Цитаты о откровение

„Музыка — более высокое откровение, чем вся мудрость и философия. Кому открывается моя музыка, тот избавляется от всех тех бед, которые терзают других людей.“

„От частоты откровения истинность не стирается: «Счастье — это когда тебя понимают».“

„Книга — учитель без платы и благодарности. Каждый миг дарит она тебе откровения мудрости. Это — собеседник, имеющий мозг, покрытый кожей, о тайных делах вещающий молча.“

„Мне кажется, мы знаем друг друга с детства. Вечерами, когда родители выключали свет в моей детской, я еще долго не спала, а разговаривала с ним. Я доверяла ему все свои секреты. Мне кажется, он был рядом каждый день моей жизни – и только поэтому я так легко переживала все свои разочарования и потери, выходила сухой из самых глубоких вод и не переставала смеяться. Он знает каждую трещинку в моей душе. Он знает каждую мою мысль прежде, чем я успела ее подумать. Он сильный. Он светлый. Он мудрый. Он мой лучший друг.
Рядом с ним я ощущаю себя маленькой птичкой, которая в его руках нашла дорогу домой. Каждый разговор с ним – это откровение из новой жизни. И всякий раз, когда я вижу его лицо, мое сердце наполняется такой нежностью, что мне кажется – я сейчас возьму, и, как дурочка, расплачусь. Но вместо этого я расплываюсь в улыбке и нежно целую любимые губы. И меня распирает от гордости, что рядом со мной самый лучший мужчина на свете и что рядом с ним я могу быть самой лучшей женщиной.
Я его никогда не видела. Лишь его черты, улыбки и взгляды в других людях. Иногда мне так сильно хотелось поверить в эти его отражения, и я до предела напрягала воображение, принимая других за него. НО каждый раз из тайников души я слышала его голос, который звал меня назад.
Иногда я боюсь, сильно, до дрожи в суставах боюсь, что я его никогда не встречу. Но ведь это глупости. Ведь если есть я, значит обязательно должен быть он. Если я не могу сдаваться рядом с кем-то, кто просто очень похож на него, значит, рядом с ним я должна победить. И каждый день я прошу себя быть сильнее, быть счастливее, быть мудрее. И пока он не здесь, жить безупречно красивую жизнь за нас двоих. Жить ее так, чтобы он мной гордился.“

„Мне кажется, самая милосердная вещь в мире - это неспособность человеческого разума связать воедино все его составляющие. Мы живем на тихом острове невежества посреди черного моря бесконечности, и это не значит, что нам надо выходить за его пределы. Науки, продвигающиеся каждая в свою сторону, до сих пор приносили нам мало вреда; но в один прекрасный день собирание разрозненных кусочков знания в единое целое откроет нам такие страшные перспективы реальности и нашего в ней положения, что нам останется либо сойти с ума от этого откровения, либо спасаться от света знания в мире и безопасности нового средневековья.“

„Не принимайте ничего на веру лишь в силу традиций, хотя бы это и высоко чтилось многими поколениями и в различных местах. Не верьте ничему на том основании, что многие говорят об этом. Не поклоняйтесь слепо вере мудрецов прошлого. Не верьте тому, что вы создали в своем воображении, убедив себя, что это есть божественное откровение. Не верьте ничему лишь на основании авторитета ваших наставников или духовников. После исследования верьте только тому, что вы сами проверили и нашли обоснованным, и только тогда согласуйте с этим свое поведение.“

„Музыка выше, чем все откровения мудрости и философии.“

„Чтоб познать Бога, нужно откровение свыше. Слово Божие проповедует Бога, но без Бога познать Бога не можем. Слеп и темен наш разум: нуждается в просвещении от Самого Того, Который из тьмы производит свет. И потому надо слову Божию внимать, но просвещения просить от Самого Бога. Тьму надлежит прогнать вышеестественным светом. Святое Писание есть светильник, но только открытое, внутреннее око может видеть свет этого светильника. Слепой не видит света: надо иметь открытые глаза. По этой причине пророк молится: открый очи мои, и уразумею чудеса от закона Твоего“

„Маленькие откровения большого человека особенно пессимистично на меня действуют,
ибо тяжело осознавать банальность величия.“

„Бог не только разрешает, но и требует от человека, чтобы тот возрастал в познании. В Божественном творчестве нет остановки, все движется, и ангелы не пребывают в одном чине, но восходят со ступени на ступень, получая новые откровения. И хотя бы человек учился сто лет, он должен идти к новым и новым познаниям.“

