Цитаты о забор

„Моя орфография повергла отца в транс. Как-то я сделал четыре ошибки в слове «революция». И отец произнес знаменательную фразу: «Ничего не поделаешь. Он умрет под забором».“

„Хоть мудрец — не скупец и не копит добра,
Плохо в мире и мудрому без серебра,
Под забором фиалка от нищенства никнет.
А богатая роза красна и щедра!“

„У меня масса материала, иногда мне кажется, будто каждый забор, каждый маленький цветок говорит: «Взгляни на меня, и тебе откроется история всей моей жизни!» И стоит мне так сделать, как у меня готов рассказ о любом из них.“

„Казалось бы, перевёрнутый мир — это где рыбы высоко летают, птицы глубоко плавают, а на заборе слово МЕЛ написано хуем. На самом деле, перевёрнутый мир — это где инкассаторы занимаются вооружёнными грабежами, следователи прокуратуры садятся на 9 лет за взятки, сотрудники ГИБДД по пьяни давят людей, а офицеры наркоконтроля умирают от передоза в ведомственной сауне.“

„Дачный участок у меня задним забором примыкает к полю. По краю поля вдоль забора идёт дорога. Соседский участок уже лет двадцать пустует, весь зарос подлеском и крапивой, а главное — забора со стороны поля нет. Народ по дороге ходит и бросает в эти заросли всякий мусор: от обрывков рубероида и кусков шифера до пустых бутылок и использованных презервативов. Надоело мне это беcкультурие и вывез я весь этот мусор в контейнеры, до которых по той же дороге было всего сто метров. А на месте свалки на ветвях выросшего там дуба повесил табличку: «Частная территория. За мусор штраф лопатой по морде!».
Подействовало. Теперь весь мусор бросают под мой забор.“

„Женское платье, как забор из колючей проволоки, должно служить своей цели, не загораживая вид.“

„Никогда не убирайте забор, пока не узнаете причину, по которой он был установлен.“

„И вообще, — начал он о чем-то другом, — история нас ничему не учит. Ты представляешь, что такое танковая война? Это великое переселение народов. Вот представь себе этих простых немецких механиков, молодых ребят, большинство из которых впервые выбрались так далеко от дома. Скажем, ты родился и вырос в небольшом немецком городке, ходил там в церковь, в школу, познал первую любовь, без особого интереса следил за политикой, за сменой канцлера, скажем. Потом началась война и тебя забрали в армию. Там ты прошел подготовку и стал танкистом. И начал продвигаться на восток, всё дальше и дальше в восточном направлении, пересекая границы, занимая чужие города, уничтожая вражескую технику и живую силу противника. Но всюду, ты понимаешь, всюду это были примерно такие же точно города и такие же точно пейзажи, как у тебя на родине. И люди по большому счету, ну, если не иметь в виду коммунистов и цыган, тоже были такими же, как у тебя на родине, и женщины красивые, а дети — непосредственные и беззаботные. И ты занимал их столицы, не особо заботясь о том, что тебя ждет дальше и куда завтра проляжет твой путь. И вот таким образом ты прошел Чехословакию, потом — Польшу и наконец въехал на своем танке сюда, в страну развитого социализма. И сначала всё шло хорошо — молниеносная война, стратегический гений твоих генералов, быстрое продвижение на восток. Ты более-менее беспроблемно пересек Днепр. И тут начинается самое худшее — неожиданно ты попадаешь в такую местность, где исчезает всё — и города, и население, и инфраструктура. И даже дороги куда-то исчезают, в этой ситуации ты даже им радовался бы, но они тоже исчезают, и чем дальше на восток ты движешься, тем тревожнее тебе становится. А когда ты наконец попадаешь сюда, — Эрнст широко обвел рукой воздух вокруг себя, — тебе вообще становится жутко, потому что здесь, за последними заборами, стоит отъехать метров триста от железнодорожной насыпи, заканчиваются все твои представления про войну, и про Европу, и про ландшафт как таковой, потому что дальше начинается бескрайняя пустота — без содержания, формы и подтекста, настоящая сквозная пустота, в которой даже зацепиться не за что. А с той стороны пустоты — Сталинград. Вот такая танковая война, Герман …“

„У меня масса материала, иногда мне кажется, будто каждый забор, каждый маленький цветок говорит: «Взгляни на меня, и тебе откроется история всей моей жизни!»“

„Испей воду, которая стекает с колес водяной мельницы. Чудодейственной целительной силой заряжается вода, стекающая с колес водяной мельницы и с лопаток водяных колес для забора воды.“

