Цитаты о пошлость

„Я считаю, что какой бы девушка не была и какой у нее характер не был бы, пусть она будет самая дерзкая и отчаянной, она никогда не должна забывать, что она девушка, что она леди!
И что она символизирует чистоту и нежность какую-то.
И поэтому, ей стоит вести себя подобающе.
Просто грубости, всякие маты, всякие гадкие слова, пошлости, они не красят никого, а девушку тем более.
Девушка-это чистота.
И поэтому девушка, у которой изо рта воняет сигаретами, у нее желтые зубы — это не ассоциируется с чистотой.
Нет ничего общего.
И компании девушек, которые бухают какой-то дешевый алкоголь, курят и ржут как лошади — меня не привлекают. Скорее меня даже тошнит.
Как то обидно, что девушки забываются.
Просто у девушки должны быть какие-то манеры, какая-то легкость и вежливость, такая приятная.
Ее слова должны ласкать слух, поэтому речь ее должна быть грамотной, я думаю.
Жаль, что девушки забываются по этому поводу.
Девушка должна следить за собой, и все это понимают по-разному.
Многие просто тратят по три часа на косметику, на то, чтобы накраситься, потом по три часа, чтобы найти ракурс, чтобы сфотографировать себя и выложить на какой-то сайт или на аватарку себе поставить, но забывают о развитии своего внутреннего мира.
Очень жаль.
А стоит, мне кажется, на нем делать акцент.
На самом деле, это лично мое мнение.“

„Ненавижу пошлость женской городской буржуазной жизни. Лучше стирать, готовить, ходить за садом. Люблю прогулки на велосипеде, беготню с собаками, вечернюю тишину деревенского дома.“

„Я могу показаться вам набором пошлости. Моя любимая птица — орел, мой любимый цветок — роза, моя любимая книга — «Маленький принц».“

„Рожденные для того, чтобы направить мир чрез море лжи к истине и вывести его из глубокой пропасти дикости и пошлости — на свет, к высокой культуре и благородству, — они, хотя и живут среди людей, однако, все же не принадлежат, в сущности к их обществу и потому уже с юности сознают себя значительно отличающимися от них существами; впрочем, вполне ясное сознание этого слагается не сразу, а с годами.“

„Они не могут выступать каждую неделю: нет таких талантов, которые могут каждую неделю писать остроумно и искромётно. И они перешли даже не на пошлость, на физиологию. Это такая дрянь! Причём, самое обидное, что они талантливые. И они угробили свой талант.“

„Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти,
Как на рынке, поменять. Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; я в пять лет
Должен был от скарлатины
Умереть, живи в невинный
Век, в котором горя нет. Ты себя в счастливцы прочишь,
А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме, в полутьме? Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время — это испытанье.
Не завидуй никому. Крепко тесное объятье.
Время — кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
С нас — его черты и складки,
Приглядевшись, можно взять.“

„Конечно, неправильные методы и ошибочные действия прежних коммунистических руководителей в сфере экономики привели к тому, что Вам явился цветущий сад Запада и заворожил Вас, но знайте, что истина не там. Если Вы пожелаете на этом этапе распутать только клубок экономических проблем социализма и коммунизма, обратившись с этой целью к очагам капитализма на Западе, то не только не излечите свое общество от недугов, но придете к тому, что другие будут вынуждены исправлять Ваши ошибки, ибо если ныне марксизм зашел в тупик в своих экономических проблемах, то и западный мир погряз в тех же проблемах, только в другой форме и других сферах. Вам следует обратиться к истине. Основная проблема Вашей страны лежит не в вопросах собственности, экономики и свободы. Ваши трудности заключаются в отсутствии истинной веры в Бога, и это ведет, и будет вести Запад в трясину пошлости, в тупик. Ваша основная трудность заключается в тщетной длительной борьбе против Бога, основного источника бытия и всего сущего.“

„В литературе пошлость предпочтительнее ничтожности, ведь даже самый дешёвый портвейн лучше воды из-под крана.“

„Талант превращает пошлость в искусство, а бездарность превращает искусство в пошлость.“

