Цитаты о цензура

„Кровавого Майдана можно избежать – для этого надо всего лишь провести честные выборы, прекратить врать по ТВ и отменить цензуру. Тогда люди будут решать свои проблемы на избирательных участках, а не на площадях.“

„Меня так достали люди, думающие, что искусство должно быть красивым и приятным глазу. Искусство может быть красивым, оставаясь в то же время страшным, гротескным или пугающим. Это не делает его менее значимым. Если люди испуганы или шокированы, они должны спросить себя, почему, а не выдвигать в ответ цензуру.“

„Я люблю делать то, что не пройдет цензуру.“

„СПОРТИВНЫЕ МЕЖДОМЕТИЯ И ДРУГИЕ ЧАСТИ РЕЧИ

Оп-ля!..(вырезано цензурой)…Ого-го!..(вырезано цензурой)… Это же надо!.. (вырезано цензурой)…Не хлебом единым!.. ( одобрено цензурой)…Зы!…( одобрено цензурой)… Судью на мыло!.. (вырезано цензурой)…Ну, блин, вы даёте!.. (вырезано цензурой)…Братва, наших бьют! (вырезано цензурой)…И ты, Брут!...(вырезано цензурой)…Китайцы у порога!… (вырезано цензурой)…Спасайся, кто может!.. (вырезано цензурой)…То ли еще будет, ой-ей-ей!…(вырезано цензурой), Ни фига себе!.. (вырезано цензурой)… Орденопросцы... ( одобрено цензурой)… Опять медали не дали!.. (вырезано цензурой)…За что кровь проливали? (вырезано цензурой)…А судьи кто? (вырезано цензурой)…Почем опиум для народа? (вырезано цензурой)…Это же надо! (вырезано цензурой)…За сколько продались!? (вырезано цензурой)…Доколе!? (вырезано цензурой)… Ну, сколько же можно!? (вырезано цензурой)…Мы в тельняшках, а их — как тараканов!.. (одобрено цензурой), Не учите меня жить, учите китайский!.. (одобрено цензурой)… (одобрено цензурой)… (одобрено цензурой)…“

„Цензура – это тоже самое, что сказать взрослому мужчине, что он не может есть стейк, потому что его не может прожевать младенец.“

„Цензура — это когда чиновник знает — что бы он ни сделал, его не разоблачат.“

„Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, — мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода.“

„Трудно найти другое такое место, где об искусстве так много говорят, но мало делают, как в Голливуде. Переплетение бизнеса, цензуры, сенсации и искусства влечет, за немногими исключениями, плачевные результаты.“

„Убийство — крайняя форма цензуры.“

„Телевизор вскоре станет достоянием истории. Интернет, где, по крайней мере, пока нет цензуры, будет главным и, скорее всего, единственным источником информации для людей.“

„Эти наезды на искусство, на театр, в частности. Эти совершенно беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о нравственности, о морали, и вообще всяческими, так сказать, благими и высокими словами: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность» — вот эти группки оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут, к которым как-то странно власть нейтральна, дистанцируется. Мне кажется, что это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры. А запрет цензуры — я считаю, что это величайшее событие векового значения в нашей жизни, в художественной, духовной жизни нашей страны. <…> … с нами разговаривают наши начальники непосредственные таким лексиконом сталинским, такими сталинскими установками, что просто ушам своим не веришь! Это говорят представители власти, мои непосредственные начальники, господин Аристархов так разговаривает. <…> Мы сидим и слушаем это. <…> Но это полбеды. Главное, что есть такая мерзкая манера — клепать и ябедничать друг на друга. Мне кажется, это просто сейчас недопустимо! Цеховая солидарность, как меня папа учил, обязует каждого из нас, работника театра — артиста ли, режиссера ли, — не говорить в средствах массовой информации плохо друг о друге. <…> Творческое несогласие, возмущение — это нормально. Но когда мы заполняем этим газеты и журналы, и телевидение — это на руку только нашим врагам, то есть тем, кто хочет прогнуть искусство под интересы власти.“

„Как ни странно, отсутствие абсолютной свободы и наличие цензуры создают достаточно благоприятные условия для художника. Чтобы у человека окрепли мускулы, необходимо притяжение земли. Космонавты, лишенные в полете земного притяжения, теряют кальций, они не могут заниматься спортом. Нужно давать мускулам нагрузку, поднимать тяжести. Наличие цензуры помогает художнику наращивать мускулы. Он знает, что он хочет сказать нечто, о чем говорить нельзя, и находит способ каким-то образом это выразить. Сама ситуация заставляла работать фантазию. А когда все позволено, придумывай что хочешь, напрягай и так и сяк фантазию, все равно никого ничто не волнует. Неужели и впрямь для расцвета духовного искусства обязательно нужны неблагоприятные условия? Парадоксальная ситуация.“