„Я не верю в какое бы то ни было божественное откровение. А что касается загробной жизни, то каждый на свой страх и риск решает для себя эту неопределённую возможность.“

„Роль истины, мудрецов и откровений эфемерна. Реальностью управляют ложь, дураки и притворство.“

„Вот я их спрашиваю, вот этих теологов, ну, покажите хоть один пример, когда силой откровения мы что-то узнали.“

„Только любовь может созидать, вдохновлять и излечивать. Только любящее сердце способно прощать и отпускать. Только тем, кто любит по-настоящему, дано познать откровение Жизни.“

„Искусство живо природой откровения, ремесло — освоенной точностью.“

„Гармония в наших сердцах зависит от степени нашего откровения — когда наши отношения, подобно ярким цветущим цветам, могут перерасти в нечто большее.“

„Подлинная мистика и есть реализм, она обращена к первореальностям, к тайне существования, в то время как ортодоксальная теология имеет дело лишь с символами, получившими социальное значение. Мистика есть как бы „откровение откровения“, раскрытие реальностей за символами.“

„Откровение — это проявление тайны бытия для когнитивной функции человеческого разума.“

„Я давно не расположен раскрывать душу и исповедоваться. Может, когда-нибудь, лет через десять, меня и потянет на сентиментальные откровения. Сегодня я к этому не готов. О сигарах поболтать — да, но не больше.“

„Кино — это некая форма общественного откровения. Отчасти желание снимать — это желание через пленку освободиться от своих эмоций, разделить их с кем-то.“

„Чем развитее народ, тем развитее его религия, но с тем вместе, чем религия дальше от фетишизма, тем она глубже и тоньше проникает в душу людей. Грубый католицизм и позолоченный византизм не так суживают ум, как тощий протестантизм; а религия без откровения, без церкви и с притязанием на логику почти неискоренима из головы поверхностных умов, равно не имеющих ни довольно сердца, чтоб верить, ни довольно мозга, чтоб рассуждать.“

„Откровение всегда истинно. Ошибочной бывает интерпретация.“

„Более же всего "не то" было его отношение к религии. Как и все люди его круга и времени, он без малейшего усилия разорвал своим умственным ростом те путы религиозных суеверий, в которых он был воспитан, и сам не знал, когда именно он освободился. Как человек серьезный и честный, он не скрывал этой своей свободы от суеверий официальной религии во время первой молодости, студенчества и сближения с Нехлюдовым. Но с годами и с повышениями его по службе и в особенности с реакцией консерватизма, наступившей в это время в обществе, эта духовная свобода стала мешать ему. Не говоря о домашних отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах по нем, и о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, - по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах: редкий день проходил, чтобы не было какого-нибудь отношения к внешним формам религии, избежать которых нельзя было. Надо было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он с своим правдивым характером никогда не мог), что он верит в то, во что не верит, или, признав все эти внешние формы ложью, устроить свою жизнь так, чтобы не быть в необходимости участвовать в том, что он считает ложью. Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь неважным дело, надо было очень много: надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими людьми, надо было еще изменить все свое положение, бросить службу и пожертвовать всей той пользой людям, которую он думал, что приносит на этой службе уже теперь и надеялся еще больше приносить в будущем. И для того, чтобы сделать это, надо было быть твердо уверенным в своей правоте. Он и был твердо уверен в своей правоте, как не может не быть уверен в правоте здравого смысла всякий образованный человек нашего времени, который знает немного историю, знает происхождение религии вообще и о происхождении и распадении церковно-христианской религии. Он не мог не знать, что он был прав, не признавая истинности церковного учения.
Но под давлением жизненных условий он, правдивый человек, допустил маленькую ложь, состоящую в том, что сказал себе, что для того, чтобы утверждать то, что неразумное - неразумно, надо прежде изучить это неразумное. Это была маленькая ложь, но она-то завела его в ту большую ложь, в которой он завяз теперь.
Поставив себе вопрос о том, справедливо ли то православие, в котором он рожден и воспитан, которое требуется от него всеми окружающими, без признания которого он не может продолжать свою полезную для людей деятельность, - он уже предрешал его. И потому для уяснения этого вопроса он взял не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vinet, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему было нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного учения, в котором он был воспитан и которое разум его давно уже не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись. И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум человека не может познать истины, что истина открывается только совокупности людей, что единственное средство познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с тех пор уже мог спокойно, без сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение в нерадостной семейной жизни. Он думал, что он верит, но между тем больше, чем в чем-либо другом, он всем существом сознавал, что эта вера его была что-то совсем "не то".“

