменты.“

„Алхимик видел союз противоположностей в символе дерева. Отсюда неудивительно, что бессознательное современного человека, который больше не чувствует себя в мире как дома и не может основывать свое существование ни на прошлом,которое уже было, ни на будущем, которому только предстоит быть, должно вернуться к исходному символу космического древа,
укорененного в этом мире и тянущегося ввысь, – древа, которое и есть сам человек. В истории символов это древо описывается как жизненный путь, врастание в то, что вечно и неизменно; то, что возникает из союза противоположностей и своим вечным присутствием делает этот союз возможным. Складывается впечатление, что только через переживание символической действительности человек, тщетно ищущий собственное «существование» и превращающий его в философию, может найти обратный путь в мир, в котором он не будет чужим.“

„Писать – дело непростое. Когда воображаемые истории превращались в слова, замысел рассыпался на бумаге, идеи и образы тускнели. Как вновь вдохнуть в них жизнь? К счастью, рядом всегда были мастера, наставники, примеры для подражания.
Флобер научил меня тому, что талант – это железная дисциплина и долготерпение. Фолкнер – тому, что форма (стиль и структура) способна возвысить и обогатить сюжет.
Марторель, Сервантес, Диккенс, Бальзак, Толстой, Конрад, Томас Манн – тому, что масштаб и размах в романе не менее важны, чем отточенность стиля и четкая проработка сюжетных линий. Сартр – тому, что слова – это дела, что роман, пьеса или рассказ в определенные моменты и при благоприятных обстоятельствах способны изменить ход истории.
Камю и Оруэлл – тому, что литература, лишенная нравственности, бесчеловечна, а Мальро – что героизм и эпос в наши дни возможны точно так же, как во времена аргонавтов, «Одиссеи» и «Илиады».“

„То, что называют «идеей» в смысле, в каком все остальные всегда использовали его в истории философии, есть модус мысли, который нечто репрезентирует. Это репрезентативный модус мысли. Например, идея треугольника есть модус мысли, репрезентирующий треугольник.“

„То, что называют «идеей» в смысле, в каком все остальные всегда использовали его в истории философии, есть модус мысли, который нечто репрезентирует. Это репрезентативный модус мысли. Например, идея треугольника есть модус мысли, репрезентирующий треугольник.“

„Но с моей точки зрения никаких поворотных моментов в моей жизни не было. Я никогда не принимал осознанного решения, что буду заниматься играми, ведь игры для меня — выбор по умолчанию, самый очевидный жизненный путь. Игра не только охватывает миллиард часов истории человечества - древние шумеры играли в кости еще в 5000 году до н. э., а более примитивные игры почти наверняка составляли досуг неандертальцев, — но и является глубоко укорененным человеческим инстинктом. Новорожденный начинает играть в перетягивание каната, используя в качестве снаряда собственную ногу, еще до того, как осознает, что эта нога — его. Все люди начинают жизнь с игр, и я не был исключением. Сначала я смеялся, когда со мной играли в «Кто там? Ку-ку!», потом расставлял строем солдатиков, потом играл в настольные игры и, наконец, стал для интереса писать компьютерные программы. Для меня это самая логичная последовательность на свете. Вопрос «Когда вы начали это делать?» лучше было бы сформулировать как «Почему вы продолжаете это делать до сих пор?» Но даже на этот вопрос у меня нет хорошего ответа. У меня в голове не укладывается, что жизнь, посвященная играм, считается исключением, а не правилом.“

„Если на моей могиле напишут «Сид Мейер, создатель серии
Civilization», то я буду вполне доволен. Мне приятно, если меня
знают по этой игре, и я горжусь, что жизни многих игроков изменились благодаря ей в лучшую сторону. Но все же это будет лишь часть истории.“

„Печатная страница, главная информационная среда последних 500 лет,формировала наше мышление, через акцент на логику, последовательность, историю, экспозицию, объективность, отрешенность и дисциплину. Наша новая универсальная среда — интернет — делает акцент на немедленный доступ, одновременность, случайность, субъективность, одноразовость и, прежде всего, на скорость. Сеть не стимулирует нас остановиться и глубоко задуматься о чем-либо, построить в нашей памяти «плотное хранилище» знаний. Вспомним слова Келли: нам проще «найти в Google что-либо во второй или третий раз вместо того, чтобы запомнить самим».
Интернет побуждает нас скользить по гладкой поверхности данных, переходя от ссылки к ссылке.“