„Цензура помогает против обычных людей, но бессильна против высоко мотивированных.“

„Я верю в свободу слова, и я против цензуры. Я надеюсь, что судья проявит снисходительность к ним и девушки вскоре будут освобождены. Я хочу сказать о свободе. Со мной на сцене люди со всех концов света и мы все семья. Мы геи, натуралы и мы люди. И быть человеком — самое важное. Мне повезло, я из Америки, у нас можно выражать себя и артисту, и просто человеку, даже если люди не согласны, даже если [моё] правительство не согласно со мной. Это — демократия. И я хочу сказать несколько слов о Pussy Riot. Я не имею неуважения к церкви или правительству, но эти три девушки: Маша, Катя и Надя, уже заплатили за сделанное и я молюсь за их свободу. У них есть право быть свободными“

„Цензура — это реклама за государственный счёт.“

„Цензура отражает недостаток доверия общества к самому себе, что является признаком авторитарного режима.“

„Посылаю вам мою оскоплённую книжонку. Вот всё, что цензура дозволила, и то в искалеченном виде.“

„Наперекор своим либеральным убеждениям о свободе слова он заявил о необходимости цензуры, когда речь идёт о“

„«Мой дядя самых честных правил». А теперь он на пенсии, поскольку цензура отменена.“

„Цензура в конце концов приходит к тому, что запрещены все книги, кроме тех, которых никто не читает.“

„Сторожевые псы цензуры! Взять след в искусстве!“

„Осмотревшись, вы видите себя в мундире с красным воротником, все пуговицы застегнуты, все как следует, в порядке. Вы и прежде слыхали, что вы мальчик. Теперь вы это видите на деле. Вы спрашиваете, кто вы такой? Вы узнаете, что вы ученик гимназии и со временем можете сделаться ученым человеком — ревностным распространителем просвещения: студентом университета, кандидатом, магистром и даже директором училища, в котором вы учитесь. Вам весело.
Вот первый вид. Осмотревшись, вы видите себя в мундире с зеленым воротником и с золотой петлицею. Вы спрашиваете, что это значит? Вам отвечают, что вы ученик правоведения, будете, наверное, блюстителем закона и правды, деловым человеком, директором высших судебных мест. Вам весело и лестно.
Вот второй вид. Осмотревшись, ваш взор останавливается на красном или белом кантике мундира и воротника. Вы тоже спрашиваете. Вам отвечают громко, что вы назначаетесь для защиты родной земли, — вы кадет, будущий офицер, и можете сделаться генералом, адмиралом, героем. Вы в восхищении!
Вот третий вид. Вы осмотрелись и видите, что вы в юбке. Прическа головы, передник, талья и все — в порядке. Вы и прежде слыхали, что вы девочка, теперь вы это видите на деле. Вы очень довольны, что вы не мальчик, и делаете книксен.
Вот четвертый, но также еще не последний вид. Узнав все это, вы спрашиваете, что же вам делать? Вам отвечают: учитесь, слушайтесь и слушайте, ходите в классы, ведите себя благопристойно и отвечайте хорошо на экзаменах… Проходят годы. Выросши донельзя из себя, вы начинаете уже расти в себя. Вы замечаете, наконец, что вы действительно уже студент, окончивший курс университета, правовед, бюрократ, офицер, девушка-невеста. На этот раз вы уже не спрашиваете, кто вы такой и что вам делать… Вас водили в храм божий. Вам объясняли Откровение. Привилегированные инспектора, субинспектора, экзаменованные гувернеры, гувернантки, а иногда даже и сами родители смотрели за вашим поведением. Науки излагались вам в таком духе и в таком объеме, которые необходимы для образования просвещенных граждан. Безнравственные книги, остановленные цензурой, никогда не доходили до вас. Отцы, опекуны, высокие покровители и благодетельное правительство открыли для вас ваше поприще. После такой обработки, кажется, вам ничего более не остается делать, как только то, что пекущимся о вас хотелось, чтобы вы делали.“

„Шекспир жил во времена самой жестокой цензуры. Если ты говорил что-то не так, тебе просто отрубали голову. Но посмотрите, как много свободы он нашёл среди всех этих ограничений.“