„Я полагаю, что математика является главным источником веры в вечную и точную истину, как и в сверхчувственный интеллигибельный мир. Геометрия имеет дело с точными окружностями, но ни один чувственный объект не является точно круглым; и как бы мы тщательно ни применяли наш циркуль, окружности всегда будут до некоторой степени несовершенными и неправильными. Это наталкивает на предположение, что всякое точное размышление имеет дело с идеалом, противостоящим чувственным объектам. Естественно сделать ещё один шаг вперед и доказывать, что мысль благороднее чувства, а объекты мысли более реальны, чем объекты чувственного восприятия. Мистические доктрины по поводу соотношения времени и вечности также получают поддержку от чистой математики, ибо математические объекты, например, числа (если они вообще реальны), являются вечными и вневременными. А подобные вечные объекты могут в свою очередь быть истолкованы как мысли Бога. Отсюда платоновская доктрина, согласно которой Бог является геометром, а также представление сэра Джеймса Джинса о том, что Бог предается арифметическим занятиям. Со времени Пифагора, а особенно Платона, рационалистическая религия, являющаяся противоположностью религии откровения, находилась под полным влиянием математики и математического метода.“

„Откровение Бога и мира невидимых вещей не есть ещё их познание. Познание исходит от человека. Человек познает откровение Бога и невидимого мира. Откровение дает реальности, факты мистического порядка. Но познавательное отношение человека к этим реальностям и фактам не есть самое откровение. Это уже есть та или иная философия.“

„Только с одним человеком слова любви звучат как откровение и потрясают душу, во всех других случаях они лишены новизны, это повторение, вызывающее подчас другой, исчезнувший образ, и потому грусть.“

„Христос таится в язычестве, в христианстве открывается. Христианство есть Откровение, Апокалипсис язычества. Слепые солнца не видят, но теплоту его чувствуют. Христос язычников — солнце слепых.“

„Уберите «Книгу Мормона» и откровения, где будет наша религия? У нас её не будет.“

„Кино должно достигать откровений. На любом уровне. Если кто-то пёрнул в кадре, это должно быть очень смешно. Для меня это тоже откровение. Откровения не обязательно должны быть глубокими и многослойными. Но они должны быть. И поэтому есть лучшее, а есть хорошее. Лучшее интересно, хорошее скучно.
Поэтому для меня так важен поиск совершенства. Я в Пелевине увидел это совершенство. И это совершенство я хотел перенести на экран.
Я вижу, что вокруг меня царит культура халтуры. Поиск совершенства неприемлем, он непонятен никому. Он забыт. Он чужд. Все давно на всё плюнули.“

„Но так и каждый творец, мыслитель, художник, поэт… в какой-то прекрасный час забывает все, чему его учили, отдается наитию спонтанному как откровению — и открывает, и сотворяет доселе небывшее, незнаемое.“

„Философия может иметь очищающее значение для религии, может освобождать её от сращённости с элементами не религиозного характера, не связанными с откровением, элементами социального происхождения, закрепляющими отсталые формы знания, как и отсталые формы социальные.“

