Цитаты о город

„Солнце погасло и пропала тень, уснули города.
Но в этом океане мы до утра тусим, хватило бы сил.“

„Жизнь в этом мире есть сон забвения, который отделяет человека от истинной действительности. Подобно тому человеку, который, увидев мгновенный сон, забывает родной город, где он жил годами, душа отдается иллюзии и сну этого мира и забывает свою истинную родину; не понимает, что этот разрушительный мир затмевает глаза, как облако закрывает звезды.“

„Жизнь человеку дана один раз, и прожить её нужно в городе Сочи.“

„Город, как пирамидка из колечек. Каждый человечек в нем наполовинку искалечен.“

„Несмотря ни на что я — всего лишь пыль во вселенной.
Участь пыли крайне печальна. В мире не найдётся человека, который посчитал бы пыль чем-то драгоценным и необходимым для себя. Не знаю, возможно ли, чтобы у пыли был характер…
Нельзя же собрать всю пыль в мире в одном месте и создать город пыли или республику пыли?
Тогда что, место без пыли будет чистым и приятным? Я не знаю.
В отличии от настоящей пыли, её предостаточно среди людей сейчас. Может, мы всего лишь огромный «сгусток пыли» тоже.
Я задумался: каким цветом пыли я являюсь для вселенной?
И вот снова я трачу вечер, продумывая свой день, который как пыль.“

„Если все жители Голливуда, которые делали себе пластические операции, покинут город, то там никого не останется.“

„Нет более верного признака дурного устройства городов, чем обилие в них юристов и врачей.“

„Становится меньше альтернатив, газеты в этом городе, сколько их? Было 3-4, сейчас одна или две и ими владеют одни и те же люди, и они же владеют радиостанцией…Нет необходимости в формальном заговоре, когда идёт совпадение интересов, эти люди учились в тех же универах, состояли в тех же сообществах и загородных клубах, у них одинаковые интересы, им не зачем созывать собрания, они итак знают, что им наруку и они берут это. Раньше было 7 нефтяных компаний, сейчас их 3, и скоро будет 2. Тех вещей, которые имеют вес в этой стране, становится всё меньше: две политические партии, горстка страховых компаний, 6 или 7 информационных контор, но если ты хочешь бубликов, то вот тебе 23 разных вкуса. В этом иллюзия, иллюзия выбора. В том, что важно, ты не выбираешь и нет никакой свободы выбора.“

„Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления со стороны немцев на западном фронте объясняется только лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев имеется на восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с восточного фронта 15-20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мёртвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным.“

„Не о конях, ристалищах и славе,
Скажу о мудрости и добром нраве.
Враг твой – в тебе; он в существо твоем,
Зачем другого числишь ты врагом?
Кто победит себя в борьбе упрямой,
Тот благородней Сама и Рустама.
Не бей в бою по головам людей,
Свой дух животный обуздать сумей.
Ты правь собой, как Джам смятенным миром.
Пусть будет разум у тебя вазиром.
В том царство хор несдержанных страстей
Сравню с толпой вельмож и богачей.
Краса державы – мудрость и смиренье,
Разбойники – порывы вожделенья.
Где милость шаха злые обретут,
Там мудрецы покоя не найдут.
Ведь алчность, зависть низкая и злоба,
Как в жилах кровь, в тебе живут до гроба.
Коль в силу эти вес враги войдут,
Они восстанут, власть твою сметут.
Но страсть, как дикий зверь в плену, смирится,
Когда могуча разума десница.
Ведь вор ночной из города бежит,
Где стража ночи бодрая не спит.
Царь, что злодеев покарать не может,
Своей державой управлять не может.
Но полно говорить, ведь все равно,
Что я сказал, до нас говорено.
Держи смиренно ноги под полою,
И ты коснешься неба головою.
Эй, мудрый, лучше ты молчи всегда,
Чтоб не спросили много в день Суда.
А тот, кто тайну подлинную знает,
Слова, как жемчуг, изредка роняет.
Ведь в многословье праздном смысла нет,
Молчащий внемлет мудрого совет.
Болтун, который лишь собою дышит,
В самозабвенье никого не слышит.
Слов необдуманных не изрекай,
В беседе речь других не прерывай.
Тот, кто хранит молчанье в шумных спорах,
Мудрее болтунов, на слово скорых.
Речь – высший дар; и, мудрость возлюбя,
Ты глупым словом не убей себя.
Немногословный избежит позора;
Крупица амбры лучше кучи сора.
Невежд болтливых, о мудрец, беги,
Для избранного мысли сбереги.
Сто стрел пустил плохой стрелок, все мимо;
Пусти одну, но в цель неуклонимо.
Не знает тот, кто клевету плетет,
Что клевета потом его убьет.
Ты не злословь, злословия не слушай!
Ведь говорят, что и у стен есть уши.
Ты сердце, словно крепость, утверди
И зорко за воротами следи.
Мудрец закрытым держит рот, он знает,
Что и свеча от языка сгорает.“

„Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города.“

„Кончается ли всё со смертью, нет ли после нее еще чего то? Быть может, для художника расстаться с жизнью вовсе не самое трудное? Мне, разумеется, обо всём этом ничего не известно, но всякий раз, когда я вижу звёзды, я начинаю мечтать так же непроизвольно, как я мечтаю, глядя на чёрные точки, которыми на географической карте обозначены города и деревни. Почему, спрашиваю я себя, светлые точки на небосклоне должны быть менее доступны для нас, чем черные точки на карте Франции? Подобно тому, как нас везет поезд, когда мы едем в Руан или Тараскон, смерть уносит нас к звёздам. Впрочем, в этом рассуждении бесспорно лишь одно: пока мы живём, мы не можем отправиться на звезду, равно как, умерев, не можем сесть в поезд. Вполне вероятно, что холера, сифилис, чахотка, рак — не что иное, как небесные средства передвижения, играющие ту же роль, что пароходы, омнибусы и поезда на земле. А естественная смерть от старости равнозначна пешему способу передвижения.“

„Русские — нормальные ребята. Катаются на лыжах, гуляют по городу, устраивают вечеринки, пьют водку. Но кто её не пьёт?“