„История человечества залита информационным мусором.
Фантазиями, сказками, прямыми дезинформациями. Потом фантастика, жёлтая пресса, жёлтые телеканалы, уфологи, секты, сумасшедшие разоблачители…“

„• Отвращение к деньгам — дешёвая история.“

„На протяжении всей своей истории человечество предпочитало сначала разобраться в смертельной схватке и лишь потом отражало в летописях её вероятный исход.“

„Всё то, что я раньше делал — уже история.
Но то, что я буду делать в будущем — ещё загадка!“

„История милосердна к тем, кто ее трактует.“

„Почему мы так подробно, в мельчайших деталях вспоминаем эти мудрые древние истории?
Мне кажется, важно прочувствовать живую связь времён. Эрмитаж помогает эту связь ощутить особенно живо. Многое в жизни и в искусстве становится яснее, ближе, дороже, когда мы понимаем смыслы. История плетёт свой узор – мифы, предания, легенды, вымыслы, пронизывающие реальность. Но где же грань между правдой и выдумкой? Может быть, её не было и нет? Не случайно великий Данте считал легенды реальными фактами.“

„«Выберите себе работу по душе, и вам не придётся работать ни одного дня в своей жизни», - говорил Конфуций. Благородное понятие «труд» – это заблуждение, навязанное государственной машиной. Оно построено на принципе принудительной эксплуатации человека человеком и присвоения прибавочной стоимости результатов труда. Труд, принуждение к труду ради корки хлеба – это аморальная категория насилия, эксплуатации и безнравственности. Парадигма «необходимости» труда древняя, как этот мир. Вся история человечества – это история рабства и насильственной эксплуатации трудом. «Труд» совсем не похож на удовольствие. Скорее, это деяние похоже на каторгу.

Судя по успехам и темпам развития технического прогресса, искусственный интеллект (своего ума трудящимся явно не хватает!) полностью заменит «труд», как «философскую категорию». Всем известен справедливый лозунг – ПУСТЬ РАБОТАЮТ ДУРАКИ! Дураки всегда работали на умных. Будут это делать и впредь, пока не одумаются с помощью искусственного интеллекта. Работа, которая не кормит, называется «хобби», а трудовая повинность на работе, которая кормит, но не радует, называется «каторга».“

„Подобное истребляется подобным: страви историю с политикой, хохла с кацапом, брата с братом, сестру с сестрой, детей с родителями, вирус с вирусом - и властвуй!“

„История философии не является дисциплиной, основанной на какой-то особой рефлексии. Это, скорее, как искусство портрета в живописи. Это — портреты ментальные, концептуальные.
Как и в живописи, их следует сделать похожими, но для этого нужно использовать другие средства, которые не представляют собой подобие оригиналу: сходство должно быть создано, и не посредством воспроизведения (довольствуясь пересказом того, что сказал философ). Философы приносят с собой новые концепты, они показывают их, но они не говорят или не комплектуют те проблемы, которым эти концепты соответствуют. Например, Юм демонстрирует оригинальный концепт веры, но он не говорит, почему и как проблема сознания ставится таким образом, что сознание оказывается обусловленным модусом веры. История философии не должна повторять то, что сказал какой-либо философ; она должна говорить о том, что он неизбежно подразумевал то, о чем он не говорил, но что, однако, присутствовало в том, что он говорил.Философия всегда предполагает изобретение концептов.“

„Когда удается запомнить кошмар, от которого проснулся,и потом пересказываешь его другу, тот не пугается. Вы видите по его лицу, что это вовсе не такая страшная история, как вам показалось…Как раз в этом и сила кино. Он не может сопереживать такому сну, потому что сновидец получил его на тысячу процентов в личное пользование. Этот сон показывают только ему. Он уникален и убедителен для этого человека. Но с помощью звуков, сюжетов и времени вы можете гораздо доходчивее воплотить его для других в фильме.“