„Ад вымощен мужскими откровениями по женской части.“

„Осмотревшись, вы видите себя в мундире с красным воротником, все пуговицы застегнуты, все как следует, в порядке. Вы и прежде слыхали, что вы мальчик. Теперь вы это видите на деле. Вы спрашиваете, кто вы такой? Вы узнаете, что вы ученик гимназии и со временем можете сделаться ученым человеком — ревностным распространителем просвещения: студентом университета, кандидатом, магистром и даже директором училища, в котором вы учитесь. Вам весело.
Вот первый вид. Осмотревшись, вы видите себя в мундире с зеленым воротником и с золотой петлицею. Вы спрашиваете, что это значит? Вам отвечают, что вы ученик правоведения, будете, наверное, блюстителем закона и правды, деловым человеком, директором высших судебных мест. Вам весело и лестно.
Вот второй вид. Осмотревшись, ваш взор останавливается на красном или белом кантике мундира и воротника. Вы тоже спрашиваете. Вам отвечают громко, что вы назначаетесь для защиты родной земли, — вы кадет, будущий офицер, и можете сделаться генералом, адмиралом, героем. Вы в восхищении!
Вот третий вид. Вы осмотрелись и видите, что вы в юбке. Прическа головы, передник, талья и все — в порядке. Вы и прежде слыхали, что вы девочка, теперь вы это видите на деле. Вы очень довольны, что вы не мальчик, и делаете книксен.
Вот четвертый, но также еще не последний вид. Узнав все это, вы спрашиваете, что же вам делать? Вам отвечают: учитесь, слушайтесь и слушайте, ходите в классы, ведите себя благопристойно и отвечайте хорошо на экзаменах… Проходят годы. Выросши донельзя из себя, вы начинаете уже расти в себя. Вы замечаете, наконец, что вы действительно уже студент, окончивший курс университета, правовед, бюрократ, офицер, девушка-невеста. На этот раз вы уже не спрашиваете, кто вы такой и что вам делать… Вас водили в храм божий. Вам объясняли Откровение. Привилегированные инспектора, субинспектора, экзаменованные гувернеры, гувернантки, а иногда даже и сами родители смотрели за вашим поведением. Науки излагались вам в таком духе и в таком объеме, которые необходимы для образования просвещенных граждан. Безнравственные книги, остановленные цензурой, никогда не доходили до вас. Отцы, опекуны, высокие покровители и благодетельное правительство открыли для вас ваше поприще. После такой обработки, кажется, вам ничего более не остается делать, как только то, что пекущимся о вас хотелось, чтобы вы делали.“

„Самые важные и значительные мысли, откровения, являются на свет голыми, без словесной оболочки: найти для них слова — особое, очень трудное дело, целое искусство. И наоборот: глупости и пошлости сразу приходят наряженными в пестрые, хотя и старые, тряпки — так что их можно прямо, без всякого труда, преподносить публике.“

„Желаю каждому из вас ощутить свободу, ее неповторимый вкус, и ошеломляющую силу любви… ведь и во сне нам бывают дарованы минуты откровений, от которых мы бежим в жизни… за которые осуждаем себя… за давно ушедшее, потерянное, или не найденное… но мы пришли на эту землю, чтобы быть счастливыми, любить, и никто не вправе осуждать нас за это!“

„Философия, в отличие от религии, полностью зависит от сведений, которые она почерпнула из науки. Философ опирается на современное ему научное знание. Он это знание доосмысливает. То есть использует его как фундамент, на котором может возводиться мировоззренческая конструкция. Но как только оказывается, что наука набрала принципиально новый фактический материал, обобщила его по-новому и обзавелась новыми моделями, разительно отличающимися от предшествующих, философ оказывается в сложнейшем положении. Ибо всё построенное им мировоззренческое здание начинает шататься по той же причине, по какой реальное здание шатается в случае неблагополучия с фундаментом. Сила философии в том, что она, в отличие от религии, опирается на научные сведения и модели, а не на откровение и предание. Но в этом же и слабость философии.“

„Обожаю богатых. Богатство — нимб. Кроме того, от них никогда ничего не ждешь хорошего, как от царей, поэтому просто-разумное слово на их устах — откровение, просто-человеческое чувство — героизм. Богатство всё утысячеряет (резонанс нуля!). Думал, мешок с деньгами, нет — человек. Кроме того, богатство дает самосознание и спокойствие («все, что я сделаю — хорошо!») — как дарование, поэтому с богатыми я на своем уровне. С другими мне слишком «униженно».
Обожаю богатых. Клянусь и утверждаю, богатые добры (так как им это ничего не стоит) и красивы (так как хорошо одеваются). Если нельзя быть ни человеком, ни красавцем, ни знатным, надо быть богатым.“

„Когда ты открываешься людям, они, как правило, используют твои откровения против тебя, а совсем не для того, чтобы перенять жизненный опыт.“

„Дышал на меня серебряный космос
Зеленой листвою и летним теплом,
В огромном просторе услышу я голос,
Разлившийся небом во мраке ночном. Волна откровений таинственной связи
Меня с этим миром и этой листвой,
Нахлынула быстро, и мысли увязли
В огромном просторе с его глубиной. И сверху меня зовут эти звезды
Холодным сияньем зеленых ночей
Нырнуть в это небо, вздохнув этот воздух,
Узнав связь природы и дальних огней.“

