Вирджиния Вулф цитаты

страница 13

„Я хотела написать о смерти, но жизнь как обычно вмешалась.“

„У нас есть странная сила изменять факты силой воображения.“

„Не нужно спешить. Не нужно блистать. Не нужно быть кем-то, кроме себя.“

„Некоторые люди ходят к священникам; другие к поэзии; Я своим друзьям.“

„Кто не говорит правду о себе, не может говорить её о других.“

„Жизнь женщины — это широкий континент, поперек которого лежит тень от меча. Один конец этого меча — условности, традиции и порядок, где «все идет своим чередом». Но есть и другой конец, и, если вам хватит безрассудства перейти черту и выбрать жизнь, не поддающуюся условностям, все смешается. Все пойдет непредсказуемо.“

„Мой дорогой, я уверена, что снова схожу с ума. Я чувствую, что мы не сможем пережить это заново. И на этот раз я не поправлюсь. Я начинаю слышать голоса. Я не могу сосредоточиться. Поэтому я приняла единственно верное решение и делаю то, что кажется мне наилучшим. С тобой я была счастлива абсолютно. Ты был для меня всем, о чём я только могла мечтать. Не думаю, что два человека могли бы быть счастливее, чем были мы, пока не пришла эта страшная болезнь. Я больше не в силах бороться. Я знаю, что порчу тебе жизнь, что без меня ты мог бы работать. И ты сможешь, я уверена. Видишь, я даже не могу подобрать нужных слов. Я не могу читать. Я просто хочу, чтобы ты знал — за всё счастье в моей жизни я обязана тебе. Ты был безмерно терпелив со мной и невероятно добр. Все это знают. Если кто-нибудь и мог бы спасти меня, это был бы ты. Всё ушло. Всё оставило меня, кроме уверенности в твоей доброте. Я просто не могу больше портить твою жизнь. Я не думаю, что в этом мире кто-то был бы счастливеe, чем были мы.“

„Жизнь — это не ряд симметрично расположенных светильников, жизнь — это сияющий ореол, полупрозрачная оболочка, окружающая нас с момента зарождения нашего сознания до его исчезновения.“

„О, я влюблен в жизнь!“

„На протяжении большей части истории Анонимом была женщина.“

„Почему женщины... интересуют мужчин гораздо больше, чем мужчины – женщин?“

„Женщина веками играла роль зеркала, наделенного волшебным и обманчивым свойством: отраженная в нем фигура мужчины была вдвое больше натуральной величины.“

„Моя профессия — литература; а в этой профессии трудностей для женщин меньше, чем во всех других, не считая только театра, — я имею в виду специфически женские трудности.“

„Почему Сэмюэль Батлер говорит: «Мудрецы никогда не говорят, что думают о женщинах»? Мудрецы никогда не говорят ничего другого, по-видимому.“

„Что если я скажу вам, что не могу терпеть собственное сердце?“

„Мне не нужно ненавидеть любого человека; он не может причинить мне боль. Мне не нужно льстить ни одному человеку; ему нечего мне дать.“

„История мужского сопротивления женской эмансипации едва ли не интереснее, чем история самой эмансипации.“

„Когда меня спрашивают, что делает книгу хорошей, я отвечаю: то, что невозможно передать словами“

„Юмор – первое, что теряется в переводе.“

„Я заработала первой рецензией один фунт десять шиллингов и шесть пенсов и на эти деньги купила персидского кота. А потом меня разобрало честолюбие: кот это, конечно, очень хорошо. Но кота мне мало. Я хочу автомобиль. Вот так я и стала романисткой.“

„Да, я заслуживаю весны - я никому ничего не должен.“

„Человек не может хорошо думать, хорошо любить, хорошо спать, если до этого хорошо не поужинал.“

„Большие сообщества людей – существа невменяемые.“

„Все крайности чувств связаны с безумием.“

„Да, я скучаю по тебе, я скучаю по тебе.“

„Я наслаждаюсь весной больше, чем осенью. Я думаю, что каждый становится старше.“

