Цитаты о стены

страница 3

„Так ломается стена ложных стереотипов о том, что эти люди лучше нас. Красивые мультимиллионеры соревнуются в человечности в одежде за 10 тысяч долларов.“

„Сколько бы родители не пытались устроить жизнь своих детей, сколько бы не подстилали соломку, пробивая своими головами стены и, открывая любые двери, пропуская вперёд своих детей, истинную силу человек может обрести, только двигаясь самостоятельно, по своему собственному Пути.
Есть такой момент в жизни каждого человека, когда он должен начинать принимать только свои решения, нести за них только свою ответственность. Это и значит: стать взрослым.“

„Что такое случилось со мною?
Говорю я с тобою одною,
А слова мои почему-то
Повторяются за стеной.
И звучат они в ту же минуту
В ближних рощах и дальних пущах,
В близлежащих людских жилищах
И на всяческих пепелищах,
И повсюду среди живущих.
Знаешь, в сущности, — это не плохо!
Расстояние не помеха
Ни для смеха и ни для вздоха.
Удивительно мощное эхо!
Очевидно, такая эпоха.“

„Вы можете строить стены на моем пути, я их всё равно снесу, и в итоге я стану сильнее, а всё, что получите вы, — гравий.“

„Вы ограничены только теми стенами, которые вы сами построили вокруг себя.“

„Кто-то плачет всю ночь.
Кто-то плачет у нас за стеною.
Я и рад бы помочь —
Не пошлет тот, кто плачет, за мною. Вот затих. Вот опять.
— Спи,— ты мне говоришь,— показалось.
Надо спать, надо спать.
Если б сердце во тьме не сжималось! Разве плачут в наш век?
Где ты слышал, чтоб кто-нибудь плакал?
Суше не было век.
Под бесслезным мы выросли флагом. Только дети — и те,
Услыхав: «Как не стыдно?» — смолкают.
Так лежим в темноте.
Лишь часы на столе подтекают. Кто-то плачет вблизи.
— Спи,— ты мне говоришь,— я не слышу.
У кого ни спроси —
Это дождь задевает за крышу. Вот затих. Вот опять.
Словно глубже беду свою прячет.
А начну засыпать,
— Подожди,— говоришь,— кто-то плачет!“

„… В итоге мы видим ужасный мир после ядерных ударов. То ли создатели хотят сказать, что советские заводы в таком плохом состоянии, что их в постапокалипсис можно определять и при этом даже не пытаться фактурить, то ли то, что в отечественном мире после ядерной войны мыть голову реже, чем два раза в день преступление против метросексуальности. И судя по местному убранству, по чистым стенам домов, по резиновым крысам на обжарке, по одежде, которая десять минут назад висела в магазине, авторов фильма постигла шизофрения. Дело в том, что показать постапокалипсис, как демонстрирует история, не очень сложно. «Безумный Макс», «Побег из Нью-Йорка», огромный поток итальянских фильмов — всё это снималось без многомиллионных бюджетов. Ведь чтобы снять помойку, нужно лишь старание.“

„Вы ограничены только теми стенами, которые вы сами построили вокруг себя.“

„Все мы — взрослые и дети, писатели и читатели — должны мечтать. Мы должны выдумывать. Легко притвориться, что никто ничего не может изменить, что мы живём в мире, где общество огромно, а личность меньше чем ничто, атом в стене, зёрнышко на рисовом поле. Но правда состоит в том, что личности меняют мир снова и снова, личности создают будущее, и они делают это, представляя, что вещи могут быть другими.“

„Сеть Интернет невозможно оградить железной стеной или запретить — такое даже представить нельзя.“

„Что если.. шепот. Слышите? Прислушайтесь. Но приложите ухо не к стене и полу, А к своей ладони. Быть может ваше второе «Он» тоже сколыхнулось и ему есть что сказать. Быть может, он был рождён бегуном, но вынужден сидеть в соцсетях и обновлять страницу в жажде общения.“

„Ученые и философы годами ломают головы об одну и ту же стену — почему человек может сказать: «Кирпичная стена и сложная проблема — совершенно разные вещи, но все же я могу провести между ними аналогию»? Получить ответ на этот вопрос означает понять суть творчества. А ответ такой: мы способны провести аналогию между двумя совершенно разными вещами, потому что у нас в голове эти вещи связаны одной и той же эмоцией. И эта эмоция образует между ними мостик. Каждое воспоминание сопровождается характерной эмоцией; одинаковые эмоции позволяют нам связывать между собой два разных воспоминания. Эмоция — не просто нечто однозначное, характеризующее наше состояние в разговоре или в письмах («я счастлив», «мне грустно» и т. д.); эмоция может быть тонким, сложным, полным нюансов, невыразимым чувством, которое мы испытываем в первый теплый день весны.“

„Стою у неприступных стен Кремля,
А осень город, подо мной лежащий,
Раскрасила листвою настоящей.
Простор небесный, словно вдаль манящий,
Все видит на картине сентября. А вдалеке широкою дугой
Раскинулась вода в спокойном шаге -
Текут так мягко тонны синей влаги,
И кораблей приподнятые флаги,
Где Волги путь встречается с Окой.“