„Если девочка сама по заборам лазит и из рогатки нехило стреляет, то ей кто нужен? ботаник, который её будет одёргивать: «Чё ты, ***ь, как ***ь-то себя ведёшь?»“

„Я побывал (в Бирме) и знаю, что есть только один инструмент правительства, и это армия ... Если бы я был Аунг Сан Су Чжи, я бы предпочел быть за забором и быть символом, чем после двух или три года, быть найденным бессильным.“

„Объясни, как научить людей не считать деньги в чужом кармане, не завидовать соседу западному или восточному? Как научить людей работать на себя, на свою страну, чтобы люди не смотрели вообще на соседей, а занимались своим домом, своей семьёй? Красили забор, фасад дома чистили?
— Это большая проблема. Зависть, правильная зависть толкает тебя вперёд. Это на самом деле так, потому что сегодня ты ездишь, допустим, на «АвтоЗАЗ-Дэу», но тебе хочется ездить на BMW, и поэтому зависть подталкивает тебя вперёд. Но она не должна становиться такой, что ты идешь и ломаешь BMW, на которой ездит сосед и тебе становится легче. Это значит, у тебя уже большая проблема. Значит, ты неудачник и ничтожество.“

„«О тайне искусства»…
Очень хорошо по этому поводу сказала одна писательница. Наша реальность — это забор. Художник пытается приподняться на цыпочки и увидеть, что скрыто за ним. Мало кто имеет рост, чтобы дотянуться. Многие на секунду подпрыгивают, что-то им там показалось, они запечатлели и снова тянутся. Гению удается зависать, и он начинает видеть нечто, что невыразимо словами, но проникает в душу. Это похоже на шаманизм, но куда ж деваться?! Искусство, по сути, и есть шаманизм.“

„С надеждами следует поступать так же, как с домашней птицей: подрезать ей крылья, чтобы она не могла перелететь через забор.“

„Уточкин в то время еще не был прославленным летчиком, да и самолетов тогда еще не было.
Молодой, по-молодому веселый, он тогда лишь начинал свою карьеру как чемпион велосипедного спорта, и не существовало на свете такого гонщика — ни иностранца, ни русского, который мог бы хоть раз обогнать его на нашем городском циклодроме.
Если бы мне в ту пору сказали, что в мировой истории были герои, более достойные поклонения и славы, я счел бы это клеветою на Уточкина. Целыми часами просиживал я вместе с другими мальчишками под палящим солнцем верхом на высоком заборе, окружавшем тогда циклодром, чтобы в конце концов своими глазами увидеть, как Уточкин на какой-нибудь тридцатой версте вдруг пригнется к рулю и вырвется вихрем вперед, оставляя далеко позади одного за другим всех своих злополучных соперников — и Богомазова, и Шапошникова, и Луи Першерона, и Фридриха Блитца, и Захара Копейкина, — под неистовые крики толпы, которая радовалась его победе, как собственной.
— Уточкин! Уточкин! Уточкин!“

„Ночевала кучка под забором…“

„Я, как и все, боюсь неизвестности, но не испытываю чувство страха при авариях. Нисколько. Конечно, проходя поворот с забором на внешней стороне на пятой передаче, я не хочу угодить в аварию. Я не псих. Но, если идет конец квалификации, а вы пытаетесь взять поул, возможно… я считаю, можно и погасить в себе страх…“

„Как мы строим. Сначала — забор. А из отходов — здание.“

„Я ненавижу тех, кто двадцатью машинами, посменно, экипированный самой высокотехнологичной аппаратурой, выслеживает меня из-за моего же забора, кто выкрикивает имена моих детей, чтобы они посмотрели в их камеры…“

„Мне не нужна стена, на которую я мог бы опереться. У меня есть своя опора и я силен. Но дайте мне забор, о который я мог бы почесать свою усталую спину.“

„У меня с бывшей женой были разные друзья. В её кругу я не мог говорить о том, что интересовало меня, и поэтому был вынужден обзавестись своим. А когда бывал с ней в гостях, то поражался тому, какие обыденные и скучные вещи обсуждают люди. Как бы цинично это ни звучало, но если каждодневно приходится проникать в мысли убийц, то тебя уже не способны взволновать разговоры о том, в какой цвет сосед покрасил забор или куда он выставляет свой мусорный бачок.“