„Здравствуйте, едьте к сетям рыбачьим, то есть, простите, к чертям собачьим, то есть, простите, к дитям и дачам, в общем, уже кто во что горазд. Едьте со всех городов и весей, ваши слова ничего не весят, ваш разговор неизменно весел, отрепетирован много раз.
Здравствуйте, то есть странствуйте, то есть едьте куда захотите, то есть прямо сейчас залезайте в поезд, благо для вас еще есть места. То есть на палубе в гордой позе, то есть бегите, пока не поздно, то есть по миру не только ползать, нервно шарахаясь по кустам.
Вот этот лес, в нем живут туристы, вот этот берег, пустой, бугристый, девочка, ты посмотри на пристань, тихим крестом ее осени. Девочка, у тебя билеты, будешь и в счастии, и в тепле ты, девочка, ты уплываешь к лету и не увидишь осени.
Мне же оставьте сентябрь-месяц, то есть, простите, октябрь-месяц, то есть, простите, ноябрь-месяц, в общем, на выбор оставьте мне месяц дождей и уютных кресел, месяц, который и сух, и пресен, месяц бессонницы и депрессий — месяц, который других темней.
Мне же оставьте… Меня оставьте, вы здесь отныне совсем некстати, все замирает, дожди на старте, поторопитесь, пошел отсчет, здравствуйте, ну так чего вы ждете, здравствуйте, я вам уже не тетя, я, как вы ввдите, на работе, быстро давайте, чего еще?
Жмитесь к стеклу капитанских рубок, мачта — не мачта, сосны обрубок, и не смотрите — я тонок, хрупок, вдруг я не выдержу, не смогу, если не справлюсь — ищите летом, будет несложно идти по следу — глупый прозрачный нелепый слепок на нерастаявшем зря снегу.
Мир исчезает с тяжелым боем, вот я стою теперь перед боем с нежной невнятной своей любовью и одиночеством впопыхах. Все разлетелись — куда угодно, милая, ты же теперь свободна, вот твоя целая четверть года — хоть запечатай ее в стихах.
В дом не зайдешь — пустовато в доме, все разбежались и каждый в доле, солнце распахивает ладони, дышит не-жаренным миндалем. Слышишь, твори, завывай, бесчинствуй, делай что хочешь, кричи речисто, воздух прозрачный и пахнет чисто, вроде как будто бы тмин да лен.
Может быть, стоило быть со всеми, там, где веселые бродят семьи, там, где в земле прорастает семя, там, где пушистый и теплый плед? К черту все глупые отговорки, там вдалеке завывают волки… Бог засмеялся легко и звонко, будто ему восемнадцать лет.
Что еще нужно — такая малость, просто уловка — а я поймалась, Бог засмеялся, земля сломалась, волки ушли, утекла река. Где я? Куда я? Отшибло память, крепко хватаюсь за божий палец, нужно держаться, я засыпаю на загорелых его руках.
Здравствуйте. Лучше не будьте с нами, с нами вы станете просто снами, теплым совочком воспоминаний, тающей искоркой в угольке. Здравствуйте, долго я вас встречаю, что ж вы стесняетесь, может, чаю? И улыбаюсь, не замечая Бога, заснувшего в уголке.“

„Так начинались мои ментальные путешествия. Сначала смутно, а потом лучше я видел новые места, города, страны. Жил там, встречался с людьми, заводил друзей. В это трудно поверить, но они мне столь же дороги как моя семья и столь же реальны.“

„Такие слишком медовые эти луны, такие звезды — острые каблуки, меня трясет от каждого поцелуя, как будто губы — голые проводки, а мне бы попивать свой чаек духмяный, молиться молча каждому вечерку, меня крутили, жили, в ладонях мяли и вот случайно выдернули чеку, за это даже в школе бы физкультурник на год освободил от своей физры, меня жует в объятьях температурных, высинивает, выкручивает навзрыд, гудит волна, захлестывает за борт, а в глазах тоска, внутри непрерывный стон, но мне нельзя: апрель — у меня работа и курсовик пятнадцатого на стол.
Играю свои безвьшгрьшгные матчи, диктую свой отточенный эпилог, чтоб из Москвы приехал прекрасный мальчик и ткнулся носом в мой обожженный лоб. А дома запах дыма и вкус ванили, а дом-то мал и грязен, как я сама, а мне не написали, не позвонили, не приоткрыли тайные закрома. Таскаюсь по проспектам — как будто голой, да вот любой бери меня не хочу — и город цепко держит клешней за горло, того гляди задушит через чуть-чуть, приду под вечер, пью, залезаю в ванну, как тысячи таких же, как я, девиц, а что у вас немедленно убивало, здесь даже не хватает на удивить.
И это не любовь — а еще покруче, все то, что бьет наотмашь, издалека. Такие слишком синие эти тучи, такие слишком белые облака.
Ребята, мой плацдарм до травинки выжжен, разрытые траншеи на полдуши. Ребята, как же я вас всех ненавижу, всех тех, кто знает, как меня рассмешить. Вы до конца на мне затянули пояс, растерли закостенелое докрасна, а после — все, свободна, билет на поезд, и поезжай в свой Питер. А в нем весна.
Но мне в большом пакете сухпай на вынос отдали, нынче кажется, все на свете, мне б успокоить это, что появилось, хоть выносить, оставить в себе до смерти. Да вы богатыри — ведь пробить непросто махину эту — а по последней версии, сто шестьдесят четыре живого роста, полцентнера почти неживого веса. Да, я вернусь когда-нибудь, да, наверно, опять вот так, минуточкой, впопыхах, но у тебя очки и немножко нервно, и волосы — специально, чтоб их вдыхать.
И как я научилась при вас смущаться и хохотать до привкуса на губах, как вы так умудряетесь помещаться в моей башке, не большей, чем гигабайт? В моих руках, продымленных узких джинсах, в моих глазах, в прожилочках на висках — как удалось так плотно расположиться и ни на миг на волю не отпускать? А жизнь совсем иначе стучит и учит — не сметь считать, что где-нибудь ждут-грустят. Как вы смогли настолько меня прищучить, что я во сне просыпаюсь у вас в гостях? Ведь я теперь не смогу уже по-другому, закуталась в блестящее волокно. Такие слишком длинные перегоны, такой свистящий ветер через окно.
Уйдите и отдайте мое хмельное, земное одиночество, мой фетиш. А может быть, я просто немножко ною, чтобы проверить, все ли ты мне простишь.“