„Тихо сияющий «Вид Дельфта» Марсель Пруст считал самой прекрасной картиной на свете (один из его героев умер, разглядывая на этом полотне кусочек желтой стены). Та совершенная гармония, которую Вермеер находит в воде, небе, зданиях, белых облаках, серых тучах, маленьких людях и лучах не попавшего на полотно солнца, заставляет стоять перед этой картиной и смотреть, смотреть, смотреть, постепенно проваливаясь в воображаемый старый Дельфт (я обегал этот город в поисках той самой точки, с которой Вермеер писал свое полотно, — и вроде бы нашел ее).“

„Не так важно, такой у тебя талант – первого сорта, второго или третьего – но жизненно важно найти свой уровень и делать то, что в твоих силах. Бесполезно биться головой о стену, но и не использовать свои способности тоже неправильно, даже аморально. Понимаете, я не слишком пекусь о себе как об авторе. Я пишу в той мере, в какой это помогает мне стать счастливым человеком, что для меня гораздо труднее. Искусство – это просто. Жизнь сложнее.“

„Твердили мне:"Красавец наш", -
когда я рос в семье родной,
Но побледнел я и поблек
от встреч с гордячкою одной.
Любовь и камень раздробит,
Проверено всё это мной,
Отгородитесь от неё
стеной железной иль стальной.“

„Добро и зло заключено
в привычках и желаньях,
вражда и дружба сотни раз
меняются местами,
и это ведает любой,
вкусивший горечь знанья,
проникший в истинную суть
того, что будет с нами.
Благоразумье нас зовет
уйти с путей позора,
но каждого сжигает жар
желанья и надежды.
Кто этой болью поражен,
да исцелится скоро,
но нет лекарства для глупца,
упрямого невежды.
Хвала Аллаху — он царит,
своей согласно воле.
А люди слабые бредут,
куда — не знают сами.
Все сотворенное умрет,
крича от смертной боли.
Все гибнет, остаются сны,
таблички с именами.
Умершие отделены
от нас, живых, стеною.
Мы их не можем осязать,
не видим и не слышим.
Они ушли в небытие,
отринули земное,
они спешат на Страшный суд,
назначенный всевышним.
Над жизнью собственной своей
рыдай, дрожа от страха
К чужим гробам не припадай
в рыданьях безутешных.
Молю простить мои грехи
всесильного Аллаха.
Он милосердием велик,
а я — презренный грешник.
О, сколько раз ты уходил
с путей добра и света,
о, сколько раз ты восставал
душою непокорной!
Ты жил блаженствуя. Теперь
не жалуйся, не сетуй,
плати за все. Таков удел,
безвыходный и скорбный.
Не слушает бесстрастный рок
твоей мольбы и плача.
Он сам решает — жить тебе
иль умереть до срока.
Твое страданью и восторг,
утрата и удача -
забавы жалкие в руках
безжалостного рока.“

„Кажется, что если начать отколупывать краску от стены на подъездной площадке, то слой за слоем прочитаешь всю историю страны за последние лет тридцать. Всё приходящее и ушедшее осталось тут, осталось в спёртом воздухе между лестничных пролётов, осталось тлеть ночью в пепельнице на подоконнике. Заходишь с улицы, а на психику будто бы давит вся эта какофония, разом звучащие эпохи, музыка разного ритма и настроя, звук смешивается в кашу и становится диссонансным шумом внутри звенящей тишины подъезда, уже не разобрать слов, уже не прочитать смысл. Десяток капитальных ремонтов так и не выветрили отсюда этот депрессивный дух прошлого с запахом хлорки и табака. Этот дух когтями впился глубоко в бетон, а прошлое рычит и скалится на всех, кто пытается поставить на нём точку.“

„Сердцу ненавидеть непривычно,
Сердцу ненавидеть несподручно,
Ненависть глуха, косноязычна.
До чего с тобой, старуха, скучно! Видишь зорко, да ведь мало толку
В этом зренье хищном и подробном
В стоге сена выглядишь иголку,
Стены размыкаешь взором злобным. Ты права, во всем права, но этой
Правотой меня уж не обманешь,-
С ней глаза отводятся от света,
С ней сама вот-вот старухой станешь. Надоела. Ох, как надоела.
Колоти хоть в колокол набатный,-
Не услышу. Сердце отболело,
Не проймешь. Отчаливай обратно. Тот, кто подослал тебя, старуху…
Чтоб о нем ни слова, ни полслова,
Чтоб о нем ни слуху и ни духу.
Знать не знаю. Не было такого. Не было, и нету, и не будет.
Ныне, и по всякий день, и присно.
Даже ненавидеть не принудит,
Даже ненавидеть ненавистно.“

„Сделав шаг вперед, подумай, сможешь ли ты отступить. Тогда избежишь участи бодливого барана, чьи рога застряли в стене. Прежде чем начать какое-нибудь дело, прикинь, сможешь ли завершить его. Тогда не уподобишься тому, кто взялся проехать верхом на тигре.“

„А правда ведь — так, как улыбается тебе он, никто никогда не улыбается? Столько нежности всегда в его взгляде…
А руки? Какие у него руки! Сильные, большие и самые надежные на свете… И обнимают они всегда так… Так, что можно спрятаться от всего и от всех…
Даже, когда он отпускает меня от себя, мне спокойно.
Потому, что знаю: он есть…
Моя защита, моё плечо, моя опора, моя стена…
А кто ещё может вот так твердо и уверенно говорить :
«Всё будет хорошо»?
И кто ещё может целиком и полностью отвечать за «хорошо» моё и наших детей?..
Кто принимает решения?
Кто отвечает за каждый свой поступок?..
Он! Мой муж… Мой мужчина…
И я люблю его…
Пусть рычит, пусть не всегда прав… Да и рычание это такое родное… И без этого рычания было бы даже скучно…“

„Виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все снизу доверху, в открытых — ни строчки.“

„Напрасно мы стучимся лбом о стену,
пытаясь осветить свои потёмки;
в безумии режимов есть система,
которую увидят лишь потомки.“

„Недавно показывал Путину автографы на стенах кабинета — Антониони, Вайды, Редфорда. Он прочел и слова Березовского. Я его спрашиваю: «Что скажете?» Тот очень высоко автограф оставил. Путин спрашивает: «Как же он туда залез?» Да, отвечаю, на спинку скамьи встал. Путин: «Ну, а что тут сказать? Характер такой у человека».“

„Когда я пишу роман, у меня всегда в душе живёт образ яйца, которое разбивается о высокую прочную стену. «Стеной» могут быть танки, ракеты, фосфорные бомбы. А «яйцо» — это всегда невооружённые люди, их подавляют, их расстреливают. Я в этой схватке всегда на стороне яйца. Есть ли прок в писателях, которые стоят на стороне стены?“

„Мы собственными руками выстроили стену между собой и слушателем. Нужно было быть скромней и не играть стадионные концерты. Стадион фанатов принесет тебе деньги, но не принесет понимания твоей музыки.“

„Риск, развитие, перемены, рост; это значит выражать новые вещи и не быть запертым в четырех стенах. Слишком уж многие из нас заперты. Всех нас учат жить так, и мы воспитаны. Думаю, когда ты заперт подобным образом, ты быстрее осудишь и раскритикуешь других людей. Я думаю, что очень важно мыслить открыто.Лучше жить на полную катушку, без границ, без рамок.“

„Я сердец, которых горе пощадило, — не встречал.
Пусть назло мне, — где то сердце, что живет в покое, где?
Из всего, что сохранило время от минувших дней, —
Стен, воздвигнутых судьбою, кто прочней построил, где?“

„Неколебимо прочно общество,
живые сдвинувшее стены,
которым враг — любое новшество
в котором светят перемены.“

„Безумец! Град камней летит с небес.
А ты в стеклянных стенах ждешь чудес.“

„Я искренне считаю, что именно шовинизм привёл к распаду не одной империи. Я искренне считаю, что именно шовинизм является той лопатой, которая бросает уголёк в топку бронепоезда, который летит на всех порах прям в бетонную стену. Этот шовинизм надо выбрасывать. Выбрасывать из головы, выбрасывать из своих утверждений, выбрасывать эту снисходительность по отношению к другим народам, потому что в итоге можно остаться, как говорят, «одному на льдине».“

„Друг отшатнулся от меня вчера,
Увидев, что прошла моя пора.
Любимая дорогу позабыла
Сюда, ко входу моего шатра.
Неужто потому, что исхудал я —
Стал тоньше соколиного пера,
Ты не узнал меня, мой собеседник,
Со мною проводивший вечера?
Мой стаи, как ручка посоха, согнулся..
Когда дохнули зимние ветра,
Увял мой цвет, и лик румяный бледен
Стал, как зола угасшего костра…
Но против гнета времени слепого
Есть в сердце сила у меня одна —
Моя опора и моя защита,—
Величие духовное она.
Над разумом моим и над душою
Власть небесами диву не дана.
Хоть все, что сделать мог со мной, он сделал:
Гляди, как плоть моя измождена.
И побелела борода, что прежде
Была, как амбра свежая, черна.
Но эта плоть жемчужнице подобна,
И в ней жемчужина заключена.
Стремиться буду к действенному знанью,
Пока стена Юмгана мне верна.
Я страха перед временем не знаю,
Я независим, жизнь моя вольна.
Покамест на меня не взглянет время,
Мысль от него моя отвращена.
Судьбы-верблюда моего веревка
Не будет в руки шаху отдана.
Стремлением к презренному величью
Моя одежда не загрязнена.
И никогда, пока владею телом,
Душа врагу не будет предана.
Вовек не будет милость недостойных
Как оскорбленье мне нанесена.
По степи знаний и высоких споров
Крылатого гоню я скакуна.
В пыли его копыт тропа кривая
Противников теряется, темна.“

„За закон народ должен биться, как за городскую стену.“

„Вот это и есть фигурное катание, на тренировочном катке. Во время тренировок мы плачем, мы раздражаемся, пинаем стены, плюемся, швыряем вещи. Но этого люди никогда не видят, потому что на льду мы – сияющие снежные ангелы.“

„Вода в графине — чудо из чудес,
Прозрачный шар, задержанный в паденье!
Откуда он? Как очутился здесь,
На столике, в огромном учрежденье?
Какие предрассветные сады
Забыли мы и помним до сих пор мы?
И счастлив я способностью воды
Покорно повторять чужие формы.
А сам графин плывет из пустоты,
Как призрак льдин, растаявших однажды,
Как воплощенье горестной мечты
Несчастных тех, что умерли от жажды.
Что делать мне?
Отпить один глоток,
Подняв стакан? И чувствовать при этом,
Как подступает к сердцу холодок
Невыносимой жалости к предметам?
Когда сотрудница заговорит со мной,
Вздохну, но это не ее заслуга.
Разделены невидимой стеной,
Вода и воздух смотрят друг на друга…“