„Это может показаться невероятным, но весь ход человеческой истории подтверждает ту неоспоримую истину, что стоит только человеку расстаться с юбкой, как он сразу становится мужественнее и решительнее. Не знаю, существовали ли у брюк какие-нибудь традиции, которые я продолжил, или у меня у самого были такие склонности, которым, чтобы проявиться, требовались только брюки, но стоило мне их надеть, как я сразу же стал таким сорванцом и разбойником, что меня уж не пугали ни облавы, ни преследования, ни угрозы. Пока я носил юбку, вся моя деятельность протекала в комнате, теперь же я перенес всю активность во дворы нашего и всех соседних домов. Я считал, что брюки именно для того и придуманы, чтобы легче было перескакивать через заборы, и для меня уже не существовало границ между нашими и соседскими огородами.“

„Объясни, как научить людей не считать деньги в чужом кармане, не завидовать соседу западному или восточному? Как научить людей работать на себя, на свою страну, чтобы люди не смотрели вообще на соседей, а занимались своим домом, своей семьёй? Красили забор, фасад дома чистили?
— Это большая проблема. Зависть, правильная зависть толкает тебя вперёд. Это на самом деле так, потому что сегодня ты ездишь, допустим, на «АвтоЗАЗ-Дэу», но тебе хочется ездить на BMW, и поэтому зависть подталкивает тебя вперёд. Но она не должна становиться такой, что ты идешь и ломаешь BMW, на которой ездит сосед и тебе становится легче. Это значит, у тебя уже большая проблема. Значит, ты неудачник и ничтожество.“

„Знание — источник печали. Шагнув за горизонт, уже никогда не узнаешь, что творится за соседским забором.“

„Хотелось есть. Но чем здесь пообедать? Далеко на лугу паслось стадо баранов под охраной пастуха и собак. Через каменный забор свешивались ветки персиковых и апельсиновых деревьев, а на них зрелые плоды. Здесь не то, что в океане. Здесь все чужое, все поделено, все разгорожено, все охраняется. Одни только вольные птицы ничьи, летают, кричат вдоль дороги. Но их не поймать. Да можно ли еще ловить этих птиц? Быть может, и они кому-нибудь принадлежат. Здесь легко умереть от голода и жажды среди водоемов, садов и стад.“

„Талант у любителей прыгать в высоту пропадает с появлением дырки в заборе.“

„Вождей хоронят за высоким забором. Чтобы благодарные потомки не могли справить нужду на их могилах.“

„Авангард разрушает, деформирует прошлое. «Авиньонские барышни» – очень типичный для авангарда поступок. Авангард не останавливается: разрушает образ, отменяет образ, доходит до абстракции, до безобразности, до чистого холста, до дырки в холсте, до сожженного холста; в архитектуре требования минимализма приводят к садовому забору, к дому-коробке, к параллелепипеду; в литературе – к разрушению дискурса до крайней степени – до коллажей Бэрроуза, и ведут еще дальше – к немоте, к белой странице. В музыке эти же требования ведут от атональности к шуму, а затем к абсолютной тишине (в этом смысле ранний период Кейджа – модернистский). Но наступает предел, когда авангарду (модернизму) дальше идти некуда, поскольку он пришел к созданию метаязыка, описывающего невозможные тексты (что есть концептуальное искусство). Постмодернизм – это ответ модернизму: раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности.“

„Авангард разрушает, деформирует прошлое. «Авиньонские барышни» – очень типичный для авангарда поступок. Авангард не останавливается: разрушает образ, отменяет образ, доходит до абстракции, до безобразности, до чистого холста, до дырки в холсте, до сожженного холста; в архитектуре требования минимализма приводят к садовому забору, к дому-коробке, к параллелепипеду; в литературе – к разрушению дискурса до крайней степени – до коллажей Бэрроуза, и ведут еще дальше – к немоте, к белой странице. В музыке эти же требования ведут от атональности к шуму, а затем к абсолютной тишине (в этом смысле ранний период Кейджа – модернистский). Но наступает предел, когда авангарду (модернизму) дальше идти некуда, поскольку он пришел к созданию метаязыка, описывающего невозможные тексты (что есть концептуальное искусство). Постмодернизм – это ответ модернизму: раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности.“

„С того же забора на бегах, — продолжал Александр Иванович (А. И. Жуков — Игорь Шелест), — уже в 1910 году, наблюдал я полет Уточкина. Полет этого, как тогда кричали газетчики, виртуоза явился еще большим триумфом, так как Уточкин уже позволил себе вылететь за границу ипподрома и пролететь над Москвой…
Уму непостижимо, что творилось в тот день в публике!
Говорят, что среди тысяч и тысяч восторженных и благодарных москвичей нашелся тогда прохвост, «испортивший песню».
В одном из полетов Уточкин пролетал над Пресней, и у него забарахлил мотор. Он вынужден был опуститься в Тестовском поселке. Туда, естественно, сбежалась тьма любопытных, и, пока авиатор налаживал мотор, у него кто-то срезал золотые часы.“

