Цитаты о вмешательство

„По всей справедливости, медицина есть самая благороднейшая из всех наук и искусств. Но от невежества людей, занимающихся ею, или тех, которые не стыдятся дерзновенно судить о враче безотчетным образом, она, с давнего времени, начала терять своё высокое достоинство. Такой упадок её, кажется, происходит от того, что за вмешательство невежд в медицину нигде не назначено им приличного наказания, кроме бесчестия, которое на бесчестных не имеет никакого впечатления. Многих из сих людей можно уподобить актёрам, которые, хотя и принимают на себя вид актёров, подобно им одеваются и даже действуют, однако не суть актёры: точно то же и с врачами, — по имени их много, а по самому делу — очень мало.“

„Можете ли вы наблюдать страх без какого-либо умозаключения, без вмешательства знания, которое вы накопили о нем? Если не можете, тогда то, что вы наблюдаете, — это прошлое, а если можете, тогда вы впервые наблюдаете страх без вмешательства прошлого. Вы можете наблюдать только когда ум очень спокоен, подобно тому, как вы можете услышать другого человека только когда ваш ум не болтает, ведя диалог с самим собой о собственных проблемах и тревогах. Можете ли вы таким же образом глядеть на ваш страх, не пытаясь преодолеть его, ударяясь в другую крайность — в храбрость? Можете ли вы действительно смотреть на него, не пытаться от него убежать?“

„Венское правительство противилось нашему «непрерывному вмешательству в сферу влияния Австро-Венгрии» на Балканах, и австро-венгерский посол в С. Петербурге угрожал нам войною.
На большом обеде в Зимнем Дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос. Царь делал вид, что не замечает его раздраженного тона. Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийского дипломата:“

„Россия выступала и выступает против вмешательства во внутренние дела суверенных государств, провоцирования вооружённых конфликтов. Такая практика в отношении ряда стран Северной Африки, Среднего и Ближнего Востока привела там к разгулу терроризма, а вблизи наших границ породила кровавую драму у соседей на Украине.“

„Однако, похоже, никто не учится на чужих ошибках, а только повторяет их. И экспорт революций, тем более, уже так называемых «демократических», продолжается. Достаточно посмотреть на ситуацию на Ближнем Востоке и в Северной Африке, о чём говорил предыдущий выступающий. Конечно, политические, социальные проблемы в этом регионе назревали давно, и люди там, конечно, хотели перемен. А что получилось на деле? Агрессивное внешнее вмешательство привело к тому, что вместо реформ государственные институты, да и сам уклад жизни, были просто бесцеремонно разрушены. Вместо торжества демократии и прогресса — насилие, нищета, социальная катастрофа. А права человека, включая право на жизнь, ни во что не ставятся.
Так что хочется спросить тех, кто создал такую ситуацию: вы хоть понимаете теперь, что вы натворили?“

„И хотя мы сталкиваемся с трудностями сегодня и будем сталкиваться с ними завтра, у меня всё же есть мечта. Эта мечта глубоко укоренена в американской мечте.
Я мечтаю, что однажды эта нация распрямится и будет жить в соответствии с истинным смыслом её принципа: «Мы считаем самоочевидным, что все люди сотворены равными».
Я мечтаю, что однажды на красных холмах Джорджии сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев смогут сидеть вместе за братским столом.
Я мечтаю о том, что наступит день и даже штат Миссисипи, изнемогающий от жары несправедливости и гнёта, превратится в оазис свободы и справедливости.
Я мечтаю, что придёт день, когда мои четыре ребёнка будут жить в стране, где они будут судимы не по цвету их кожи, а в соответствии с их личностными качествами.
Я мечтаю сегодня!
Я мечтаю сегодня, что однажды в Алабаме с её злобными расистами и губернатором, с губ которого слетают слова о вмешательстве и аннулировании, в один прекрасный день, именно в Алабаме, маленькие чёрные мальчики и девочки возьмутся как сёстры и братья за руки с маленькими белыми мальчиками и девочками.“

„Слежу за новостями. Ирак, скажем, — страшная авантюра. Нарушены основные постулаты современного международного права: вмешательство в жизнь чужого государства может быть только с разрешения ООН. Но такого разрешения же не было, как выяснилось. Бактериологическое, ядерное, химическое оружие — все оказалось выдумкой. На США раньше многие смотрели, как на знамя, которое могло куда-то вести. А сейчас это знамя упало. И не только из-за Ирака — а из-за этой растерянности перед проблемами современного мира. Не верю, что Иран или Северная Корея могут употребить ядерное оружие — это больше орудие самоутверждения. Также, как многие сейчас ходят, как мальчишки, с оружием.“