„Чему учит нас история религий? Что они повсюду раздували пламя нетерпимости, устилали равнины трупами, поили землю кровью, сжигали города, опустошали государства; но они никогда не делали людей лучше.“

„Если ты выстроишь своему родному городу не высокие здания, а сделаешь выше его граждан — ты будешь его величайшим благодетелем: пусть лучше в низких домах живут высокие сердца, нежели в высоких зданиях гнездятся низкие, мелкие души.“

„Террор — это самое последнее дело, для государственного ранга тем более. Для человека террор — это последнее, а чтобы возвести его в ранг государственной политики, это вообще надо быть параноиком. И стоит ли мне, и моему правительству, нашему молодому государству опускаться до уровня российского руководства, отвечать на террор террором? Но сейчас сложились реалии таковые: почему-то если совершается террор, диверсии, провокации, ложь, насилие над чеченским народом великодержавной Россией, то это неизвестно как называется, борьба с мифическими такими бандитами. Если эти действия переносятся на территорию России, сразу пропаганда российская идет — вот террор чеченский, террористы, дудаевский террор. Я заявлял и еще раз заявляю, что перенесения военных действий на территорию России не только не является террором, а является уже закономерностью, и даже на зависящей от меня, хочу я того или нет. Триста тысяч мужчин от 17 до 50-летнего возраста, оставшиеся без средств существования, без работы и вообще без права на жизнь, которые приобретают вот уже несколько лет исключительно только одну военную профессию. Мне их удержать в этом пятачке уже нет никаких сил. Эта война имеет и будет иметь далеко идущие последствия и продолжения, и поведения России, руководства России, которое питается сейчас старыми меркантильными интересами и привычками руководить, якобы вот сейчас мы чеченцев с городов выгоним, вот они пойдут в горы, в горах мы их авиацией добьем. Наши сыны очень хорошо умеют воевать в городах, от гор мы уже отвыкли, а вот в городах умеем воевать блестяще. Я откровенно говорю, нам нужно продолжения войны с Россией. Или мы сгорим вместе с Россией дотла, но вместе с нами сгорит и Россия, или мы вместе будем выходить из этого положения, которое навязала Россия. Середины между нами нет. Шанс, где Россия могла опомниться почти уже уходит. Как только эта ситуация выйдет из моего контроля, тогда пусть трепещит Россия. Я посмотрю как защищают российские военные свои города, которые они крушат с такой яростной силой у нас, и населенные пункты. К счастью России и мира сейчас, что ситуация еще контролируемая. Но я нисколько не буду огорчен, если этот процесс будет выходить из-под моего контроля, нисколько.“

„Я, как и мой город, нахмурен“

„Уединение нужно искать в больших городах.“

„Этот, спрошенный, какой город хорошо живет, отвечал: «В котором живут по закону, а несправедливых наказывают.»“

„Это просто удивительно, какое огромное наслаждение можно получать почти от всего, что существует в жизни. Нет ничего упоительнее, чем принимать и любить все сущее. Можно получать удовольствие почти от любой пищи и любого образа жизни: деревенской тиши, собак, проселочных дорог; от города, шума, толпы, грохота машин. В одном случае вас ждет покой, возможность читать, вязать, вышивать и ухаживать за растениями. В другом – театры, картинные галереи, хорошие концерты и встречи с друзьями, которых иначе вы видели бы редко. Я счастлива сказать, что люблю почти все.“

„Что может нас изменить? Другая одежда, особенно принципиально новый её стиль или фасон. Новая причёска. Женщину — макияж. Вообще любые перемены в имидже, все заметные аксессуары, начиная с головных уборов и заканчивая автомобилем. Нас меняет время. Мы становимся другими с возрастом, и мы становимся другими потому, что жизнь вокруг тоже меняется, а мы вынуждены под неё подстраиваться… Ещё нас меняет окружение. Семья, коллектив на работе, друзья, общество, в котором мы вращаемся, город и страна, в которых мы живём. Меняют нас обстоятельства, в которые мы попадаем. Очень сильно меняет нас любовь. И ненависть тоже меняет. И счастье, и страх, и стрессовые ситуации. Нас меняет успех и разочарование, меняет благополучие и пережитые трагедии, меняют новые знания, книги, фильмы…
Всё это так и в то же время, всё это совсем не верно. Потому что на самом деле существует лишь одна причина для перемен — мы сами. По-настоящему мы можем измениться только тогда, когда сами этого захотим.“

„Мы живем в мире, где наша социальная система старая, наш язык старый, способы приобретения товаров и услуг устарели, наши города наносят ущерб нашему здоровью, хаотичны и являются огромной тратой ресурсов, а больше всего нашей политики и ценности больше не служат нам.“

„Чем короче у девушки юбка, тем провинциальней город.“

„мне нравится с ней:
— взахлёб какой-то нелепый спор
— переходить альпы и переплывать босфор
— обедать, ужинать, завтракать = просто есть
— шёпотом едким болтать про чужих невест
— кататься по городу, чайников матеря
— осознавать, что уже одиннадцатое октября
— кофе варить с поцелуями пополам
— на антресоли сваливать какой-то ненужный хлам
— обсуждать военные действия плана бэ
— делать горячие бутерброды и канапе
— в кинотеатрах смущать и охрану, и темноту
— слизывать кровь, размазанную по рту
— хлопать дверью (от ревности) и в ладоши (от сча)
— делать зарубки ножом на обоих плечах
— играть в дурака, но проигрывать каждый раз
— пить: чаще — бароло и кьянти, реже — шираз
— шипеть друг на друга, как змеи, тайком от всех
— малину искать в разбухшем за ночь овсе
— читать порносказки, которые я пишу
— считать, что лучше тормоза, чем парашют,
никто пока (даже ангелы) не сочинил
— машинку стиральную то ломать, то чинить
— заставлять её надевать: очки и кольцо
— смотреть в окошко = видеть то снег, то сон
— читать: афиша, афиша-еда и афиша-мир
— в самолётах рот ей крепче сжимать: «не шуми…»
— знакомиться с теми, кто «был до неё с тобой»
— носить погоны *бабник* и *пиздобол*… — любить её так, что сердце крошится в хлам
— да! кофе? варить!
с поцелуями.
пополам.“

„Кривой Рог — город, в котором, я родился и вырос. Хотя вырос я не очень сильно.“