„Откуда эта потребность подбирать чужие слова? Свои слова никогда не могут удовлетворить; требования, к ним предъявляемые, равны бесконечности. Чужие слова всегда находка — их берут такими, какие они есть; их всё равно нельзя улучшить и переделать. Чужие слова, хотя бы отдалённо и неточно выражающие нашу мысль, действуют, как откровение или как давно искомая и обретённая формула. Отсюда обаяние эпиграфов и цитат.“

„В христианстве есть двойственность в отношении к человеку. С одной стороны, человек есть существо падшее и греховное, не способное собственными силами подняться, свобода его ослаблена и искажена. Но с другой стороны, человек есть образ и подобие Божье, вершина творения, он призван к царствованию, Сын Божий стал человеком, и в Нем есть предвечная человечность. Существует соизмеримость между человеком и Богом в вечной человечности Бога. Без этой соизмеримости нельзя понять самой возможности откровения. Откровение предполагает активность не только Открывающегося, но и воспринимающего откровение. Оно двучленно.“

„Для новых откровений нужен новый модем.“

„Приезжали и люди вполне порядочные, развитые, сочувствовавшие Герцену. Между ними один только в эту эпоху меня глубоко поразил своей благородной, немного гордой наружностью, цельностью, откровением своей натуры. Это был Иван Сергеевич Аксаков. Он знал Герцена ещё в Москве. Тогда они стояли на противоположных берегах. Читая во многих заграничных изданиях Герцена о разочаровании его относительно Запада, Аксаков, вероятно, захотел проверить лично, ближе ли стали их взгляды, и убедился, что они ― деятели, идущие по двум параллельным линиям, которые никогда не могут сойтись…“

„Кинотеатры — это храмы для коллективных галлюцинаций. В кино отражается коллективное бессознательное, как в неком магическом зеркале. Кино, как никакой другой вид искусства, может менять сознание человека, ведь такое погружение невозможно больше ни в чем. Вo время, когда телевидение правит миром, кино остаётся единственной возможностью реального откровения и катарсиса на массовом уровне. Там можно рассказать любую историю. Надеюсь, так останется всегда, просто технологии будут улучшаться. Управлять кинематографом идеологически невозможно, оно просто станет телевидением на большом экране и народ перестанет ходить в кино, как это происходит с российским кино. Голливуд — это чистая коммерция, но при этом ценящая всё новое, всё потрясающее. Поэтому шансы есть даже там…“

„Моя теория [выживание - общественный уклад - удовольствие] возникла не во время изучения звездного неба в ясную ночь и гадания о смысле бытия. Она родилась при подготовке к выступлению. Когда какая нибудь вещь приносит вам известность, люди почему то начинают ждать от вас небывалых откровений о совершенно посторонних вопросах, которые волновали человечество миллионы лет. И хотят, чтобы вы поделились этими откровениями с толпой абсолютно незнакомых вам людей.“

„Не всякий пророк есть истинный пророк, не всякое откровение открывает волю Божию. Поэтому откровение нуждается в испытании и исследовании. “Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь” (1 Фес 5:19—2 1). Харизма испытания и различения духов принадлежит не каждому в отдельности, а каждому в соединении со всеми, т.е. церковному собранию.“

„…Опытные путешественники не сомневаются, что Горный Алтай велик и по-настоящему доступен не для тех, кто пробегает свой маршрут, заедая его тушенкой и не видя ничего перед собой, не для тех, кто наматывает спортивную категорию, уже и забыв, в каких горах он находится, и не для тех, кто ищет здесь мистические откровения рериховского Беловодья. Горный Алтай открыт по-настоящему влюбленным в природу людям.“

„Филип Дик, несмотря на то, что произведения его насыщены образами и деталями, происходящими из pulp-журналов, самый настоящий интеллектуал — из школы Пиранделло. В его романах вещи никогда не бывают такими, какими они кажутся. Там, между жизнью и смертью, лежат теневые земли Дика, лабиринты галлюцинаций, пещеры ощущений, саваны тусклой полужизни, страны паранойи, миры-гробницы и даже самый что ни есть ортодоксальный ад. Все его романы — это один большой роман, книга-откровение — «А la recherche du temps perfide.»“

„В каждом разговоре живет свой демон. Он не подчиняется воле и намерениям собеседников. Подчас он ведет себя очень смирно – но порой уводит их совсем не туда, куда они направлялись. Он своенравен, а порой и прямо опасен, разрушая дружбы, сея вражду, но иногда и приводя к откровениям.“

„Призраки – это не души. Это мгновения.