„Каким бы путем ни пошло человечество, не может быть всё сведено к чистогану, пошлости и «побрякушкам комфорта» (определение Че) и за защиту человеческого достоинства можно пожертвовать жизнью. Наверное, в этом состоит главное наследие Эрнесто Че Гевары.“

„Учёная литература спасает людей от невежества, а изящная — от грубости и пошлости.“

„В культурном отношении однополая любовь явно так же нейтральна, как и другая; в обеих всё решает индивидуальный случай, обе родят низость и пошлость, и обе способны на нечто высокое.“

„Искусство выигрывает, отворачиваясь от пошлости. Но когда оно отворачивается от великих исторических движений, оно само проникается элементами пошлости.“

„Чрезмерная простота в обхождении отдаёт пошлостью.“

„- Нам повезло, почти все в сборе,- шепнул Бриссенден Мартину,- Вот Нортон и Гамильтон. Пойдемте к ним. Стивенса, к сожалению, пока нет. Идемте. Я начну разговор о монизме, и вы увидите, что с ними будет.
Сначала разговор не вязался, но Мартин сразу же мог оценить своеобразие и живость ума этих людей. У каждого из них были свои определенные воззрения, иногда противоречивые, и, несмотря на свой юмор и остроумие, эти люди отнюдь не были поверхностны. Mapтин заметил, что каждый из них (независимо от предмета беседы) проявлял большие научные познания и имел твердо и ясно выработанные взгляды на мир и на общество. Они ни у кого не заимствовали своих мнений; это были настоящие мятежники ума, и им чужда была всякая пошлость. Никогда у Морзов не слыхал Мартин таких интересных разговоров и таких горячих споров. Казалось, не было в мире вещи, которая не возбуждала бы в них интереса. Разговор перескакивал с последней книги миссис Гемфри Уорд на новую комедию Шоу, с будущего драмы на воспоминания о Мансфилде. Они обсуждали, хвалили или высмеивали утренние передовицы, говорили о положении рабочих в Новой Зеландии, о Генри Джемсе и Брандере Мэтью, рассуждали о политике Германии на Дальнем Востоке и экономических последствиях желтой опасности, спорили о выборах в Германии и о последней речи Бебеля, толковали о последних начинаниях и неполадках в комитете объединенной рабочей партии, и о том, как лучше организовать всеобщую забастовку портовых грузчиков.
Мартин был поражен их необыкновенными познаниями во всех этих делах. Им было известно то, что никогда не печаталось в газетах, они знали все тайные пружины, все нити, которыми приводились в движение марионетки. К удивлению Мартина, Мэри тоже принимала участие в этих беседах и при этом проявляла такой ум и знания, каких Мартин не встречал ни у одной знакомой ему женщины.
Они поговорили о Суинберне и Россетти, после чего перешли на французскую литературу. И Мэри завела его сразу в такие дебри, где он оказался профаном. Зато Мартин, узнав, что она любит Метерлинка, двинул против нее продуманную аргументацию, послужившую основой "Позора солнца".
Пришло еще несколько человек, и в комнате стало уже темно от табачного дыма, когда Бриссенден решил, наконец, начать битву.
- Тут есть свежий материал для обработки, Крейз, -сказал он, - зеленый юноша с розовым лицом, поклонник Герберта Спенсера. Ну-ка, попробуйте сделать из него геккельянца.
Крейз внезапно встрепенулся, словно сквозь него пропустили электрический ток, а Нортон сочувственно посмотрел на Мартина и ласково улыбнулся ему, как бы обещая свою защиту.
Крейз сразу напустился на Мартина, но Нортон постепенно начал вставлять свои словечки, и, наконец, разговор превратился в настоящее единоборство между ним и Крейзом. Мартин слушал, не веря своим ушам, ему казалось просто немыслимым, что он слышит все это наяву - да еще где, в рабочем квартале, к югу от Мар-кет-стрит. В этих людях словно ожили все книги, которые он читал. Они говорили с жаром и увлечением, мысли возбуждали их так, как других возбуждает гнев или спиртные напитки. Это не была сухая философия печатного слова, созданная мифическими полубогами вроде Канта и Спенсера. Это была живая философия спорщиков, вошедшая в плоть и кровь, кипящая и бушующая в их. речах. Постепенно и другие вмешались в спор, и все следили за ним с напряженным вниманием, дымя папиросами.“

