Владимир Владимирович Набоков цитаты

страница 5

„К Богу приходят не экскурсии с гидом, а одинокие путешественники.“

„Одиночество, как положение, исправлению доступно, но как состояние, это — болезнь неизлечимая.“

„Следует отличать сентиментальность от чувствительности. Сентиментальный человек может быть в частной жизни чрезвычайно жестоким. Тонко чувствующий человек никогда не бывает жестоким.“

„Трёхсложная формула человеческой жизни: невозвратность прошлого, ненасытность настоящего и непредсказуемость будущего.“

„Я американский писатель, рождённый в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию. …Моя голова разговаривает по-английски, моё сердце — по-русски, и моё ухо — по-французски…“

„Удивительная вещь, — задумывался ли ты когда-нибудь над этим? — что двое людей, одинаково бeдных, живут неодинаково, один, скажем, как ты, откровенно и безнадежно нищенствует, а другой, такой же бeдняк, ведет совсeм иной образ жизни, — прилично одeт, беспечен, сыт, вращается среди богатых весельчаков, — почему это так? А потому, Феликс, что принадлежат они к разным классам, — и если уже мы заговорили о классах, то представь себe одного человeка, который зайцем eдет в четвертом классe, и другого, который зайцем eдет в первом: одному твердо, другому мягко, а между тeм у обоих кошелек пуст, — вeрнeе, у одного есть кошелек, хоть и пустой, а у другого и этого нeт, — просто дырявая подкладка.“

„Хоть одну вещь в жизни нужно сделать первоклассно.“

„Толстой — непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый — Толстой, второй — Гоголь, третий — Чехов, четвёртый — Тургенев. Похоже на выпускной список, и разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов.
Читая Тургенева, вы знаете, что это — Тургенев. Толстого вы читаете потому, что просто не можете остановиться. Идеологическая отрава — пресловутая «идейность» произведения (если прибегнуть к понятию, изобретенному современными критиками-шарлатанами) начала подтачивать русскую прозу в середине прошлого века и прикончила её к середине нашего. Поначалу может показаться, что проза Толстого насквозь пронизана его учением. На самом же деле его проповедь, вялая и расплывчатая, не имела ничего общего с политикой, а творчество отличает такая могучая, хищная сила, оригинальность и общечеловеческий смысл, что оно попросту вытеснило его учение. В сущности, Толстого-мыслителя всегда занимали лишь две темы: Жизнь и Смерть. А этих тем не избежит ни один художник.“

„Желания мои весьма скромны. Портреты главы государства не должны превышать размер почтовой марки.“

„Лучшая реакция на вражескую критику — улыбнуться и забыть.“

„Балуйте детей, господа! Никто не знает, что их ожидает в будущем.“

„Я горжусь тем, что никогда не стремился к признанию в обществе.“

„Трусы мечты не создают.“

„Я знаю больше, чем могу выразить словами, и то немногое, что я могу выразить, не было бы выражено, не знай я большего.“

„Русские переводчики с английского – ослы просвещения.“

„Истина — одно из немногих русских слов, которое ни с чем не рифмуется.“

„Тайный узор в явной судьбе.“

„Профессора литературы склонны придумывать такие проблемы, как: «К чему стремился автор?» или еще гаже: «Что хочет книга сказать?» Я же принадлежу к тем писателям, которые, задумав книгу, не имеют другой цели, чем отделаться от нее.“

„… Многоточие изображает, должно быть, следы на цыпочках ушедших слов.“

„…Искусство — божественная игра. Эти два элемента — божественность и игра — равноценны. Оно божественно, ибо именно оно приближает человека к Богу, делая из него истинного полноправного творца. При всем том искусство — игра, поскольку оно остается искусством лишь до тех пор, пока мы помним, что в конце концов это всего лишь вымысел, что актеров на сцене не убивают, иными словами, пока ужас или отвращение не мешают нам верить, что мы, читатели или зрители, участвуем в искусной и захватывающей игре; как только равновесие нарушается, мы видим, что на сцене начинает разворачиваться нелепая мелодрама, а в книге — леденящее душу убийство, которому место скорее в газете. И тогда нас покидает чувство наслаждения, удовольствия и душевного трепета — сложное ощущение, которое вызывает у нас истинное произведение искусства.“

„Эволюция смысла в некотором смысле является эволюцией бессмыслицы.“

„Пестуйте детали, божественные детали.“

„Стрекозы изящные, синие
Спустились на листья ольхи…
На небе румяная линия,
На ней золотые штрихи.“

„Моя личная трагедия, которая не может, которая не должна быть чьей-либо ещё заботой, состоит в том, что мне пришлось оставить свой родной язык, родное наречие, мой богатый, бесконечно богатый и послушный русский язык, ради второсортного английского.“

„День за днём, цветущий и летучий“

„На свете нет ничего столь же мне ненавистного, как коллективная деятельность, эта коммунальная помывочная, где скользкие и волосатые мешаются друг с другом, только увеличивая общий знаменатель бездарности.
Предисловие к «Лолита: Сценарий.»“

„Какое место Вы себе отводите среди писателей ныне живущих и писателей недавнего прошлого?
— Я часто думаю, что должен существовать специальный типографский знак, обозначающий улыбку, — нечто вроде выгнутой линии, лежащей навзничь скобки, именно этот значок я поставил бы вместо ответа на ваш вопрос.“