То мгновение, когда разряженный 22-летний щёголь XVIII-го века бредет по узким коридорам слуг к любовнице, обжигается воском, капающим со свечи, переживает за мушку на прыще и предвкушает пять, шесть, семь раз за ночь.

То мгновение, когда вдова герцога N, просыпается посреди ночи по нужде и вдруг осознаёт, что утро больше не наступит. И всё, что у неё осталось – это три минуты ночного горшка, после которых невероятная усталость снова положит её на влажную перину, и больше уже ничего, никогда, никак не случится. И вот она тратит эти драгоценные три минуты не чтобы водрузиться на ночной горшок, но чтобы слезть с кровати и подойти к окну, а там – разочарование. В окне нет откровений, и вся её жизнь не промелькивает у неё перед глазами, и там даже нет луны – темные очертания вызубренных за сорок лет предметов. И нет, она не чувствует себя лучше – ощущение спущенной в выгребную яму жизни только усиливается, и вот она садится прямо на пол, а утром слуги найдут мертвую старуху в аммиачной луже.

То мгновение, когда молодая невеста, не в силах уснуть, накинув домашнее пальто с «бараньмим» рукавами по моде, бродит по полутемным залам, не в силах поверить, что отныне она – хозяйка. Что теперь это всё её – и титул, и дворец, и деньги, и это роскошнейшее пальто с бараньими рукавами. И жизнь улыбается ей жемчужной улыбкой.“

„Нет философа, который не говорил о духе. Говоря о духе, его секрет-откровение Богу, а не нам. Мы не знаем, что такое дух. Мы просто делаем прогнозы. А что значит Святой Дух? Мы часто слышим это слово. Святой Дух сам по себе ангел.“

„Наше восхищение природной красотой /.../ не заботится о том, чтобы понять ни физические теории, объясняющие то, чем оно восхищается, ни психологические теории, объясняющие его восхищение. Оно не отрицает ни истинности первых, ни (в должных пределах) достаточности вторых. Но он требует большего. Оно чувствует себя приниженным, если где-то в его родословной не обнаруживается сознательная цель. Физика и психофизика сами по себе недостаточны. Оно жаждет воспринимать красоту как откровение - откровение от духа к духу, а не от одного вида атомного возбуждения к "психическому" сопровождению другого. Только при этом условии могут быть сохранены его высшие ценности".“

„Всю красоту любви, мы можем запросто познать благодаря полному откровению.“

„Что же до подлинного откровения, взыскуемого поэзией, - откровения в произведении искусства духовных глубин человеческой субъективности,пробужденной для мира интуитивной эмоцией, - то оно становится вестью от объективного случая (от таинственных интенций, приписываемых случайности, и от легиона темных сил, в которых человек сопричащается миру), и весть эта передается через автоматическое письмо.
Путем деструкции человек, подобно мифической птице Фениксу, в конце концов преобразится в свет и вернет себе все могущество, каким он только способен был наделить Бога. Таким
образом, творческое свершение, составляющее истинную славу художника, подменяется исканием всемогущества человеческого субъекта.“

„Лучшее вдохновение — с Богом откровение.“

„Откровение с Богом — заветный ключ к постижению себя.“

„Франкл так же решительно отбросил и идею Юнга об архетипах, которые якобы являются нашим архаическим наследием. «Надо признать, — говорит венский психиатр, — что религиозные „праобразы" существуют, но они не являются архетипами нашего культурного пространства. Этот мир рисунков и символов не дан нам изначально, мы лишь родились, окруженные им. Отсюда понятно, что эти праобразы не архетипы, а молитвы наших отцов, обряды наших церквей, откровения наших пророков, образы наших святых».
Аналитическая психология Юнга сводится, по мнению Франкла, к языческому существованию примитивного религиозного сознания.“

„Для читателей одно из самых впечатляющих открытий в жизни – сам факт, что они читатели.
Что не просто могут читать, но влюблены в чтение. Безнадежно. По уши. И первая книга, на которой это происходит, не забывается никогда, каждая страница приносит новое откровение, что ярко горит и восклицает: Да! Именно так! Да! Я тоже это видел!
И разумеется: Так я и думаю! Я ЧУВСТВУЮ то же самое!“

„Сегодня я вне зоны доступа…
Нынче у меня День рождения.
Радости нет и нет вдохновения.
Я один на один с тишиной…
У меня с ней диалог с откровением!“