„Взрослеть значит расставаться с некоторыми иллюзиями, чтобы приобрести другие.“

„Если лучшее из чувств ничего не значит для человека, наиболее заинтересованного в этих чувствах, какая реальность нам остается?“

„Орландо, естественно, любил уединенные места, обширные пейзажи и чувствовать себя вечно и вечно одиноким.“

„Ее сердце было сделано из жидких закатов.“

„Настоящий романист, совершенно простой человек, мог продолжать бесконечно воображать.“

„Ну, мы должны ждать, чтобы показать будущее.“

„… Неуклюжие часто сопряжено с любовью одиночества.“

„Книги - зеркало души.“

„Она была как сморщенный мак; с желанием выпить сухую пыль.“

„На окраинах каждой агонии сидит какой-то наблюдательный парень, который указывает.“

„Как большинство необразованных англичанок, я люблю читать - я люблю читать книги в большом количестве.“

„Земля медленно впивает цвет, подобно тому, как губка всасывает воду. Она закругляется, густеет, обретает равновесие и колеблется у нас под ногами в пространстве.“

„Он испустил глубокий вздох и с силой рухнул — в его движениях была страстность
оправдывающая это слово, — на землю, к подножию дуба. Ему приятно было ощущать… позвонки земли, с которой он вплотную соприкасался; ведь он так воспринимал жесткий
корень дуба, а еще этот корень виделся ему (ибо один образ следовал за другим) спиной огромного коня, на которого он садился, или мостиком накренившегося корабля — по
правде говоря, ему было все равно, чем твердым это было, ибо он ощущал необходимость в чем угодно — лишь бы привязать свое нерешительное сердце.“

„Вот я и нашла себе пару, - бормотала она. - Это болото, я обручена с природой, - шептала она, блаженно предаваясь прохладным объятиям травы, лежа в складках плаща, в лощинке возле пруда. - Так и буду лежать.“

„Лично моя история совсем проста. Представьте себе девушку с пером в руке, сидящую в спальне. От неё только требовалось с десяти утра до часу дня водить этим пером в направлении слева направо. Потом ей пришла в голову вполне простая и недорогостоящая мысль: засунуть несколько исписанных страниц в конверт, налепить вверху марку достоинством в один пенс и опустить всё это в красный почтовый ящик за углом. Именно таким образом я стала журналисткой; и в первый день следующего месяца труд мой был вознагражден.“

„Слова поднимались над невыносимо обремененными тупыми волами, бродящими по грязи. Слова без смысла - прекрасные слова.“

“No one can escape the power of language, let alone those of English birth brought up from childhood, as Mrs. Hilbery had been, to disport themselves now in the Saxon plainness, now in the Latin splendor of the tongue, and stored with memories, as she was, of old poets exuberating in an infinity of vocables. Even Katharine was slightly affected against her better judgment by her mother's enthusiasm. Not that her judgment could altogether acquiesce in the necessity for a study of Shakespeare's sonnets as a preliminary to the fifth chapter of her grandfather's biography. Beginning with a perfectly frivolous jest, Mrs. Hilbery had evolved a theory that Anne Hathaway had a way, among other things, of writing Shakespeare's sonnets; the idea, struck out to enliven a party of professors, who forwarded a number of privately printed manuals within the next few days for her instruction, had submerged her in a flood of Elizabethan literature; she had come half to believe in her joke, which was, she said, at least as good as other people's facts, and all her fancy for the time being centered upon Stratford-on-Avon.”

“Dearest,
I want to tell you that you have given me complete happiness. No one could have done more than you have done. Please believe that.
But I know that I shall never get over this: and I am wasting your life. It is this madness. Nothing anyone says can persuade me. You can work, and you will be much better without me. You see I can't write this even, which shows I am right. All I want to say is that until this disease came on we were perfectly happy. It was all due to you. No one could have been so good as you have been, from the very first day till now. Everyone knows that.
V.”