„За сизо-матовой капустой
Сквозные зонтики укропа.
А там вдали, ― где небо пусто, ―
Маячит яблоня-растрёпа.
Гигантский лук напряг все силы
И поднял семена в коронке.
Кругом забор, седой и хилый.
Малина вяло спит в сторонке.
Кусты крыжовника завяли,
На листьях ― ржа и паутина.
Как предосенний дух печали,
Дрожит над банею осина.“

„По мне богатеть не унизительно, унизительно умереть под забором.“

„Материальный стимул Уточкин на стадионах летал не выше двух метров от земли, чтобы из-за заборов не глазели неплатившие.“

„Умереть под забором, это значит не дождаться братства народов.“

„Иногда происходящее в тюрьме кажется моделью нашей обычной жизни «за забором», доведённой до гротеска. У нас сегодня и на свободе часто трудно отличить рэкетира от сотрудника официальной структуры. Да и есть ли оно, это отличие, для обычного человека?.“

„Мер безопасности никогда много не бывает. Мы считаем, что их надо усиливать, ставить непрозрачные заборы вокруг детских учреждений.“

„То ж были иные времена. Измена, бедствие, мор, холера, Чернь валила самопасом – Вся московская мерзость. Где-то валялся там под забором – Лаптем браги нахлебался. Как война – в Литву подался. Пьёт, грабит, деревни палит, Пока гетман им не ввалит И хвосты им не подсмалит.“

„Мне будет не хотеться умирать!
Посажен на литую цепь почёта,
И звенья славы мне не по зубам…
Эй, кто стучит в дубовые ворота
Костяшками по кованым скобам!..
Ответа нет, — но там стоят, я знаю,
Кому не так страшны цепные псы.
Но вот над изгородью замечаю
Знакомый серп отточенной косы…
Я перетру серебряный ошейник
И золотую цепь перегрызу.
Перемахну забор, ворвусь в репейник,
Порву бока — и выбегу в грозу!“

„Размаривающее апрельское солнце, в отличие от холодного октябрьского и ледяного декабрьского, может заполнить всю голову без остатка. Мысли если и остаются, то ворочаются не внутри, а летают снаружи в теплом, как парное молоко, воздухе в виде желтых, белых или разноцветных бабочек, жужжат мохнатыми шмелями, сверкают слюдяными крыльями мух, чирикают воробьями, неутомимо ползают по тебе муравьями, лежат у забора большой дремлющей собакой, ходят рядом и вокруг в виде жены, выносящей во двор из дому ящик с рассадой базилика, чтобы его выгулять на солнце.“

„Если нас повесят или расстреляют, я не хочу висеть на заборе со спущенными штанами.“

„Это было написано
и чего с этим делать?
так летят точно выстрелы
лебединые песни,
что пора расставаться,
что прощай и привет -
наша жизнь на бумаге
лишь количество лет.
Не хочу в это верить!
за повтором повтор.
точно так же мы лазили
через детский забор.
Только пьяные песни
остались у нас,
только вера в неверие
и сияние глаз.
Но черёмуха крикнет
ошалевшим пятном,
что пора расставаться,
что причина в одном -
без обиды и смысла.
не хочу в это верить!
Это было написано,
и чего с этим делать?“

„Слова, написанные на заборе, живут вечно.“

„Забор мудрости - это тишина.“

„Мы проезжали в это время мимо какой-то когда-то, видимо, усадьбы. Первое, что бросилось в глаза: ни одного забора.“

„Куда ты эти отходы будешь сжигать? Там же железобетон, металл вместе вперемежку с древесиной. А зачем ты перемешал это все? Это что за туалет стоит? А мы с вами что договаривались? Что в пределах его забора здесь будет наведён идеальный порядок. Почему? Ты думал, что я сюда не приду? Ты думал, что я приду? Почему не убрано? Я тебя вон там поставил и сказал вот здесь навести идеальный порядок. Почему ты не навёл? Я тебе сказал навести порядок и посеять траву вплоть до речки вместе с Батурой. Почему это не сделано?“