„Хитрость и проделки портных известны всем, и рассказы о них часто увеселяют различные собрания. Но когда в одном из таких собраний стали рассказывать разные истории о вороватых портных, сидевший среди собравшихся славный воин из Туркестана заявил, что нет на всей земле такого портного, который мог бы его, тюрка, обмануть. Все засмеялись, но воин упорствовал и в конце концов сказал:
— Хорошо! Назовите мне самого хитрого в вашем городе портного, и пусть он попробует у меня что-нибудь украсть!
Предвидя потеху, ему дали адрес такого портного, и воин поспорил с собравшимися на своего скакуна, что жулик у него ничего не урежет.
На следующий день воин купил отрез дорогого атласа и отправился в мастерскую этого портного и заказал ему кафтан, который бы обтягивал его плечи, а книзу расширялся, чтобы не стеснять движений в бою.
Как только он переступил порог мастерской, портной стал болтать без умолку. К тому времени, когда нужно было кроить атлас, он уморил заказчика своими байками, и тот от смеха закрыл глаза. Заметив это, портной ловко отхватил кусок атласа и сунул его в ящик стола. Продолжив затем свою работу, он без конца сыпал шутками, прибаутками и весёлыми сказками, и заказчик даже задыхался от смеха, но всё равно просил портного продолжать свои рассказы. Портной же каждый раз, когда воин впадал в раж и закрывал глаза, отрезал и прятал куски принесённой им ткани.
И наконец он сказал воину:
— Знаешь, от моих историй обычно ничего хорошего не бывает. Вот и твой кафтан почему-то выходит тесным из-за твоего смеха!
А ведь воин, которого так легко обманул портной, ещё и лишился своего скакуна!
Бейт:
О люди, смейтесь в меру, а иначе
Весёлый смех ваш будет горше плача.“

„В городе [Припять] работает охрана, чтобы не воровали металл, но его итак почти не осталось. Обыкновенные перила в жилых домах, все спилено. Ранее опечатанные квартиры теперь с выломанными дверями. Растащили все. Люди — животные, не имеющие ни страха, ни уважения, ни сочувствия. Лишь только блеск выгоды в глазах.“

„Ленин был доставлен немцами в Россию точно так же, как доставляют флакон с микробами тифа или холеры, который опорожняется в водопроводную систему большого города. И эта операция увенчалась полным успехом.“

„Ненасытная жадность, проникшая в души,
их мертвит и сжигает, калечит и сушит.
Жадный чахнет, желтеет и сохнет от муки,
он не спит, домогаясь богатства и власти,
к недоступному тянет дрожащие руки…
Но разумный не станет рабом этой страсти.
Жадный сам себя мучит, своею рукою,
не получит ни радости он, ни покоя,
ибо алчность плодит пустоту и невзгоды,
алчность хуже чумы и страшнее проказы.
Ни арабы мои, ни другие народы
не спаслись от прилипчивой этой заразы.
Что ты землю несытыми взглядами меришь?
Не томись. Удовольствуйся тем, что имеешь.
Твой недуг — сребролюбье. Ты жадностью болен.
Эта мука тебя истерзает, изгложет.
Если ты достояньем своим недоволен,
то все золото мира тебе не поможет.
Если ты ненавидишь людей, одинокий
захлебнешься, утонешь в грехе и пороке.
Ты напрасно жилище просторное ставишь.
Неизбежная смерть по-иному рассудит -
ты убогого склепа хозяином станешь,
а добро, что копил ты, разграблено будет.
Смертный! Юность прошла, ее нет и в помине.
Да пройдут и тщеславье твое, и гордыня.
Твой дворец обернется обителью плача,
все разрушено и обесславлено будет.
Все, что ты собирал, крохоборствуя, пряча
от враждебного глаза, разграблено будет.
Понадейся на завтра — дождешься обмана,
ибо Время изменчиво, непостоянно.
Избегай недоверья, сомнений безумных,
поступай справедливо — отхлынут печали.
Когда смотришь на город, веселый и шумный,
помни: кладбище это, где скорбь и молчанье.
Видел я: благородный склонялся покорно
перед волей ничтожного. Нет, не позорна
эта слабость, смиренное это деянье.
Но позорно стократ, если здесь, в наше время,
бедных, сирых, отверженных без состраданья
обирают хапуги… Презренное племя!
Избегай сребролюбца — снаружи он кроткий.
Что гнуснее его осторожной походки?
Избавляйся от скряги! Он хуже, чем язва,
он опасней чумы и противней чесотки.“

„Люди ко мне влекутся: одним кажется, что я еще не умею любить, другим — что великолепно и что непременно их полюблю, третьим нравятся мои короткие волосы, четвертым, что я их для них отпущу, всем что-то мерещится, все чего-то требуют — непременно другого — забывая, что все-то началось с меня же, и не подойди я к ним близко, им бы и в голову ничего не пришло, глядя на мою молодость.
А я хочу легкости, свободы, понимания, — никого не держать и чтобы никто не держал! Вся моя жизнь — роман с собственной душою, с городом, где живу, с деревом на краю дороги, — с воздухом. И я бесконечно счастлива.“

„Я не понимаю этой игры, я не понимаю этого города, Голливуда! Я не понимаю их правил, я знаю только одно — они мне не нравятся!“