„Нас постоянно донимали замечаниями о размере квартиры — разве могли наши герои позволить себе такое жилье? Я всегда говорил — оно со скидкой, потому что там нет четвертой стены.“

„Великих и богатых с улыбкой встречают на широкой лестнице этого мира. Честолюбивые бедняки должны взбираться по отвесной стене, или проталкиваться по черной лестнице, или даже, черт возьми, проползать через любые лазейки, невзирая на то, насколько эти лазейки узки и грязны, лишь бы они вели кверху.“

„Никакая стена не защитит город лучше человеческой храбрости.“

„Я хотел, чтобы музыка выходила из колонок, хватала тебя за глотку, била башкой о стену и потом убивала тебя.“

„В 1991 году Disney заставила группу родителей в захолустном городке Новой Зеландии убрать с самодельных росписей стен на детской площадке изображения Плуто и Утенка Доналда. Компания Barney разгоняет детские дни рождения по всей Америке, заявляя, что, когда родители наряжаются лиловым динозавром, они нарушают авторские права на созданный компанией персонаж. Lyons Group, которая владеет правами на персонаж Barney, «разослала 1000 писем владельцам магазинов», продающих или дающих напрокат преступные костюмы. «Они могут держать костюмы динозавра. Но когда динозавр лиловый — это противозаконно, причем оттенок лилового не имеет значения», — говорит Сюзанна Элзнер-Фурман, пресс-секретарь Lyons.“

„Мы сейчас сидим условно, я не хочу сравнивать ничего ни с чем, но вот примерно ситуация такая. Мы сидим в окопе и у нас задача как бы прорвать эту каменную стену. И вместо того чтобы заниматься и говорить о том, как ее прорвать, как сделать так, чтобы вот та несправедливость, которая происходит прекратилась, как сделать, чтобы не было как бы выборов, вместо этого давайте сейчас в окопе пообсуждаем экономическую программу. Да пообсуждаем. У вас через неделю на сайте будет эта программа. Толк какой от этого будет. Я не хочу идти этим путем. Это вранье. Эта экономическая программа есть у всех. Почитайте экономическую программу Путина. Много он из нее выполнил? Много Геннадий Зюганов выполнил из того, что он каждый раз выдвигает?“

„Мы с Тарковским росли под знаком отрицания много­го из того, что было в кинематографе. Нам казалось, что мы знаем, как делать настоящее кино. Главная правда — в фактуре, чтобы было видно, что все подлинное — камень, песок, пот, трещины в стене. Не должно быть грима, штукатурки, скрывающей живую фактуру кожи. Костюмы должны быть неглаженые, нестиранные. Мы не признавали голливудскую или, что было для нас то же, сталинскую эстетику. Ощущение было, что мир лежит у наших ног, нет преград, которые нам не под силу одолеть.“

„За древней каменной стеной“

„Гребенщиков был абсолютно неагрессивен, он не бился в стену и не ломился в закрытую дверь, ни с кем не воевал, а спокойно отходил в сторонку, открывал другую, не видимую для сторожей дверь и выходил в неё. При этом в его неагрессивности и простоте чувствовалось гораздо больше силы, чем в диких криках и грохоте первобытных рокеров. Они хотели свободы, отчаянно сражались за неё, а Б. Г. уже был свободен, он не воевал, он просто решил и стал свободным.
Естественно, что на ленинградской рок-сцене «Аквариум» стоял несколько особняком. Хард-рокеры терпеть его не могли, называли «соплями», «эстрадой» (!) и так далее, говорили, что Б. Г.“

„Так что не надо, не надо биться головонькой об стенку. Наши стенки на это не рассчитаны. Будешь биться головой о стену – разбудишь соседа в другом подъезде.“

„В мою квартиру недавно забрались воры — вдруг через какое-то время взяли и почти все вернули. Вместе с запиской: «Уважаемый Этуш! Извините нас, мы были вынуждены это сделать». Понять, кто здесь живет, легко: мой портрет в гостиной, афиши на стенах.“

„Разрушая стены темницы и устремляясь навстречу свободе, мы попросту выбегаем в более просторный двор более вместительной тюрьмы.“

„Даже если вся в ранах, на помощь спеши,
На пути все преграды и стены круши.
Помогать, о потерях своих забывая, -
Это признак великой, прекрасной души!“

„Если бы стены могли говорить,они бы жаловались на своих жильцов.“

„Мир-это горькое разочарование для многих,кто чувствует себя чужим в его стенах.“

„Ответ: Какая варежка? Вопрос: История — рука, вы — варежка. Истории меняют вас, как варежки. Поймите, истории — это живые существа.
Ответ: А я?
Вопрос: Вас ещё нет. Видите — пустые листы бумаги.
Ответ: Но вот же я, пришёл. Сижу. Смотрю в это заснеженное окно. Метель улеглась. Всё белым-бело. Вот вижу на стене фотографии — кого-то взяли за жабры. Какая-то странная карта. Никак не могу узнать очертаний материков. Не карта, а ёжик — продирался сквозь заросли земляники и черники, ягоды накололись на иголки.
Вопрос: Да нет здесь пока никого.
Ответ: Как нет никого? А от кого тогда падает вот эта тень? Видите, на стене? Вот пятерня. А теперь голова собаки. Гав-гав! А если двумя руками, то смотрите, орёл летит. Вот волк зубами щёлк.
Вопрос: Не то. Собака. Волк. Всё это ненастоящее. Ваша история — жених, вы — невеста. Истории выбирают человека и начинают пространствовать.“