„С юности — я покинул Россию в 19 лет — мои политические взгляды остаются строгими и неизменными, как старая серая скала. Они классически, почти до банальности. Свобода слова, свобода искусства. Социальный или экономический строй идеального государства меня интересует мало. Желания мои весьма скромны. Портреты главы государства не должны размером превышать почтовую марку. Никаких пыток, никаких казней.“

„О чем я думаю? О падающих звёздах…“

„Фреду Добсону, карлику в мышиных гетрах, Господь Бог подарил тот весёлый августовский день, который начался нежным гудком и поворотом вспыхнувшей рамы. Дети, возвратившись с прогулки, рассказывали родителям, захлебываясь и изумляясь, что видели карлика в котелке, в полосатых штанах, с тросточкой и парой жёлтых перчаток в руках. Страстно простившись с Норой, ожидавшей гостей, Картофельный Эльф вышел на широкую, гладкую улицу, облитую солнцем, и сразу понял, что весь город создан для него одного. Весёлый шофер звонким ударом согнул железный флажок таксометра, мимо полилась улица, и Фред то и дело соскальзывал с кожаного сиденья и всё смеялся, ворковал сам с собою. Он вылез у входа в Гайд-Парк и, не замечая любопытных взглядов, засеменил вдоль зелёных складных стульев, вдоль бассейна, вдоль огромных кустов рододендрона, темневших в тени ильмов и лип, над муравой, яркой и ровной, как бильярдное сукно.“

„От нее оставалось лишь легчайшее фиалковое веяние, листопадное эхо той нимфетки, на которую я наваливался с такими криками в прошлом; эхо на краю красного оврага, с далеким лесом под белесым небом, с бурыми листьями, запрудившими ручей, с одним последним сверчком в сухом бурьяне…“

„То была ночь оттепели, ночь ветра с великим смятением в воздухе. Черная весна Стояла тут же за углом, дрожа В мокром звездном свете, на мокрой земле.“

„Хоть проще всё было, суровей“

„Я ел мясо лося, млея…“

„Иван-да-Марья сам с собою спор“

„Я испытываю чувство некоторой неловкости, говоря о Достоевском. В своих лекциях я обычно смотрю на литературу под единственным интересным мне углом, то есть как на явление мирового искусства и проявление личного таланта. С этой точки зрения Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный, со вспышками непревзойденного юмора, которые, увы, чередуются с длинными пустошами литературных банальностей. <…“

“Solitude is the playfield of Satan.”

“Why did I hope we would be happy abroad? A change of environment is that traditional fallacy upon which doomed loves, and lungs, rely.”

“Most of the dandelions had changed from suns into moons.”

“You lose your immortality when you lose your memory.”

“Occasionally, in the middle of a conversation her name would be mentioned, and she would run down the steps of a chance sentence, without turning her head.”

“I see again my schoolroom in Vyra, the blue roses of the wallpaper, the open window.… Everything is as it should be, nothing will ever change, nobody will ever die.”

“Satire is a lesson, parody is a game.”

“Maybe the only thing that hints at a sense of Time is rhythm; not the recurrent beats of the rhythm but the gap between two such beats, the gray gap between black beats: the Tender Interval.”

“There was no Lo to behold.”

“I looked and looked at her, and knew as clearly as I know I am to die, that I loved her more than anything I had ever seen or imagined on earth, or hoped for anywhere else.”

“Oh, let me be mawkish for the nonce! I am so tired of being cynical.”

“Imagine me; I shall not exist if you do not imagine me.”

“the evolution of sense, in a sense, is the evolution of non sense”

“I am probably responsible for the odd fact that people don't seem to name their daughters Lolita any more. I have heard of young female poodles being given that name since 1956, but of no human beings.”

“I cannot disobey something which I do not know and the reality of which I have the right to deny.”

“Reality is neither the subject nor the object of true art which creates its own special reality having nothing to do with the average "reality" perceived by the communal eye.”

“Thus, in pornographic novels, action has to be limited to the copulation of clichés.”

“I am sentimental,’ she said. ‘I could dissect a koala but not its baby. I like the words damozel, eglantine, elegant. I love when you kiss my elongated white hand.”

“a person hoping to become a poet must have the capacity of thinking of several things at a time.”

“The thought, when written down, becomes less oppressive, but some thoughts are like a cancerous tumor: you express is, you excise it, and it grows back worse than before.”

“I have rewritten — often several times — every word I have ever published. My pencils outlast their erasers.”

“I cannot conceive how anybody in his right mind should go to a psychoanalyst.”

“I would like to spare the time and effort of hack reviewers and, generally, persons who move their lips when reading.”

“… memory can restore to life everything except smells, although nothing revives the past so completely as a smell that was once associated with it.”

“I was the shadow of the waxwing slain
By the false azure in the windowpane;
I was the smudge of ashen fluff -and I
Lived on, flew on, in the reflected sky.”

“If I correctly understand the sense of this succinct observation, our poet suggests here that human life is but a series of footnotes to a vast obscure unfinished masterpiece.”

“His wings were failing, but he refused to fall without a struggle.”

“There is only one real number: one. And love, apparently, is the best exponent of this singularity.”

“for better or worse, it is the commentator who has the last word.”