„Где вмешательство во внутренние дела под благовидным предлогом привело к существованию устойчивого, стабильного, процветающего государства? Да нигде! Естественный политический процесс — это единственный путь для государства стать стабильным и процветающим. Пример развала Украины не менее показательный.“

„Других богов не существует. Их придумали себе люди. Из страха перед тайной. Когда нет желания разумом отгадать тайну, начинают делать богов. Сколько тайн, столько и богов, на которых легко свалить всё. Когда человек проявляет слабость он часто объясняет это вмешательством непонятных сил. А порой и силу свою начинает приписывать им. Это уж совсем недостойно человека.“

„Редко человек понимает конечный смысл того, что он делает, и большею частью он понимает его слишком поздно для того, чтобы изменить делаемое. Вмешательство индивидуальной воли в пути истории всегда бывает напрасным. Этой доли напрасности я не мог не замечать и во всём, что мне случалось высказывать. Не человек делает свою историю, он только терпит её, в ней радуется, или, напротив, скорбит, страдает.“

„Венское правительство противилось нашему «непрерывному вмешательству в сферу влияния Австро-Венгрии» на Балканах, и австро-венгерский посол в С. Петербурге угрожал нам войною.
На большом обеде в Зимнем Дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос. Царь делал вид, что не замечает его раздраженного тона. Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийского дипломата:“

„Политикой Рима провозглашалось стремление к миру, но Рим неизменно вовлекался в войны, постоянно готовился к войне, проводил политику вмешательств и интервенций. Не было такого угла в мире, где какие-либо интересы Рима не оказались под мнимой или действительной угрозой. Если это были не интересы самого Рима, то значит его союзников. А если в этой точке мира не было союзников Рима, то их придумывали. Война всегда облачалась флером законности. Рим всегда был атакован злобными соседями, всегда боролся за выживание. Весь мир был населен толпами врагов, и это была очевидная обязанность Рима защититься от их бесспорно агрессивных замыслов.“

„Когда кто-то другой берёт слово, фашист воспринимает это как наглое вмешательство.“

„Опять перед нами, как тысячи раз прежде, стоит все тот же вопрос: вмешательства — невмешательства в процессы развития, или, как говорили прежде, судьбу, отдельных людей, народов, планет. Преступны навязанные силой готовые рецепты, но не менее преступно хладнокровное наблюдение над страданиями миллионов живых существ — животных ли, людей ли. Фанатик или одержимый собственным величием психопат без колебания и совести вмешивается во всё. В индивидуальные судьбы, в исторические пути народов, убивая направо и налево во имя своей идеи, которая в огромном большинстве случаев оказывается порождением недалёкого ума и больной воли параноика.“

„Огромным успехом был бы уже отказ от наших нескончаемых проектов реформ, от мысли, что мы непрестанно должны изменять наше государственное устройство, наши учреждения и наши законы. Прежде всего нам следовало бы постоянно ограничивать, а не расширять вмешательство государства так, чтобы принудить наших граждан приобрести хоть немного этой инициативы, этого навыка управляться самостоятельно, который они теряют вследствие требуемой ими постоянной опеки. Но, повторяю ещё раз, к чему высказывать такие пожелания? Надеяться на их исполнение не значит ли желать, чтобы мы могли изменить наш дух и отвратить течение судеб? Наиболее неотложно необходимой, и, может быть, единственной истинно полезной была бы реформа нашего воспитания. Но она также, к несчастью, труднее всего выполнима, осуществление её поистине могло бы привести к настоящему чуду — изменению нашего национального духа.“

„Истинная философия ставит себе задачей по возможности привести в стройную систему всё человеческое личное и в особенности коллективное существование, рассматривая одновременно все три класса характеризующих его явлений, именно мысли, чувства и действия. Со всех этих точек зрения основная эволюция человечества представляется необходимо самопроизвольной, и только точная оценка её естественного хода единственно может дать нам общий фундамент для мудрого вмешательства.“

„Наиболее бесспорной чертой революции является прямое вмешательство масс в исторические события.“

„Единственная цель, которая служит оправданием для вмешательства одних людей, индивидуально или коллективно, в деятельность других людей, — это самозащита. Проявлять власть над членом цивилизованного общества против его воли допустимо только с целью предотвращения вреда другим.“

„Я ценю мою собственную независимость так высоко, что не могу представить себе большего унижения, чем вмешательство постороннего человека, беспрестанно указывающего, советующего и поучающего меня, даже тщательно планирующего мои действия. Он мог бы быть самым мудрым из людей, самым влиятельным, я бы равно воспротивился и возмутился его вмешательством.“