“The flowers flashed before they faded. She watched them flash.”

“I must try to set aside half an hour in some part of my day, and consecrate it to diary writing. Give it a name and a place, and then perhaps, such is the human mind, I shall come to think it a duty, and disregard other duties for it.”

“I will use these last pages to sum up our circumstances. A map of the world. […]
I seldom see Lytton; that is true. The reason is that we don't fit in, I imagine, to his parties nor he to ours; but that if we can meet in solitude, all goes as usual. Yet what do one's friends mean to one, if one only sees them eight times a year? […]
I use my friends rather as giglamps: there's another field I see; by your light. Over there's a hill. I widen my landscape.”

“Mrs Swithin took her knitting from the table. 'Did you feel,' she asked, 'what he said: we act different parts but are the same?'
'Yes,' Isa answered. 'No,' she added. It was Yes, No. Yes, yes, yes, the tide rushed out embracing. No, no, no, it contracted.”

“Happily, at forty-six I still feel as experimental and on the verge of getting at the truth as ever.”

“She had done the usual trick – been nice. She would never know him. He would never know her. Human relations were all like that, she thought, and the worst (if it had not been for Mr Bankes) were between men and women. Inevitably these were extremely insincere.”

“A light here required a shadow there.”

“Lines slip easily down the accustomed grooves. The old designs are copied so glibly that we are half inclined to think them original, save for that very glibness.”

“The Reverend C. L. Dodgson had no life. He passed through the world so lightly that he left no print. He melted so passively into Oxford that he is invisible.”

“It is the nature of the artist to mind excessively what is said about him. Literature is strewn with the wreckage of men who have minded beyond reason the opinions of others.”

“But look — he flicks his hand to the back of his neck. For such gesture one falls hopelessly in love for a lifetime.”

“Only those who have little need of the truth, and no respect for it — the poets and novelists — can be trusted to do it, for this is one of the cases where the truth does no exist. Nothing exists. The whole thing is a miasma — a mirage.”

“Neither of us knows what the public will think. There's no doubt in my mind that I have found out how to begin (at forty) to say something in my own voice; and that interests me so that I feel I can go ahead without praise.”

“But can we go to posterity with a sheaf of loose pages, or ask the readers of those days, with the whole of literature before them, to sift our enormous rubbish heaps for our tiny pearls? Such are the questions which the critics might lawfully put to their companions at table, the novelists and poets.”

“Things have dropped from me. I have outlived certain desires; I have lost friends, some by death… others through sheer inability to cross the street.”

“Directly the mulberry tree begins to make you circle, break off. Pelt the tree with laughter.”

“While fame impedes and constricts, obscurity wraps about a man like a mist; obscurity is dark, ample, and free; obscurity lets the mind take its way unimpeded. Over the obscure man is poured the merciful suffusion of darkness. None knows where he goes or comes. He may seek the truth and speak it; he alone is free; he alone is truthful, he alone is at peace.”

“What she loved was this, here, now, in front of her; the fat lady in the cab. Did it matter then, she asked herself, walking towards Bond Street, did it matter that she must inevitably cease completely; all this must go on without her; did she resent it; or did it not become consoling to believe that death ended absolutely? but that somehow in the streets of London, on the ebb and flow of things, here there, she survived. Peter survived, lived in each other, she being part, she was positive, of the trees at home; of the house there, ugly, rambling all to bits and pieces as it was; part of people she had never met; being laid out like a mist between the people she knew best, who lifted her on their branches as she had seen the trees lift the mist, but it spread ever so far, her life, herself.”

“An illiterate, underbred book it seems to me; the book of a self-taught working man, and we all know how distressing they are, how egotistic, insistent, raw, striking, and ultimately nauseating. When one can have the cooked flesh, why have the raw?”