„Пошлость — это когда с пафосом об очевидном.“

„Пошлость имеет громадную силу; она всегда застает свежего человека врасплох, и, в то время как он удивляется и осматривается, она быстро опутывает его и забирает в свои тиски. Всякому, вероятно, случалось, проходя мимо клоаки, не только зажимать нос, но и стараться не дышать; точно такое же насилие должен делать над собой человек, когда вступает в область, насыщенную празднословием и пошлостью. Он должен притупить в себе зрение, слух, обоняние, вкус; должен победить всякую восприимчивость, одеревенеть. Только тогда миазмы пошлости не задушат его.“

„Любовь, желающая быть только духовной, становится тенью; если же она лишена духовного начала, то она пошлость.“

„Попробуйте отложить наши современные журналы, читайте долгое время только иностранные книги и русских великих писателей прошлого поколения, потом сразу откройте свежий номер современной газеты, — вы будете поражены, вас охватит испорченная атмосфера, уродливые неологизмы, одичание и пошлость языка, особенно в мелкой прессе: как будто с вольного воздуха вы войдете в комнату, где сильный дурной запах.“

„Пошлость, она, как чума — проникает всюду, в том числе и в театры. Тот же Чехов, который всю жизнь боялся пошлости, стал разменной монетой, пропуском за границу. Хочешь в гастрольную поездку на Запад — бери Чехова, собирай компанию известных артистов и осуществляй проект. Не спектакль, а именно проект. Это как с ребенком: он ещё не родился, но уже известно, в каком колледже будет учиться.“

„А если спросить грубо материалистически: что даёт поэзия?
— Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но, скорее, наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства, — речь, то поэзия — высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей. Отказываясь от неё, мы обрекаем себя на низшие формы общения, будь то политика, торговля и т. п. В общем, единственный способ застраховаться от чужой — если не от своей собственной — пошлости. К тому же поэзия — это колоссальный ускоритель сознания, и для пишущего, и для читающего. Вы обнаруживаете связи или зависимости, о существовании которых вы и не подозревали, данные в языке, речи. Это уникальный инструмент познания.“

„Комедия - это самый сложный жанр. Это синтез всех жанров, в принципе. В драме всё понятно, в трагедии тоже. А вот в комедии пройти по краю, выдержать линию и не свалиться в пошлость - это очень сложно.“

„Когда-то люди понимали, что такое песня. А недавно Дилан признался мне: «Я уже не знаю, что это такое — когда-то знал, теперь — нет», Отчасти в этом виноваты мы сами, отчасти — музыкальная пресса, отрабатывающая на нас свои приемчики. С тупым усердием сокрушая колоссов, она находит свое счастье в том, чтобы пошлость вознести до небес. Сегодня сам бизнес тяжело болен. Он словно сам себя переварил в кучу отбросов. Ведь что сделало Америку великой державой? Изобретательность, предприимчивость, новые идеи. Сегодня она сохранила лишь способность к самопожиранию. Страна сократилась до размеров Лас-Вегаса.“

„…просто страшно наблюдать как нация Пушкина, Гоголя и Достоевского превращается в общество гламурного чтива и попсы. Но, несмотря на засилье безвкусицы и пошлости, интерес к литературе в обществе все-таки остается. И это радует.“

„Только отсутствие таланта может ограничивать творческий порыв автора. Если вместо дара Божьего наблюдаются одни амбиции, то зачастую вместо шедевра мы получаем китч, экшн, а иногда просто пошлость…“

„Бабы с журнальной обложки не для борцов с пошлостью: нам нестандарт подавай.“

„Человек Знающий, Homo Callidus, не станет по-детски бездумно потреблять, просто не найдет в этом никакой прелести: одну лишь пошлость, отречение от разума.“