„Кроме чтения по буддийской философии, я знакомлюсь с переводом (с английского) рукописи одного японского офицера, переведшего с оригинала книгу стратегии китайского величайшего военного мыслителя Суна (Сунь-цзы) эпохи VI столетия от Рождества Христова. Сун, или Бу, совершенно неизвестен на Западе, но он является основателем учения о войне Востока. […] Одна из книг (вернее, глав) Суна говорит о победе и выигрыше войны без боевых операций, без сражений. Позвольте привести несколько слов из этой книги: «Высшее искусство войны заключается в подчинении воли противника без сражений; наиболее искусный полководец принудит неприятеля к сдаче без боя; он захватывает его крепости, но не осаждает их; он создает смущение и поселяет недоверие в неприятельской армии; он вызывает вмешательство в управление неприятельской армии со стороны правителей и гражданских властей; он создает политические комбинации среди соседних государств; он делает неприятельскую армию опасной для своего государства; и наконец, он уничтожает неприятельскую армию, лишая её способности сопротивляться, и со своей нетронутой армией захватывает неприятельские владения.»“

„Самые ужасные проблемы это те, которые в одиночку решить невозможно. Те, которые требуют вмешательства со стороны.“

„Я отнюдь не считал себя атеистом, но не выносил ни разговоров о Боге, ни вмешательства в мое личное пространство: это казалось мне непристойным.“

„В одиночестве человеку волей-неволей приходится общаться с самим собой. Собственно говоря, личность – это в конечном счете обобщенная форма пребывания сознания наедине с собой, и ей неоткуда взяться, кроме как из общения с себе подобными. Поэтому, общаясь с другими, человек с самого начала обучается общению с самим собой, иными словами, готовится к одиночеству.
Однако время, отведенное на обучение в «академии общения», мы, вместо того чтобы заниматься делом, бездумно тратим, наоборот, на избавление от этого дара. Общаясь, мы менее всего думаем о том, чтобы оградить свое и чужое одиночество от посторонних вмешательств. Напротив, мы заняты только тем, что «исцеляем» от одиночества себя и других или, по крайней мере, проводим в этом направлении массированную профилактику.“

„Искусство фотографии существует потому, что сама реальность спонтанно создает некие моменты истины и красоты. Задача фотографа — интуитивно откликнуться и запечатлеть такой уникальный момент. Ситуацию, когда автор зачастую не в состоянии предугадать, что у него получится, трудно себе представить в каком-то другом искусстве, кроме фотографии, разве только еще в поэзии. Стихи возникают спонтанно, стихи рождаются в подсознании из случайно услышанного слова или промелькнувшего созвучия. Поэт часто бывает медиумом, связующим звеном между чем-то неосязаемым (не представимым) и листом бумаги. И фотография чаще всего рождается спонтанно, по воле случая. Она складывается из невообразимого количества слагаемых, которые «встречаются» в один единственный момент времени и создают гармоничную картину, полную взаимосвязей и нюансов. Поэты бывают медиумами или создателями. Фотограф, работающий репортажным методом (без режиссуры, вмешательства в происходящее), всегда медиум. Он откликается на происходящее, но не создает его.“

„Соединенные Штаты Америки должны дать Владимиру Путину и всем прочим агрессорам четкий сигнал, что мы не потерпим нападок на нашу демократию. За последние восемь месяцев какую цену заплатила Россия за вмешательство в наши выборы? Очень невысокую.“

„Первую стадию можно лечить уколами, вторую — хирургическим вмешательством, третья — пока неизлечима.“

„Роджер Бэкон показал, как легко, и как тщетно исследовать функции Природы и бездумно обращаться к её чудесным работам, полагаясь на случай или явление, или на непосредственное вмешательство Бога.“

„Хотя бедуина трудно заставить что-либо делать, им легко руководить, если только у вас хватит терпения. Чем будет менее заметно ваше вмешательство, тем больше будет ваше влияние. Бедуины с охотой будут следовать вашему совету… но они не предполагают, что вы или кто-либо другой об этом знает. Лишь после того как окончатся все неприятности, вы откроете в них наличие доброй воли.“

„Смысл в том, чтобы вы, представляя зарубежные средства массовой информации, вот такую форму, которую мы для себя избираем, – сложную, но при этом демократическую, когда в обсуждении всех этих поправок принимают участие не только депутаты, члены Совета Федерации, региональные парламенты, но, в конечно счете, все это будет решаться гражданами нашей страны, – и для своих стран брали и реализовывали. Потому что вы президентов избираете, там две сотни конгрессменов решают судьбу мира, а потом мы все заложниками становимся таких решений, когда сотрясает всех. И потом вы начинаете продвигать свои экономические интересы, ставя заслон другим странам. Вот идите по пути России! Все иное – вмешательство в наши дела. Поэтому будьте здесь осмотрительными и не нарушайте наше законодательство.“