„Вам хотелось бы знать, тайну Эдвина Друда? Это Диккенса, самый последний роман. Он его не окончил., Осыпалась груда, и молочной стеной, опустился туман. Вы мне станете петь, про нелепость,, про дикость всяких тайн,, от которых и пепел остыл. А ко мне приходил, в сновидениях Диккенс и конец,, унесённый с собою,, открыл. <…> Эту тайну, я только пред теми открою, наклонившись над ухом,, тому прошепчу, кто докажет, всей страстью своею,, всей кровью, что фантазия наша, ему по плечу.“

„Вакуум молчаливыми магнитными бурями атаковал бронированную оболочку его корабля, которая уже не была такой гладкой, такой незапятнанной, как много времени назад, когда он отправлялся в полет, стоя на колонне вспененного огня. Металл, наиболее твердый и устойчивый из возможных, постепенно улетучивался, уступая атакам бесконечной пустоты, которая, прилипая к глухим стенам этого столь земного, столь реального предмета, высасывала его снаружи так, что он испарялся, слой за слоем, невидимыми облачками атомов — но броня была толстой, рассчитанной на основе знаний о межзвездной сублимации, о магнетических порогах, о всевозможных водоворотах и рифах величайшего из возможных океанов — пустоты. <…“

„Прошептав несколько молитвенных слов своему покровителю и праотцу Гипериону, юноша пошёл сквозь чащу прямо на голоса. В чаще было душно, резкий ароматический запах стеснял и без того затаённое дыхание. Осторожно обходя высокие кусты с огромными колючками, пробираясь между стволами земляничного дерева с его тончайшей светлой и гладкой корой, Пандион приблизился к группе миртовых деревьев, стеной преграждавших ему дорогу. Среди плотной листвы висели гроздья белоснежных цветов. На миг перед Пандионом возник облик Тессы ― миртовое дерево на его родине посвящено было девичьей юности.“

„Смерть — это выход из мира материального в мир тонкий, окончание бесконечного бега за благоустройством собственной норки. Там — вечный свет и красота божьего милосердия. Смерть не может быть ужасной и кошмарной — разве что для негодяев, потому что в смерти претворяется в жизнь великий закон Сущего: нормальные уходят в свет и радость, а сволочи остаются гнить в могила без крестов. Особо памятных сволочей даже не хоронят, а вмуровывают в бетон. Скажем, под Кремлевской стеной.“

„Карабкаясь с камня на камень, цепляясь кой-как за гладкие и скользкие выступы, то пробираясь ползком по узким ложбинкам, то вися над пропастью и рискуя на каждом шагу сломать себе шею, мы спустились, наконец, в ущелье, даже в этой глуши выдававшееся своею оригинальною дикостью. Шириною не более двух аршин, оно казалось длинным коридором с отвесными, чёрными, каменными стенами, на поверхности которых кое-где светло-серебристыми пятнами ложился скудный лишайник.
Тут всё поражало крайним бесплодием. Две-три жалкие былинки, захиревшие и жёлтые, трепались у самого откоса на случайно попавшем сюда клочке землицы — и больше ничего. Со всех сторон нас встречали только чёрно-серые и чёрно-красные изломы камня, выстилавшего даже дно этого дикого ущелья.“

„Овощи привозились из Дербента раза два-три в год. Солдаты пробовали разводить за стенами свои огороды, но их ждали лезгинские пули. Вздумали ходить по ночам выкапывать редьку, морковь, брать капусту, — два, три раза это удалось, зато после партия огородников была вырезана… В конце концов, пришлось бросить и огороды…“

„За сценой везде грязно, тесно и так же холодно как на дворе. Пахнет сыростью, старым холстом, клейстером и сеном, которое должно изображать траву. В одной из уборных с дощатыми стенами, испещрёнными разными надписями и нецензурными рисунками, сидит антрепренёр Песковский. Одет он в нелепый, не то китайский, не то японский костюм, с золотою картонною саблей на боку, потому что играет губернатора. На другом стуле развалился бритый человек, неопределённых лет, с черепаховым пенсне на носу, в котиковой шапке и расстёгнутой шубе. Оба молчат. Слышно, как на сцене поскрипывают доски под ногами рабочих и хористов.“

„Я хотел фотографию, на которой ты, и обклеить все стены на каждой улице, чтобы сказать всем, что ты моя. Но у меня есть только песня, написанная ночью в подъезде, тогда как я видел тебя, когда ты, как вор, выходила с ним из моего дома, и ты больше не моя.“

„Я — монархист самобытный, на свой салтык и потому глубоко верующий. Ныне идея чистой монархии переживает серьезный кризис. Понятно, эта драма отзывается на всем моем существе; я переживаю ее с внутренний дрожью. Я защищал горячо эту идею на практике. Я готов иссохнуть по ней, сгинуть вместе с нею, но только одиночкой, в своих четырех владимирских стенах, но отнюдь не на людях.“