„И когда ты будешь плакать, что скоро двадцать, то есть четверть жизни вылетела в трубу, не умеешь ни общаться, ни одеваться, и не знаешь — а куда тебе вдруг деваться, только Богу плакаться на судьбу.
И когда тебя не возьмут ни в друзья, ни в жены, а оставят сувенирчиком на лотке, ускользнут, уйдут из жизни твоей лажовой — а тебя из печки вытащат обожженной и оставят остужаться на холодке.
И когда тебе скажут — хочется, так рискни же, докажи, что тоже тот еще человек, ты решишь, что вроде некуда падать ниже, и вдохнешь поглубже, выберешься из книжек — и тебя ударит мартом по голове.
И вода, и этот воздух горячий, ***ский, разжиженье мозга, яблоки в куличе. И друзья, которые все же смогли добраться, обнимают так дико трогательно, по-братски, утыкаются носом в ямочку на плече.
Ты уже такая уютная — в этих ямках от носов твоих женатых давно мужчин, несмеянка, синеглазая обезьянка, под мостом горит Нева нестерпимо ярко, и звенит трамвай, и сердце твое трещит.
А весна всегда отказывает в цензуре, разворачивает знамена, ломает лед, ветер хлещет по щекам золотым безумьем, на распахнутом ветру, на трехкратном зуме, обниматься на бегу, целоваться влет.
И тогда ты будешь буковками кидаться, как остатками несъеденного борща. Твой роман не пережил никаких редакций, вы вообще такие дружные — обрыдаться, то есть даже разбегаетесь сообща.
Ноль седьмое счастье, двадцать седьмое марта, голубое море, синие паруса. Ты заклеиваешь конверты и лижешь марки, солнце бьется наверху тяжело и марко, и густым желтком стекает по волосам.“

„Не может быть цензуры мысли, цензуры эмоций.“

„Не все мысли проходят через мозг, некоторые — только через цензуру.“

„Мы меняем людей через общение, а не через цензуру.“

„Большую часть моей жизни я мечтал, чтобы цензуры не было, а сейчас я абсолютно искренне говорю, что цензура должна быть. Цензура на уровне культуры, морали…“

„Утраченную веру в слово мне вернула цензура.“

„Современное искусство — демократическое, так как использует повседневный материал, занимается реальностью, и поэтому узнаваемо. Я думаю, что государство можно назвать демократическим только тогда, когда оно позволяет передовому искусству существовать без цензуры. Искусство — это всегда также политическое соприкосновение. Но оно не должно быть связано ни с политикой, ни с государством. Оно должно быть абсолютно независимым.“

„Россия — это государство, которое столкнулось не только с глубоким экономическим кризисом, но также с кризисом идеологии и идентичности. Её попытки осмыслить себя в мире, в котором не работают принципы ялтинско-потсдамского уклада, мучительны и приносят страдания: во-первых, самой России, во-вторых, ее соседям, а в-третьих, всему миру. В период ближайших трех—пяти лет этот кризис будет только углубляться
<...>Честный журналист всегда рискует, он доставляет неудобства правящим кругам и политико-экономическим кланам. Это опасное занятие. Особенно в России, где журналистская работа уступает по опасности только профессии шахтера, столько случается смертей и нападений. Кроме того эту работу легко потерять. Сейчас появилась очень большая группа журналистов с «волчьим билетом»:
если вы слишком независимы и непослушны — до свидания<...>
<...>Самоцензуры гораздо больше, чем цензуры. Журналисты должны знать сами, что они могут, а что им запрещено. На «Эхе Москвы» у нас есть журналистский кодекс — своего рода форма самоцензуры. Первый уровень, что сам журналист считает честным, откровенным и справедливым. Второй уровень — кодекс редакции, который опубликован и доступен нашим журналистам. Третий уровень — это российское право и конституция. В государственных или окологосударственных СМИ это выглядит несколько иначе, там вводят дополнительные кодексы. Это могут быть, в том числе неписаные правила<...>“

„Первые восемь томов «Русской истории» Карамзина вышли в свет. <…> Появление сей книги (так и быть надлежало) наделало много шуму и произвело сильное впечатление, 3000 экземпляров разошлись в один месяц (чего никак не ожидал и сам Карамзин) — пример единственный в нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Коломбом. <…> Молодые якобинцы негодовали; несколько отдельных размышлений в пользу самодержавия, красноречиво опровергнутые верным рассказом событий казались им верхом варварства и унижения. Они забывали, что Карамзин печатал «Историю» свою в России; что государь, освободив его от цензуры, сим знаком доверенности некоторым образом налагал на Карамзина обязанность всевозможной скромности и умеренности.“

„Я считаю важным для людей иметь право высказать своё мнение и не быть подверженным цензуре. Полагаю, что если люди хотят выразить своё разочарование и свои недовольства по поводу власти, они должны быть услышаны, а не заглушены.“

„На Маршала Жукова был оказан огромный прессинг. В то время, когда господствовала беспощадная идеологическая цензура, и не могло быть иначе… Многие позиции удалось отстоять, но в некоторых случаях Г. К. Жуков вынужден был отступить, иначе книга не вышла бы в свет. В этом легко убедиться, сличив текст 1-го издания 1969 года с вышедшим в 1989 году без купюр 10-м изданием, дополненным по рукописи автора. В оригинале рукописи вымарывались целые страницы, абзацы, фразы изменялись так, что теряли свой смысл. Всего было выброшено около 100 машинописных страниц.“