„Пошлость — это всё, что человек делает не для себя, а для чужого мнения. Это любые потуги выглядеть как-то в соответствии с чуждыми критериями, то есть — это неорганичное поведение.“

„В России сочетается масса парадоксальных вещей — величие и бездарность, уникальность и тривиальная пошлость.“

„Ненависть к пошлости — это тоже пошлость, нельзя ненавидеть обездоленных. Не надо просто быть пошлым самому, а ненависть к пошлости — очень у многих подогревает тщеславие и уважение к себе.“

„… Быть неоригинальным писателем — это быть мошенником. Талант посмотрит на любую вещь — и в каждой он найдет новую черту, новую сторону, старое чувство он перечувствует по-новому. Поэтому неталантливый писатель, который является в мир только для того, чтоб изложить в стихотворной форме прописи, — может сидеть и не рипаться. Гг. читатели знали это и до него. За прописи может и должен браться только талант. Пошлость и скука — скверные вещи — это мы станем выслушивать от Чехова, а если Митницкий возьмется пропагандировать те же вещи, то нам покажется, что он над нами смеётся, издевается. Ведь всё дело художника — побороть привычку. <…> Всё дело художника — заявить мне про известную знакомую вещь так, чтобы мне показалось, что я только первый раз встречаюсь с ней, чтобы все мои прежние, обычные представления о вещи не заслонили бы её истинного смысла и значения. Ко всему привыкает человек, ко всему приспособляется — откиньте следствия этих привычек и приспособлений, и вы заставите трепетать наши сердца от истинного познания вещей, от так называемого художественного чувства. Только художник умеет откинуть эти обычные, привычные представления или, лучше сказать, — он не умеет не откидывать их.“

„Самые важные и значительные мысли, откровения, являются на свет голыми, без словесной оболочки: найти для них слова — особое, очень трудное дело, целое искусство. И наоборот: глупости и пошлости сразу приходят наряженными в пестрые, хотя и старые, тряпки — так что их можно прямо, без всякого труда, преподносить публике.“

„Нужен какой-то необычайный, великий порыв, чтобы спасти красоту и искусство от того варварства и пошлости и самодовольной позитивной тупости, которые надвигаются на нас.“

„«Мертвые души» не потому так испугали Россию и произвели такой шум внутри её, чтобы они раскрыли какие-нибудь её раны или внутренние болезни, и не потому также, чтобы представили потрясающие картины торжествующего зла и страждущей невинности. Ничуть не бывало. Герои мои вовсе не злодеи; прибавь я только одну добрую черту любому из них, читатель помирился бы с ними всеми. Но пошлость всего вместе испугала читателей. Испугало их то, что один за другим следуют у меня герои один пошлее другого, что нет ни одного утешительного явления, что негде даже и приотдохнуть или перевести дух бедному читателю и что по прочтенье всей книги кажется, как бы точно вышел из какого-то душного погреба на Божий свет. Мне бы скорей простили, если бы я выставил картинных извергов; но пошлости не простили мне. Русского человека испугала его ничтожность более, чем все его пороки и недостатки. Явленье замечательное! Испуг прекрасный! В ком такое сильное отвращенье от ничтожного, в том, верно, заключено все то, что противуположно ничтожному.“

„… Не годится в гении, не лезет в великие люди, но бездеятельность и пошлость жизни душат его; он даже не знает, что ему надо, чего ему хочется; но он знает, и очень хорошо знает, что ему не надо, что ему не хочется того, чем так довольна, так счастлива самолюбивая посредственность.“

„Никогда не бывает моды на пошлость, тупость и бескультурье, но всегда находятся те, кто приучен восторгаться посредственностью.“

„Вопрос же о бессмертии души принадлежит совершенно устаревшей метафизике. Смерть есть самый глубокий и самый значительный факт жизни, возвышающий самого последнего из смертных над обыденностью и пошлостью жизни. И только факт смерти ставит в глубине вопрос о смысле жизни. …Смерть — предельный ужас и предельное зло — оказывается единственным выходом из дурного времени в вечность, и жизнь бессмертная и вечная оказывается достижимой лишь через смерть. Последнее упование человека связано со смертью, столь обнаруживающей власть зла в мире.“