„Эти кактусы, такие неуклюжие, такие безобразные днём. Когда меркнут цвета и краски, когда на землю спускается волшебница ночь и наполняет всё кругом видениями, грёзами, снами, кошмарами, фантастическими причудливыми образами, – тогда оживают эти безобразные кактусы. Вы едете между двумя стенами воинов, сошедшихся на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Они сейчас сойдутся, кинутся, столкнутся грудь с грудью. Вот тёмный силуэт одного: он припал на колено и взмахнул пращой, чтобы пустить камнем в противников. Вот другой уж кинулся вперёд и взмахнул своей тяжёлой палицей, которая повисла над вашей головой.
И вы едете между рядами этих великанов, поднявших оружие, между рядами этих чёрных рыцарей волшебницы ночи.“

„Пока такие времена, что прежде всего келью свою, комнату обставь как должно. Самый незначительный предмет интерьера есть духовное свидетельство, аспект культа и каждения. Стоит на полке светская книга — значит и чёрное евангелие читаешь, ибо книга эта — глава того сатанинского писания. Висит на стене чёрная фигурка буддийского божка — значит, это твой идол, даже если не поклоняешься ему. Простая мебель, образа и книги — и больше ничего. Как можно меньше света электрического и больше лампад, свечей.“

„Мы вышли на станцию, бросивши взгляд на зубчатые стены; топорщилась башня желтеющим кубом; чернели разъятою пастью ворота, где бледно змеилась дорожка неясных бурнусов, сквозь клубы вихряемой пыли; стояли мечи минаретов среди приподнявшихся чалм куполов; и казалось: вздрогнет Европа, и — новый Медхи опрокинется бурей бурнусов в ветшающий днями, в облупленный мир: в мир Европы.“

„Многие бури и ураганы потрясают атмосферу и наносят разные крушения, а святой царь Давид изо всего извлекает хвалу Богу. И действия духов злобы поднебесных, подобно бурям, потрясают души и сердца пребывающих на земле человеков. Нам немощным что теперь делать? Одно средство ближайшее и вернейшее: воздевать руки ко Господу Богу, подобно Моисею в пустыне, где нападала на него вражия сила Амаликова. Всевышнем Богом прейдем стену искушений. С нами Бог. И бояться слишком не должно. Господь силен утишить бурю и подать тишину и мир душам нашим.“

„На горах этих лежит печать особой торжественности, — они возвышаются как стены на границе жизни и смерти. Здесь, внизу, город, порт, дамба, движутся суда, поезда, лодки, — там — вечное молчание. Туда никто не ходит, потому что незачем ходить. Там начинается область скал и песчаных холмов. Кое-где попадается красный вереск, кое-где иерихонская роза продерётся из-за песка своими сухими ветвями — и только; кругом ни дерева, ни кустика, ни капли воды — открытое, мёртвое пространство.“

„В пореформенной России> современная крупная промышленность привита к первобытной крестьянской общине и одновременно представлены все промежуточные стадии цивилизации, в стране, к тому же в интеллектуальном отношении окруженной более или менее эффективной китайской стеной, которая возведена деспотизмом, не приходится удивляться возникновению самых невероятных и причудливых сочетаний идей.“

„Меня мучили книжные шкафчики со стеклянными дверцами, тянувшиеся вдоль стен, в особенности — трюмо: оно стояло в углу, и я чувствовал, что если его отсюда не вынести, то покоя у меня не будет.“

„Людское самолюбие любит марать бумаги и стены; однако и я, сошедши под большую арку, где эхо громогласное, учил его повторять мое имя“

„Одних память соединяет как мост, а других разъединяет как стена.“

„"Мосты, стены и культурные революции"/>.“

„Н. Пимоненко, 1905 г. ]]Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешень пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник — ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит; все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь!“

„Мы приходим сюда, отпираем неаккуратно покрашенную белую дверь, забываем обо всем, что случается в мире, где бросаются словами, улыбаются назло бывшим или несбывшимся, меряются брендами и томиками Коэльо, ценят выше всего то, что уже завтра будет обитать на помойке.
В этих молчаливых стенах мы отказываемся от диет, запиваем никотин колой или чем-нибудь покрепче, жарим яичницу на сливочном масле, спим на пыльных простынях, не чистим зубы на утро. Перестаем красться на цыпочках изо дня в день, боясь ненароком разбудить притихшие чувства. Дом этот оторван от мира, полон правды и целых армий муравьев, марширующих по подоконникам. Мы снова здесь.“

„Надо помнить, что в то время, когда в нескольких верстах от столицы и царской резиденции волновался Кронштадт, когда измена ворвалась в Свеаборг, когда пылал Прибалтийский край, когда революционная волна разлилась в Польше и на Кавказе, когда остановилась вся деятельность в южном промышленном районе, когда распространились крестьянские беспорядки, когда начал царить ужас и террор, Правительство должно было или отойти и дать дорогу революции, забыть, что власть есть хранительница государственности и целости русского народа, или действовать и отстоять то, что ей было вверено. Но, принимая второе решение, Правительство роковым образом навлекало на себя и обвинения. Ударяя по революции, Правительство, несомненно, не могло не задеть частных интересов. В то время Правительство задалось одной целью — сохранить те заветы, те устои, начала которых были положены в основу реформ Императора Николая II. Борясь исключительными средствами, в исключительное время, Правительство вело и привело страну во Вторую Думу. Я должен заявить и желал бы, чтобы мое заявление было слышно далеко за стенами этого собрания, что тут, волею Монарха, нет ни судей, ни обвиняемых, что эти скамьи (показывает на места министров) не скамьи подсудимых — это места Правительства. За наши действия в эту историческую минуту, действия, которые должны вести не ко взаимной борьбе, а к благу нашей родины, мы точно так же, как и вы, дадим ответ перед историей. […] В тех странах, где ещё не выработано определенных правовых норм, центр тяжести, центр власти лежит не в установлениях, а в людях. Людям, господа, свойственно и ошибаться, и увлекаться, и злоупотреблять властью. Пусть эти злоупотребления будут разоблачены, пусть они будут судимы и осуждаемы. Но иначе должно Правительство относиться к нападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление; эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у Правительства, у власти, паралич воли и мысли. Bcе они сводятся к двум словам, обращенным к власти: «руки вверх». На эти слова, господа, Правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты, может ответить только двумя словами: «Не запугаете.»“