„Кутаясь в шаль, Маша дышала в открытую форточку и говорила, что всё это нестерпимо, что нужно уезжать, просто бежать из этого города и из этой страны, спасаться, что здесь вся жизнь ещё идёт по законам первобытного леса, звери должны всё время рычать, показывать всем и вся свою силу, жестокость, безжалостность, запугивать, забивать, загрызать, здесь всё время нужно доказывать, что ты сильнее, зверинее, что любая человечность здесь воспринимается как слабость, отступление, глупость, тупость, признание своего поражения, здесь даже с коляской ты никогда в жизни не перейдёшь улицу, даже на зебре, потому что тот, в машине, сильней, а ты слабее его, немощнее, беззащитнее, и тебя просто задавят, снесут, сметут, размажут по асфальту и тебя и твою коляску, что здесь идёт испокон веков пещерная, свирепая схватка за власть, то тайная, тихая, и тогда убивают потихоньку, из-за спины, вкрадчиво, то открытая, явная, и тогда в кровавое месиво затягиваются все, нигде тогда не спрятаться, не переждать, везде тебя достанет топор, булыжник, мандат, и вся страна только для этой схватки и живёт тысячу лет, и если кто забрался наверх, то для него те, кто внизу — никто, быдло, кал, лагерная пыль, и за то, чтобы остаться там у себя, в кресле, ещё хоть на день, хоть на минуту, они готовы, не моргнув глазом, перерезать глотку, сгноить, забить сапёрными лопатками полстраны, и всё это, разумеется, для нашего же блага, они ведь там все только и делают, что пекутся о благе отечества, и всё это благо отечества и вся эта любовь к человечеству — всё это только дубинки, чтобы перебить друг другу позвоночник, сначала сын отечества бьёт друга человечества обломком трубы по голове, потом друг человечества берёт сына отечества в заложники и расстреливает его под шум заведённого мотора на заднем дворе, потом снова сын отечества выпускает кишки другу человечества гусеницами, и так без конца, никакого предела этой крови не будет, они могут натянуть любой колпак — рай на небесех, рай на земле, власть народа, власть урода, парламент, демократия, конституция, федерация, национализация, приватизация, индексация — они любую мысль, любое понятие, любую идею оскопят, выхолостят, вытряхнут содержимое, как из мешка, набьют камнями, чтобы потяжелее было, и снова начнут махаться, долбить друг дружку, всё норовя по голове, побольнее, и куда пойти? — в церковь? — так у них и церковь такая же, не Богу, но кесарю, сам не напишешь донос, так на тебя донесут, поют осанну тирану, освящают грех, и чуть только кто попытается им напомнить о Христе, чуть только захочет внести хоть крупинку человеческого, так его сразу топором по голове, как отца Меня, всё из-под палки, всё, что плохо лежит, в карман, лучше вообще ничего не иметь, чем дрожать и ждать, что отнимут завтра, всё напоказ, куда ни ткни, всё лишь снаружи, всё обман, а внутри пустота, труха, как сварили когда-то ушат киселя, как засунули его в колодец, чтобы обмануть печенегов, вот мол, смотрите, нас голодом не заморишь, мы кисель из колодца черпаем, так с тех пор десять веков тот кисель и хлебают, всё никак расхлебать не могут, земли же согрешивши которей любо, казнить Бог смертью, ли гладом, ли наведеньем поганых, ли ведром, ли гусеницею, ли инеми казньми, аще ли покаявшеся будем, в нем же ны Бог велить жити, глаголеть бо пророком нам: «Обратитеся ко Мне всем сердцем вашим, постом и плачем», — да аще сице створим, всех грех прощени будем: но мы на злое ъзращаемся, акы свинья в кале греховнемь присно каляющеся, и тако пребываем, посади цветы — вытопчут, поставь памятник — сбросят, дай деньги на больницу для всех — построит дачу один, живут в говне, пьянстве, скотстве, тьме, невежестве, месяцами зарплату не получают, детям сопли не утрут, но за какую-то японскую скалу удавятся, мол, наше, не замай, а что здесь их? — чьё всё это? — у кого кулаки крепче, да подлости больше, тот всё и захапал, а если у тебя хоть немного, хоть на донышке ещё осталось человеческого достоинства, если тебя ещё до сих пор не сломали, значит, ещё сломают, потому что ни шага ты со своим достоинством здесь не сделаешь, здесь даже просто бросить взгляд на улицу — уже унижение, ты должен стать таким, как они, чтобы чего-то добиться, выть, как они, кусаться, как они, ругаться, как они, пить, как они, здесь всё будто создано, чтобы развращать, тому дай, этому сунь, а не дашь и не сунешь, так останешься, мудак, с носом, сам виноват, кто не умеет давать, тот ничего не получает, кому нечего воровать, тот ничего не имеет, кто хочет просто честно жить и никому не мешать, тот и вздоха не сделает, и если ты, не приведи Господь, не такой, как они, если есть в тебе хоть крупица таланта, ума, желание что-то узнать, открыть, изобрести, написать, сотворить или просто сказать, что ты не хочешь быть среди этих урок, что ты не хочешь принадлежать ни к какой банде, ты сразу станешь у них шибко умным, тебя заплюют, затрут, обольют помоями, не дадут тебе ничего сделать, убьют на дуэли, заставят жрать баланду во Владимирской пересылке, стоять у метро с пачкой сигарет и бутылкой водки, сожгут твою библиотеку, в школе твоего ребёнка затравят прыщавые ублюдки, в армии доведут сына до того, что не только себе пустит пулю в рот, но ещё и пятерых заодно уложит.
— Здесь нечего больше ждать, — повторяла Маша, закрыв глаза, сжимая ладонями виски, — на этой стране лежит проклятие, здесь ничего другого не будет, никогда не будет, тебе дадут жрать, набить пузо до отвала, но почувствовать себя человеком здесь не дадут никогда, жить здесь — это чувствовать себя униженным с утра до ночи, с рождения до смерти, и если не убежать сейчас, то убегать придётся детям, не убегут дети, так убегут внуки. («Взятие Измаила»)“

„Счастье — это когда у тебя есть большая, дружная, заботливая, любящая семья в другом городе.“

„Я думаю, что главными ценностями, как я себе представляю, в моей жизни были ценности эстетического порядка, то есть узнавание того, что было создано культурой до меня. Это единственная постоянная вещь, которая вас не покидает. Это единственное, на что
можно рассчитывать. Это книги, это музыка, это до известной степени живопись, архитектура, хотя она как раз больше всех и страдает. Кому, что я оставлял позади? Практически все. Я оставлял людей, я оставлял страны, иногда по воле обстоятельств, иногда по своей
собственной воле. Всякий раз это было сопряжено, естественно, с психологическими травмами, но это та цена, которую платишь за движение, как я понял впоследствии. В тот момент, когда эту цену приходилось платить, тогда я этого не понимал. Жизнь есть процесс для меня более или менее линейный, и человек все время от чего-то уходит. Он уходит из дому, он уходит от семьи, он уходит от родителей, он уходит из гнезда, он уезжает из своего города, он уезжает из своей страны и т. д. На первом этапе, в первой половине своей жизни, человек, который движется таким образом, испытывает на себе тяготение, закон тяготения то есть, — его тянет назад и т. д., но чем дальше он отходит или отделяется от естественной для него среды, тем больше и больше, с какого-то момента, он начинает чувствовать, что на него начинают действовать иные законы тяготения. Тяготения вовне. То есть человек становится автономным телом, которое уже не вернуть никак, какую кнопку ни нажми, вернуться уже нельзя.“