„Но по мере того, как обнаруживалась неизбежность объединения Северной Италии, все определеннее обрисовывалась «идея», во имя которой Франция вела эту войну. Это была идея присоединения Савойи и Ниццы к Франции. Уже во время войны раздавались голоса, которые указывали на это присоединение как на цену французского вмешательства в итальянские дела.“

„Император как помазанник Божий, имел определённые церковные полномочия. Однако они не были точно кодифицированы, хотя и являлись широко известными в исторической и богослужебной практике Восточно-Православной церкви (особенно в Византии). И потому участие государя в церковных делах давало повод для постоянного недовольства духовенства «вмешательством» в церковные дела светской власти. Наличие в государстве помазанника Божия, так или иначе участвующего в делах церковно-правительственного управления (юрисдикции), в охране вероучения и контроле за церковным благочинием, ставило духовенству фактический заслон в получении желаемой и искомой свободы самоуправления. Потому для стремящегося к независимости духовенства наличие в государстве светской власти со светским, соответственно, правителем во главе являлось более желательной формой государственного управления. Именно неопределённостью отношений «священства» и «царства» была обусловлена «неопределённая» политическая линия Св. синода. С одной стороны, высший орган церковного управления старался проводить традиционно-охранительную по отношению к самодержавию политику. С другой – своими действиями он показывал, что монархия является «внешним институтом» по отношению к церкви. И потому церковь в лице Св. синода «не считала своим долгом» проводить проповедническую деятельность о незыблемости империи как формы государственного устройства.“

„Чадо Моё, если бы не распятие Христа в тысячах мучеников Его нового последнего собора, земля уже давно прекратила бы своё существование. Без прямого вмешательства и присутствия Спасителя и Моего нельзя объяснить ни один день на [http://knigi.mirotver.ru/kng/190203.htm Соловках]. Тридцать девять лет страстного пребывания вашего владыки Серафима можно объяснить только непрестанным круглосуточным присутствием Господа нашего и Моим на Соловках. Чадо Моё, мир погибает по одной причине: не хочет знать последней правды. И священники не хотят знать происходящего. Преступным образом закрывают они глаза и отмахиваются, говоря: «Это для нас ничего не значит. Для нас важнее Рим (или Москва) и наши институциональные проблемы.»“

„Единственное состояние из которого стоит выйти, это обреченность — единственное, которого стоит достичь, это счастье.
Только будучи счастливым человеком, и без внешних вмешательств, мы способны пробудить в себе силу абсолютной любви к этому миру.

© Марк Девольт“

„Суть познания человеком своей истории заключается в объективном объяснении взаимодействия законов ее развития, в котором происходят постепенное ограничение роли и места мистического и религиозного познания ради освобождения человечества от вмешательства предрассудков в логику исторического познания.“

„Тем более такое вмешательство. — Да какое вмешательство? — Да вот такое…“

„«Если на основе накопленного ранее опыта нам удастся создать образы, имеющие требуемые качества, то мы тотчас сможем вывести из них, как из моделей,следствия,которые либо сами произойдут во внешнем мире некоторое время спустя, либо будут получены как результаты нашего собственного вмешательства… Образы, о которых идет речь, — это наши представления о вещах: с вещами они согласуются в одном существенном аспекте, а именно в том, что выполняют указанное выше требование, но для их предназначения совсем не обязательно, чтобы они согласовались с вещами в чем - нибудь еще.
В действительности мы не знаем и никогда не сможем узнать, согласуются ли наши представления с вещами в каком - нибудь другом отношении, кроме как в одном фундаментальном, о котором мы только что говорили»“

„Человек отныне живет не только в физическом, но и символическом универсуме.
Язык, миф, искусство, религия - части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, сложная ткань человеческого опыта. Весь человеческий прогресс в мышлении и опыте утончает и одновременно укрепляет эту сеть. Человек уже не противостоит реальности непосредственно, он не сталкивается с ней лицом к лицу. Физическая реальность как бы отдаляется по мере того, как растет символическая активность человека. Вместо того, чтобы обратиться к самим вещам, человек постоянно обращен на самого себя. Он настолько погружен в лингвистические формы, художественные образы, мифические символы или религиозные ритуалы, что не может ничего видеть и знать без вмешательства этого искусственного посредника. Так обстоит дело не только в теоретической, но и в практической сфере.Даже здесь человек не может жить в мире строгих фактов или сообразно со своими непосредственными желаниями и потребностями. Он живет, скорее, среди воображаемых эмоций, в надеждах и страхах, среди иллюзий и утрат, среди собственных фантазий и грез.“