„Я так устал от одиночества
Эти кающиеся стены все, что я знаю
Songbird призвание по воде
Внутри мой молчаливый убежища“

„Своей подписью под "языковым" законом украинофобов Колесниченко-Кивалова спикер Литвин легитимизировал режим оккупации в Украине. Он освятил бандитские методы принятия решений в стенах парламента. Уже не работает ни Конституция, ни регламент, не нужно придерживаться любых законов или формальностей. Литвин подтвердил, что кагэбисты, как и коммунисты, бывшими не бывают.“

„Город Астрахань принадлежит трем братьям; они сыновья родного брата главного хана, правящего в настоящее время татарами… Летом из-за жары они уходят к пределам России в поисках прохлады и травы. Зимой эти три брата проводят несколько месяцев в Астрахани, но летом они поступают так же, как и остальные татары. Город невелик и расположен на реке Волге; домов там мало, и они глинобитные, но город защищён низкой каменной стеной; видно, что совсем недавно в нем ещё были хорошие здания. Рассказывают, что в старые времена Астрахань была местом крупной торговли и те специи, которые отправлялись в Венецию из Таны [Азов], проходили через Астрахань.“

„Назар Назарович сам чувствовал, что голая стена над пианолой так и просит Айвазовского“

„Цивильная, нормальная семья бывает здоровой, только если в ней есть дети. А иначе приходишь в дом иногда: и картины на стенах, и книги с золотыми обрезами, и хрусталь… а детей нет — и некий «the smell of cheese»“

„Трудно сказать, какой она была Тольятти, Тольятти не уйти, потому что памятники, не оставил дневник, что она думает никто не знал, Тольятти, я думаю, что даже его партнер Nilde Iotti. Можно сказать, что было верным исполнителем приказов Сталина. Это всегда было и так пользовался доверием Сталина. […] Он был дипломатом в себе, тем более, что человек двадцать пять или тридцать лет сохранились в Москве, не вдаваясь в тюрьму, судили или к стене. Что ж, это один из великих символов. Являются ли некоторые из них. […] Она не может быть государственным, поскольку коммунисты не государство в крови, коммунисты стороны. Сталин никогда не был главой государства, главой правительства, не был главой партии. Власти не лежит ни в коммунистических режимов в государства или правительства, находится в партию.“

„…Излагая свою программу, я не хочу тратить Ваше время и свои силы на споры о прошлом или на политические склоки. Важно другое — каким будет завтрашний Петербург, какой будет наша жизнь и жизнь наших близких. До процветания ещё далеко, но возможно ли добиться его так быстро в стране, испытавшей шоковый экономический кризис. Спросите себя: какой была ваша жизнь? Да, инфляция, рост цен, проблемы со снабжением. Первые два года мы в основном затыкали дыры, чтобы обеспечить жизнедеятельность города. Я до сих пор с содроганием вспоминаю ситуацию декабря 1991 года, когда я вынужден был разбронировать тридцать миллионов банок консервов. И город месяц жил только на консервах. Поэтому легко сейчас обвинять, упрекать, обещать — сегодня у города уже другие возможности. Завтра их будет ещё больше. Петербуржцы уверены, что каждый пенсионер вовремя получит пенсию, что в разгар суровой зимы в домах будет свет и тепло, что найдутся средства для ремонта школ и детских садов, жилых домов… Стабильность — трудная, на пределе возможностей, — но она достигнута. Моя главная задача сегодня — продолжить начатое. Можно потратить ещё многие годы на возведение ещё одного фундамента или начать усовершенствовать старый. Но я считаю, что фундамент не должен стать самоцелью. Пришло время возводить стены…“

„Конечная, ясная функция человека — работать, созидать, и не только себе одному на пользу, — это и есть человек. Построить стену, построить дом, плотину и вложить частицу своего человеческого «я» в эту стену, в этот дом, в эту плотину, и взять кое-что и от них — от этой стены, этого дома, этой плотины; укрепить мускулы тяжелой работой, приобщиться к ясности линий и форм, возникающих на чертеже. Ибо человек — единственное существо во всей органической жизни природы, которое перерастает пределы созданного им, поднимается вверх по ступенькам своих замыслов, рвется вперед, оставляя достигнутое позади. Вот что следует сказать о человеке: когда теории меняются или терпят крах, когда школы, философские учения, национальные, религиозные, экономические предрассудки возникают, а потом рассыпаются прахом, человек хоть и спотыкаясь, а тянется вперед, идет дальше и иной раз ошибается, получает жестокие удары. Сделав шаг вперед, он может податься назад, но только на полшага — полного шага назад он никогда не сделает. Вот что следует сказать о человеке; и это следует понимать, понимать. Это следует понимать, когда бомбы падают с вражеских самолетов на людные рынки, когда пленных прирезывают, точно свиней, когда искалеченные тела валяются в пропитанной кровью пыли.“