„Наличие хорошего врача в городе — благодеяние Господне.“

„«Я очень сожалею о том, что должен предписывать отобрание произведений труда, заключение в тюрьму, изгнание, каторгу, казнь, войну, т. е. массовое убийство. но я обязан поступить так, потому что этого самого требуют от меня люди, давшие мне власть», говорят правители. «Если я отнимаю у людей собственность, хватаю их от семьи, запираю, ссылаю, казню, если я убиваю людей чужого народа, разоряю их, стреляю в городах по женщинам и детям, то я делаю это не потому, что хочу этого, а только потому, что исполняю волю власти, которой я обещал повиноваться для блага общего», говорят подвластные. В этом обман лжеучения государства. Только это укоренившееся лжеучение дает безумную, ничем не оправдываемую, власть сотням людей над миллионами и лишает истинной свободы эти миллионы. Не может человек, живущий в Канаде или в Канзасе, в Богемии, в Малороссии, Нормандии, быть свободен, пока он считает себя (и часто гордится этим) британским, североамериканским, австрийским, русским, французским гражданином. Не может и правительство, призвание которого состоит в том, чтобы соблюдать единство такого невозможного и бессмысленного соединения как Россия, Британия, Германия, Франция — дать своим гражданам настоящую свободу, а не подобие ее, как это делается при всяких хитроумных конституциях, монархических, республиканских, или демократических. Главная и едва ли не единственная причина отсутствия свободы — лжеучение о необходимости государства. Люди могут быть лишены свободы и при отсутствии государства, но при принадлежности людей к государству не может быть свободы.“

„Мой сын живет с матерью в Лондоне, так что я никогда не оставлю этот город. Я лондонец в сердце, и я не перееду, пока мой сын не станет достаточно взрослым, чтобы путешествовать вместе со мной.“

„Если мы ничего не требуем, розы краснее для нас, чем для других, трава зеленее, солнце ярче. Блаженны, кто ничего не ждет, ибо они обретут города и горы; блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Пока мы не поймем, что вещей, окружающих нас, могло не быть, мы не поймем, что они есть. Пока мы не увидим тьмы, мы не оценим света. Когда же мы увидим ее, свет покажется нам ослепительным, неожиданным и прекрасным. Одна из бесчисленных и диких шуток истины — в том, что мы не узнаем ничего, пока не поймем своего невежества.“

„Худший враг не мог бы нам столько вреда принести, сколько он принес своими кошмарными расправами, расстрелами, предоставлением солдатам права грабежа городов и сел. Все это он проделывал от имени нашей советской власти, восстанавливая против нас все население. Грабеж и насилие — это была сознательная военная тактика, которая, давая нам мимолетный успех, несла в результате поражение и позор.“

„Я тебе так скажу: импотент не может руководить ни государством, ни областью, ни городом — вообще ничем. Потому что когда теряется интерес к женщинам, теряется интерес к жизни, а без интереса к жизни человек уже ни на что не способен.“

„Чаще всего люди покидают маленький город, чтобы мечтать туда вернуться. А другие остаются, чтобы мечтать оттуда уехать. Рэнт хотел сказать, что несчастны все и везде.“

„Мы Metallica, мы приезжаем в город, «рвем его в клочья» и уезжаем. Так мы и начинали: нам по 17-18 лет, у нас есть, что сказать, так что слушайте нас или мы будем играть громче и быстрее!“

„Не всё было так романтично. У меня не было комнаты в общаге, поэтому я спал на полу в комнатах друзей, я сдавал бутылки Колы по 5 центов, чтобы купить еду и ходил за 7 миль через весь город каждый воскресный вечер, чтобы раз в неделю нормально поесть в храме кришнаитов. Мне он нравился. И много из того, с чем я сталкивался, следуя своему любопытству и интуиции, оказалось позже бесценным.“

„Люди должны жить с достоинством. Достоинство — это уважение к семье, к самому себе, это опрятность, это наша одежда, одежда нашего города. Не выработается у людей достоинства в грязи — в этом случае человек не уважает сам себя. И существование человека как определенной ценности — уничтожается“

„Как враги, обложившие город и осаждающие его извне, когда возбуждают в нем междоусобную брань, тогда и одерживают победу, так и оскорбляющий, если не возбудит в нас самих страсти, не в состоянии будет преодолеть нас, если мы сами не воспламенимся, то он не будет иметь никакой силы.“

„Москва – красивый город. Но это какое-то нагромождение кирпича.“

„Элвис, вы, наверное, слышали, что рок-н-ролл был объявлен вне закона на прошлой неделе в городах Северной Калифорнии. Люди говорят, что это способствует преступности среди несовершеннолетних. Я уверен, что вы не согласны с этим.
— Разумеется, нет! Я не согласен. Не только потому, что я это исполняю, а и потому, что это не соответствует действительности. Рок-н-ролл — музыка. Как музыка может способствовать преступности среди несовершеннолетних? Если люди собираются нарушить закон, они это сделают, даже если слушают сказки Матушки Гусыни. Рок-н-ролл тут вообще ни при чем.“

„Выключили электричество, и в городе воцарилась полная тишина.
Оказывается, звуки исходят не от людей.
Они уже давно-давно молчат.“

„Не говори мне, что такой-то восседает на колеснице, высоко поднимает брови и окружен толпой телохранителей… Нет, покажи мне отличие начальника не в этом, но в его состоянии по душе, то есть управляет ли он своими страстями, побеждает ли недуги [сердца] : например, обуздывает ли пристрастие к деньгам, укрощает ли ненасытимую любовь плотскую, не сохнет ли от зависти, не возмущается ли сильной страстью тщеславия, не боится ли и не трепещет ли бедности или неблагоприятной перемены, не умирает ли от этого страха. Такого покажи мне начальника: вот это — власть. Но если он, управляя людьми, сам раболепствует страстям, о таком я скажу, что это раб больше всех людей… А кто сбросил с себя эту власть, не увлекается злыми пожеланиями и не страшится, не трепещет безрассудно нищеты и бесславия и прочих неприятностей настоящей жизни, того, хоть он одет в рубище, сидит в тюрьме и закован в цепи, назову начальником, и свободным, и царственнее царей. Такая власть не покупается за деньги и не имеет завистников, ее не знают ни язык злоречивого, ни глаз зложелателя, ни ухищрения коварных, нет, живя как бы в неприступном убежище любомудриия, она всегда остается неодолимой и не уступает не только другим обстоятельствам, но и самой смерти. Это доказывают мученики: тела их разрушились и обратились в прах и пыль, но власть каждый день живет и действует: прогоняет демонов, искореняет недуги, возбуждает целые города и ведет сюда [в церковь] народ. Сила этой власти не только при жизни обладающих ею, но и по смерти такова, что не по принуждению, а по доброй воле и с охотой все идут сюда и нисколько не утомляются продолжительностью“