„Работа милиции, как искусство, литература, призвана внушить людям непоколебимый оптимизм, веру в лучшие проявления человеческих душ, стремлений, желаний, помыслов. Самого сурового осуждения заслуживает всякое пробуждение жестокости, насилия, вандализма и варварства. Обуздать эти человеческие пороки — обязанность цивилизованного общества. И если говорить юридическим языком, произведения, прославляющие пошлость, порнографию, способствующие насилию, уже сами по себе представляют уголовные деяния.“

„Вероятно, нас накрывает волной сильного разочарования. Мы избавились от своего советского дуболомства, но вместо него набрали худшего, что есть в Европе, и теперь вместо тупости и пошлости советской страдаем от западной. Мы усвоили от Запада только самое отвратительное и вдобавок все это помножено на родную, никуда не девающуюся агрессию, дикую тягу к доминированию — в разобщенной стране она естественна, а разобщенность происходит от того, что нет общего для всех закона. Самоутверждаться стремится каждый, достаточно поездить по Москве один день за рулем… Вся Москва занята бешеным самоутверждением — всюду локти, локти. Когда в свое время начались банкеты и презентации, я эти локти почувствовала с особенной остротой: люди ели и одновременно держали оборону. Нечто подобное наблюдаем мы и сейчас, в масштабе страны.“

„В детстве никогда нет пошлости. Человек становится взрослым тогда, когда он любит детство и детей и перестает с волнением прислушиваться к исканиям, мнениям и интересам молодежи. Раньше спасало мир то, что молодежь хотела стать взрослой. А теперь ей сказали, что она именно как молодежь и есть носительница истины и спасения. «Vos valeurs sont mortes!»“

„Цитируется по книге: Брёкер Т., Ландер Л. Дифференцируемые ростки и катастрофы. Волгоград: Платон, 1997. С.6* Радость целостности — это обретение желаемого. Но обретением желаемого в древности называли не пожалование колесницы с высоким передком и парадной шапки, а только ту радость, к которой нечего добавить.* Ныне же обретением желаемого называют пожалование колесницы с высоким передком и парадной шапки. Но колесница с высоким передком и парадная шапка принадлежат телу, а не природному характеру. Такие вещи появляются случайно, на какое-то время. Временные — их приходу не воспрепятствовать, их ухода не остановить. Поэтому ради колесницы с высоким передком и парадной шапки нельзя давать волю своим желаниям, нельзя и прибегать к пошлости из-за нужды и стесненного положения. И в том, и в другом случае радость должна быть одинаковой. Она лишь в отсутствии печали. Ныне же уход временного лишает человека радости. Отсюда видно, что даже радость его была бесплодной. Поэтому и говорится: «Те, кто теряет себя в вещах, утрачивают в пошлом природный характер». Таких назову людьми, которые все ставят вверх ногами.“

„…крупные русские писатели не пером пишут, а плугом пашут по бумаге, пробивая её, вывёртывая на белое чёрную землю. Вот почему лёгкое писание, беллетристика русскому кажется пошлостью, и русский писатель кончает свой путь непременно той или другой формой учительства и объявляет дело всей своей прошлой жизни «художественной болтовнёй.»“

„Я никогда не накачиваю свою пошлость. Я жду, чтобы это прибыло в его собственных условиях.“

„Пошлость! Звенящая пошлость.“

„Современная эстрада — это рассадник пошлости и разврата.“

„Под окнами признанье на асфальте.
Пустое. Кто-то по уши, а мне смывать его.
Прозрачный белый мел сохранит лишь случай,
Любые пошлости на стенах гораздо живучей.“

„Я вижу сегодня лишь обывательское мышиное существование и интересы мышиные, и мечты мышиные — хронику убывающего плодородия. Пошлость везде: в поступках, в том, как мы веселимся, как скорбим. Все пошло, потому что за этим нет личностных затрат.“

„Пошлости становятся милыми, если их не делают, а творят.“