„Стремление к свободе не может долго сдерживаться стенами.“

„В 1971 году Александр Солженицын, предположительно защищённый своей славой, пережил попытку отравления рицином в одной кондитерской в Новочеркасске, куда он поехал проводить расследование массовых беспорядков рабочих. Ему удалось выкарабкаться. Оружие еще не доведено до совершенства. Однако в 1978 году болгарскому писателю-эмигранту Георгию Маркову повезло куда меньше. Он был уколот зонтиком одним прохожим, который вежливо извинился с легким славянским акцентом, тем же вечером он слёг и скончался через четыре дня в ужасных муках. При падении Берлинской стены генерал КГБ Олег Калугин рассказал, как болгарский руководитель Тодор Живков обращался к услугам российских отравителей.“

„Мужчины строят слишком много стен и недостаточно мостов.
Мы построили слишком много стен и мало мостов“

„Рабочий стол, стул, стены кабинета и щёлкание затвора фотокамеры – вот единственная и действительная реальность, которая окружает Детектива. Всё остальное – его большая фантазия.“

„Каждая из моих работ — это маленькое окошко в стене выставочного зала, сквозь которое вы можете увидеть кусочек Африки.“

„. Есть раны, которые не заживают никогда. Бывает, ты чувствуешь боль не сразу. Какое-то время ты живешь по инерции — тебе кажется, что ничего не изменилось. И все, что произошло — только сон, летучая греза. Вот сейчас ты проснешься, и все будет, как прежде. Но проходит время, а тягучий кошмар продолжается, и в один прекрасный день ты, наконец, всем сердцем, всем разумом, всем существом своим осознаешь реальность утраты. Ты понимаешь, что никогда, никогда больше не поговоришь с дорогим тебе человеком, не увидишь его на пороге, не коснешься его руки, не заглянешь в глаза. Его больше нет. От этой мысли тебе захочется колотить кулаками о стены, захочется бежать, куда глаза глядят — но ты знаешь: убежать от этого

невозможно, ничто не сможет избавить тебя от этой боли. И теперь тебе с этим жить.“

„Где росли деревья - там растут бетона стены
Где играли дети - там расстреливают пленных
Там где пели песни - там теперь слышны лишь стоны
Там где были танцы - там теперь идут колонны“

„Резное дерево перегородки, пористый камень стены и –
Beata Maria,
шерсть тонкая юбок её,
Regina mea,
солнце бьёт на неё через розу ветров,
окрашивая в мозаику стекла разноцветного –
роза роз в свете
розы ветров.
Из плоти передо мной.
Трепетная.
Веки как крылышки мышей летучих – тонки и нервны.
Веки как крылышки.
Глаза томны.
Волосы выбились из убора. Каштановы, мягки.
Волосы выбились ореолом.
Salve!

— Франц Верфтоллен, "Заметки для Штази. Ливан"“

„Резное дерево перегородки, пористый камень стены и –
Beata Maria,
шерсть тонкая юбок её,
Regina mea,
солнце бьёт на неё через розу ветров,
окрашивая в мозаику стекла разноцветного –
роза роз в свете
розы ветров.
Из плоти передо мной.
Трепетная.
Веки как крылышки мышей летучих – тонки и нервны.
Веки как крылышки.
Глаза томны.
Волосы выбились из убора. Каштановы, мягки.
Волосы выбились ореолом.
Salve!

— Франц Верфтоллен, "Заметки для Штази. Ливан"“

„Под окнами признанье на асфальте.
Пустое. Кто-то по уши, а мне смывать его.
Прозрачный белый мел сохранит лишь случай,
Любые пошлости на стенах гораздо живучей.“

„Моя жизнь это Рай, что терпит падения в бездну Ада, в ней нет места благим мыслям, лишь пустые мечты — здесь, среди безжизненных стен, предательства и обмана, я снова, остался один.“

„Сознание – сложнейший из механизмов. Порой, чтобы преодолеть пережитое потрясение, разум воздвигает стену, окружая правду барьером, сквозь который невозможно пробраться. Так мы защищаем себя от того, что боимся принять, с чем не в состоянии смириться.“

„Вернуть себя прежнего, как пройти сквозь стену“

„Философия это хаос, он призван разрушать стены из стереотипов, которые блокируют пространство для мышления.“

„бог дал мне голову чтобы думать
но я решил разбить её об стену“

„…Ни один живой организм не способен длительное время вести разумное нормальное существование в условиях абсолютной реальности — по некоторым предположениям спят даже жаворонки и зеленые кузнечики.
Хилл-Хаус — не обладающий рассудком — стоял на своих холмах сам по себе, скрывая внутри тьму. Он простоял восемьдесят лет и мог простоять еще восемьдесят. Внутри — прямые стены, аккуратно подогнанные кирпичи, твердые полы и разумно закрытые двери.
К дереву и камню Хилл Хаус навсегда прильнула тишина, а то, что там бродило, бродило в одиночестве.“

„Ради общей крепкой стены, сохранить надо каждый кирпич.“

„В тени стены двигайтесь к своей цели, пока стена не найдет свое окончание.“