„Вы спрашиваете, как Господь может попускать такое несчастье (войну) людям, где же благое Его учение? — На бумаге. Если бы оно было начертано в сердцах человеческих, люди жили бы в мире. Насколько бессмысленно призывать жителей города, в котором свирепствует чума: «Станьте здоровыми!», настолько же бессмысленно кричать: «Мир! Мир!», а жить в греховной нечистоте и безнравственности. Здоровье само придет в город, когда он будет очищен от грязи и чумной заразы, и мир придет к народам, когда они очистятся от чумы безверия и греха. А иначе на наши крики: «Мир! Мир!»“

„…Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский…“

„Знания — это город, в строительство которого каждое человеческое существо вносит свой камень.“

„Мужествен не только тот, кто побеждает врагов, но и тот, кто господствует над своими страстями. Некоторые же царствуют над городами и в то же время являются рабами женщин.“

„Сейчас уже никто не помнит, но Сталин к фронтовикам относился очень негативно. Сам День победы начали праздновать только при Брежневе, а ветеранам, потерявшим на войне руки и ноги, в 1950-е годы вообще запрещалось селиться в крупных городах. Поэтому, с моей точки зрения, Сталин и Победа – это вещи абсолютно не связанные. Просто так исторически совпало, что мы победили во время правления Сталина.“

„Припять. Основан он был в 1970-м году, это был один из самых бурно развивающихся городов того времени. Это уникальное явление — город, родившийся в Союзе и сохранивший Союз в себе. СССР здесь никогда не умирал. Он жил, жив и жить будет всегда. Большой интерес для меня Припять представляла тем, что это последнее место, где я смогу прикоснуться к этому прошлому и увидеть его именно таким, каким оно было. Потому что там это прошлое законсервировано навсегда. Это самое уникальное место в мире. Пробираясь через густые колючие рощи в заброшенную школу, я увидел там десятки агитплакатов, мотивирующих детей учиться, становиться лучше и совершенствоваться. Плакаты, пропагандирующие верить в партию и ее могущество, в ее добродетель, это непередаваемое ощущение. На мгновение мне стало им завидно. Он верили в светлые краски своего, казалось бы, несуществующего будущего. Мы же не верим даже в свое настоящее.“

„Кто жалуется на жизнь? Тот, кто жить не умеет. Господи, как хорошо вокруг. Уехал из города: лес, река, воздух. Сам себе всё добываешь, живёшь на всем собственном, своя вода, своя собака, своя еда. Как хорошо!
Конечно, если лезешь в город к людям, и морду набьют, и ограбят, и надуют, и убьют. Ну, что же ты хочешь? За компанию надо платить.“

„Питер… особый воздух, атмосфера и настроение. Это город, прячущий в закоулках двустворчатые окошечки, расположенные у самой земли, старинные обветшалые здания и ветхие особнячки. Здесь можно встретить «Булочные», от которых веет ароматом свежевыпеченного хлеба, и трактир с прекрасной русской кухней и музыкой. Прогулка по Питеру – все равно что прочтение дневника жизни. Северный порыв ветра сдувает с тротуара снежную «простынь», а заодно проникает в душу, заигрывая с чувствами и воспоминаниями. В Москве все дни как нити большого клубка, который катится без остановки. В Питере время более уважительно относится к жителям и туристам. Это особо хорошо заметно на лицах людей. Они эмоциональные, спокойные, задумчивые, веселые, печальные… В них нет напряжения и безоглядности на мир…“

„Государь, чей город хорошо укреплен, а народ не озлоблен, не может подвергнуться нападению.“

„Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! У неё есть своя душа, своя жизнь…“

„А так как стены и окна рано или поздно могут свести с ума человека, который много читает и много мечтает, то обитатель этой комнаты привык каждую ночь высовываться из окна, чтобы хоть краем глаза увидеть нечто, не принадлежащее земному миру с его серыми многоэтажными городами.“

„Сколь многие из нас способны отличить запахи полудня и ночи? Зимы и лета? Ветреного или спокойного воздуха? Человек настолько несчастнее в городе, чем в сельской местности, потому что все эти нюансы и разнообразие запахов, звуков и образов гораздо менее отчётливы в повсеместном единообразии серых стен и цементных тротуаров.“

„Каждый из нас должен задаться вопросом: сделал ли я все от меня зависящее, чтобы обеспечить стабильный мир и процветание в моем городе, в моей стране?“

„Мы не любим города, мы любим себя в этих городах.“

„Всякие бывают люди на свете, всякие бывают деятели на свете. Есть люди, о которых не скажешь, кто он такой, то ли он хорош, то ли он плох, то ли мужественен, то ли трусоват, то ли он за народ до конца, то ли он за врагов народа. Есть такие люди и есть такие деятели. Они имеются и у нас, среди большевиков. Сами знаете, товарищи, семья не без урода. О таких людях неопределённого типа, о людях, которые напоминают скорее политических обывателей, чем политических деятелей, о людях такого неопределённого, неоформленного типа довольно метко сказал великий русский писатель Гоголь: «Люди, говорит, неопределённые, ни то, ни сё, не поймёшь, что за люди, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан». О таких неопределённых людях и деятелях также довольно метко говорится у нас в народе: «так себе человек — ни рыба, ни мясо», «ни Богу свечка, ни чёрту кочерга.»“

„Граффити — это татуировки города.“

„Люди воображают, что находятся в обществе, когда сходятся в городах или в других огороженных местах. Как будто тесниться один к другому, сбиваться в кучу, держаться стадом, как бараны, – означает жить в обществе.“