„Булгарин поглупел до того от Видока, что уехал ранее обыкновенного в деревню. Но подл по прежнему. Он напечатал твою эпиграмму на Видока Фиглярина с своим именем не по глупости, как читатели думают, а дабы тебя замарать. Он представил её правительству, как пасквиль, и просил в удовлетворение свое позволения её напечатать. Ему позволили, как мне объявил цензор, похваля его благородный поступок, разумеется не зная, что эпиграмма писана не с его именем и что он поставил оное только из боязни, чтобы читатели сами не нашли её эпиграммою на него. Не желая, чтобы тебя считали пасквилянтом, человеком, делающим противузаконное, я подал в высшую Цензуру просьбу, чтобы позволили это стихотворение напечатать без ошибок, а тебя прошу оправдаться пред его величеством. Государю, тебя ласкающему, приятно будет найти тебя правым.“

„Не была ли статья Ваша до появления в печать обрезана чьей-нибудь рукою? Дайте мне откровенно всевозможные пояснения, которыми я воспользуюсь в той мере, как Вы укажете.
Но Вы напрасно считаете меня привилегированным. Если Вы хотели сказать этим, что мне легко обходиться с цензурой, то Вы очень ошибаетесь. До сих пор я беру с боя каждый сколько-нибудь решительный шаг в печати. Все мои усилия напечатать Ваше объяснительное письмо, хотя бы даже с некоторыми сокращениями, остаются до сих пор втуне. Письмо это было набрано тотчас же по получении. Но председатель Цензурного Комитета уже получил от Министерства письмо с извещением о распоряжении относительно «Времени», — и наотрез отказал мне пропустить хоть что-нибудь из Вашего объяснения, даже при оговорке, которую я намерен был сделать. Я обращался к министру с просьбою, чтобы мне дозволено было написать статейку, в которую я ввел бы существенную часть Ваших объяснений и постарался бы по крайней мере очистить намерения автора «Рокового вопроса.»“

„Фильтры, вставки, переводчик, внутренняя цензура, критик, перевёртыш в сознании и т.д. - все это механизмы искажения реальности в нашем сознании.“

„Я вот, конечно, из-за этого положения дел... Есть люди хорошие, которые за цензуру, а есть хорошие, которые против цензуры. А как же быть, например, гению — такому, как я — среди вот этого базара?“

„Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в архивах злодейского, безнравственного царствования Николая! Мы к ним привыкли, они делались обыденно, делались как ни в чём не бывало, никем не замеченные, потерянные за страшной далью, беззвучно заморенные в немых канцелярских омутах или задержанные полицейской цензурой.“

„Происходит расправа над тремя молодыми девушками. Суд показывает, что в России ужесточается цензура, вводится запрет на гласность, свободу слова, открытое высказывание в современном искусстве. Процесс над Pussy Riot разрушает понятия прав и свобод человека, Россия открыто заявляет о том, что становится тоталитарным государством, которое к тому же отвергает свой светский характер. Идёт суд над всем обществом, которому показывают, что оно должно заткнуться, закрыться. Я выступил против.“

„Множество доказательств, на некоторые из коих мы уже ссылались, указывает на то, что в соревновании за Сибирь Колчак участвовал под британскими знаменами. Готовность, с которой Уайтхолл принял предложение Колчака служить на Месопотамском фронте, может показаться доказательством заинтересованности Британии в адмирале. Это впечатление подтверждается посланием резидента военной разведки, корреспондента газеты «Дейли мейл», находившегося в Маньчжурии, капитану Стевени в июле 1918 года. Он сообщал, что телеграфом передал в свою газету интервью с Колчаком, «в котором последний заявил, будто британское Военное министерство первоначально приказало ему отправиться в Месопотамию, а впоследствии направило его в Сибирь. Заявление в значительной степени соответствует истине, но вы должны объяснить адмиралу, что крайне желательно хранить молчание относительно его связей с нами. Соответственно данная статья подвергнута цензуре.»“

„Авторы наши в отношении к цензуре перешли всякие границы робости и послушания. Я не собираюсь принять к сведению или исполнению ни одно из их замечаний. Все их «исправления» бессмысленны, продиктованы отвратительным вкусом и политически не нужны и смехотворны.“

„Как взрыв гранаты все сильнее и бесконтрольнее
По телефону цензуры, при встречи ты спокойней
Снова прости, снова я больше ведь так не буду
Снова повторы, снова ссоры, снова они забудут“

„Ушел СССР, лишь бы цензура вашей души не мутилась. — решили в Кремле.“