„Мне так нравилось вчерашнее небо — стиснутое, черное от дождя, которое прижималось к стеклам, словно смешное и трогательное лицо. А нынче солнце не смешное, куда там… На все, что я люблю: на ржавое железо стройки, на подгнившие доски забора — падает скупой и трезвый свет, точь-в-точь взгляд, которым после бессонной ночи оцениваешь решения, с подъемом принятые накануне, страницы, написанные на одном дыхании, без помарок. Четыре кафе на бульваре Виктора Нуара, которые ночью искрятся огнями по соседству друг с другом, — ночью они не просто кафе, это аквариумы, корабли, звезды, а не то огромные белые глазницы — утратили свое двусмысленное очарование.“

„Память наша — как забор, что возле [Щербаковских бань, в Щербаковом переулке Ленинграда, снесены в 1980-х] . Чуть ли не каждый старается похабную надпись оставить.“

„Про молдавские вина: «Молдавское вино уже испорчено. Его не только на территории России, его и за пределами России нельзя употреблять. Так что как товар оно уже не представляет никакого интереса и, видимо, может быть только использовано для других целей. Не знаю, заборы красить или что там еще можно этим делать этим раствором спиртосодержащим.»“

„Летом 1913 года мой родной город Ростов-на-Дону был взбудоражен вестью о том, что на местном ипподроме известный авиатор Сергей Уточкин совершит головокружительный полет на аппарате тяжелее воздуха. С афиш, расклеенных на заборах, задорно улыбался спортсмен в кожаной куртке и летном шлеме. Художник изобразил рядом и диковинный аэроплан, напоминавший чем-то этажерку.
В назначенный для полетов воскресный день пестрые толпы людей и вереницы экипажей двинулись на городской ипподром, превращенный в летное поле. Там неумолчно гремел духовой оркестр, а возле празднично украшенного входа бойкие торговцы продавали мороженое и фруктовую воду.
Поскольку входной билет на ипподром был нам не по карману, мы с отцом, как и многие неимущие горожане, расположились на ближайшем холме, с нетерпением ожидая, когда аэроплан поднимется в воздух.
Звуки умолкшего оркестра сменились сердитым ревом мотора. Видно было, как быстро завертелся пропеллер и позади крылатой машины заколыхались волны травы. Любопытствующая публика шарахнулась в стороны.
Аэроплан, словно нехотя, тронулся с места и, покачиваясь, покатился по полю, все убыстряя свой бег. Затем он плавно оторвался от земли.
— Полетел, полетел! — раздались ликующие возгласы.“

„Группа предпринимателей купила за границей самолет «Фарман» и законтрактовала авиатора Уточкина летать на нем для увеселения московской публики. В мае 1910 года за первые шесть полетов предприниматели собрали свыше 26 000 рублей. Все билеты были распроданы. Вокруг забора, окружавшего ипподром, на котором должны были происходить полеты, собрались огромные толпы любопытных. Но ни один из них не увидел аэроплана. По договору с предпринимателями, летчик Уточкин должен был летать «не выше забора, чтобы публика не узрела бесплатно этого занимательного аттракциона.»“

„Граждане нашей отчизны
Предпочитают уют
Хотят все роскошную жизнь
Азартно по пятницам пьют
Ставят повсюду заборы
Ругают продажную власть
Считают, что все кругом воры
Мечтают побольше украсть“

„Есть такая страна, там кругом синева
Спит бухая под каждым забором
Там за смерть на войне тебе дарят дрова
Лучше там быть ментом или вором

И там люди живут и боярышник пьют
Умирать едут стадом за родину
Только мрут они все на чужой стороне
А родине на них просто пофигу“

„«Петрыкин везде требуется…. Вон, поди, посмотри, я на каждом заборе требуюсь!». Надо создавать ток-шоу социальных обсуждений в каждом районе при каждой общественной палате, по аналогу теле-шоу, чтобы мальчику не приходилось форсировать события, спасая мать, обращением внимания расклеенными объявлениями на дверях подъездов.“

„Имя автора надписи на заборе - из трёх букв состоит всегда!“

„Живу как хочу…
— Чужим советам игнор.
— Немного пишу.
— Рядом с домом забор!“

„Общественность! Вот чего нет в Советском Союзе. Нет общественного мнения, общественной информации, общественных реакций. Общество так глубоко парализовано, что оно как будто спит летаргическим сном, не интересуясь и не реагируя даже на мировые вопросы, не говоря уже о жизни отдельных лиц. Я приехала в свободный мир из мира молчания и общественной летаргии. Теперь надо было привыкать к самой большой для меня трудности, – к новому ощущению жизни как на сцене театра, где занавес всегда открыт.
До известной степени это было даже хорошо: у меня нет секретов и нечего прятать;
так надоели эти вечные советские «тайны», высокие стены и заборы, угрюмые берлоги с безразличными медведями в спячке…“

„Заборы не помогают от переборов.“