„Взять город приступом, выслать посольство, царствовать над народом — все это блестящие деяния. Смеяться, любить и кротко обращаться со своей семьей, не противоречить самому себе — это нечто более редкое, более сложное и менее заметное для окружающих.“

„Раньше я чувствовала себя одинокой… в собственных мыслях. У меня было постоянное чувство, что я думала иначе, чем все остальные. Мне было одиноко в своём родном городе. Я не знала, где я хотела быть, но я знала, что ещё не была там. Я думаю, что это одиночество придало тёмный оттенок всему, что я сделала потом.“

„Я шёл по дороге с двумя приятелями, вдруг солнце зашло и все небо стало кровавым, при этом я как будто почувствовал дыхание тоски. Я задержался, опёрся на балюстраду моста смертельно усталый. Над чёрно-голубым фьордом и городом висели клубы кровавого пара. Мои приятели пошли дальше, а я остался с открытой раной в груди. Громкий, бесконечный крик пронзил окружающую природу.“

„Я снова жду осенних холодов,
Мне кажется они уже подули,
И осень начинается в июле
Внезапным увяданием садов.
Мы не заметили, как нас обманули
Ослепшие в пещерах городов.“

„Хочешь встретить себя? Поезжай в чужой город.“

„Мудрость поможет мудрому лучше, чем в городе десять могучих.“

„Всего в часе езды от большинства крупных городов всегда можно найти доступную по цене недвижимость. Нужно найти район, который растет в цене, и со временем собственность попадет под переоценку. К моменту ухода на пенсию эти три дома будут приносить стабильный доход — намного более надежный, чем взаимный фонд.“

„«Молодой человек должен гордиться своей страной» — часто слышу это требование. Но в каком случае он будет гордиться своей страной? Когда в стране будет справедливый суд. Когда в стране будут красивые города, пусть не роскошные, но прибранные. Когда в стране будут хорошие дороги. Когда в стране не будет бедных. Когда в стране люди будут честно разговаривать в школе, в институте, на работе, в телевизоре, друг с другом. Когда в стране люди будут честно себя вести… Вот тогда молодой человек будет гордиться… Впрочем, почему обязательно именно своей страной? Может быть, просто своим временем?“

„Я вижу город, бешеный, бездушный, но манящий, —
Зовущий меня воздухом, которым дышишь ты…“

„Женщины, которых я убивал, были грязными… это мерзкие проститутки, пакостящие на улицах. Я просто немного очистил город от дряни — вот и все.“

„От одного искреннего движения души летом выпадет иней, обрушатся стены города, расплавятся металл и камень. У лживого человека, даже если он здоров телом, разум все равно погиб. В обществе он всем неприятен. Наедине он сам себе противен.“

„Национальные государства любят войну, города-государства – торговлю, семьи – стабильность, а люди – развлечения.“

„Когда мои драконы вырастут, мы вернем все, что у меня отняли и уничтожим всех, кто навредил мне. Мы сотрем в пыль их армии и обратим в пепел их города.“

„Я человек текста, я не люблю видео, я сам не смотрю ролики, мне все время хочется, чтобы они быстрее шли, для меня это очень медленно. И в каком-то там публицистическом соревновании текстов я, может быть, там и забью всех своих политических противников, но это будет соревнование внутри 3–5% в крупных городах. Хочешь общаться с большими массами людей, нравится тебе это, не нравится, делай видосики.“

„Стоянием города не берут.“

„Аршаулов пригласил Антона осмотреть томские бордели, из которых они вернулись в два часа ночи. Впечатление о городе осталось неблагоприятное: «Томск город скучный, нетрезвый; красивых женщин совсем нет, бесправие азиатское. Замечателен сей город тем, что в нём мрут губернаторы».“

„Что еще Россия, российская власть должны сделать с Украиной, чтобы здесь поняли, что это недружественная страна? Киев захватить? Жечь флаги украинские прямо в центре города и кричать "Долой хохлов!"? Неужели недостаточно того, что уже сделано для понимания этой простой истины?!“

„Даже в самом защищённом городе найдется калитка, через которую пройдет осёл груженный золотом.“

„Я — не расист… В прошлом я разрешал себе огульно обвинять всех белых людей, всю белую расу, и мои слова причинили вред некоторым белым, которые, возможно, не заслуживали такого отношения к себе. Но набравшись религиозных знаний в ходе моего недавнего паломничества в святой город Мекку, я больше не подписываюсь под обвинениями в адрес никакой из рас. Отныне я стремлюсь жить жизнью праведного мусульманина, чтущего Сунну. Я хочу повторить ещё раз, что я — не расист, и не подписываюсь под убеждениями расизма. Я могу заявить со всей искренностью, что я желаю только свободы, правосудия и равенства, жизни, свободы и счастья для всех людей!“

„Меня раздражает, что сейчас люди всё меньше и меньше делятся на мужчин и женщин. Что мужчины не претендуют отличаться от тебя… Настоящий мужчина, прежде всего, щадит женщину. А сейчас всё больше какая-то беспощадность. Хотя, может быть, это Москва. Потому что в других городах люди совсем другие. Даже больницы другие: там к тебе относятся как к человеку. А в Москве всё по-другому.“

„Любовь к тому или иному городу обусловлена чувствами, которые в нем пришлось испытать, а не самим городом.“

„Истекший год был годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства. Перелом этот шел и продолжает идти под знаком решительного наступления социализма на капиталистические элементы города и деревни.»“

„Тот, кто ни разу в жизни не покидал самолёт, откуда города и сёла кажутся игрушечными, кто ни разу не испытывал радости и страха свободного падения, свист в ушах, струю ветра бьющего в грудь, тот никогда не поймёт чести и гордости десантника…“

„Какой печальный город. Невыносимо красивый и такой печальный с тяжело-болезнетворным климатом.“

„В большом городе можно больше увидеть, зато в маленьком — больше услышать.“

„В земле раскопают большой город, благодаря чему люди узнают больше о своем прошлом.“

„Москва, несмотря на многие вещи, которые меня раздражают, все еще мой город. Надо уметь все это отфильтровывать. У каждого человека должны быть фильтры — от спама.“

„В действительности нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнув его разрушению.“

„Москва — это центр, куда собираются все шустрые люди, желающие заработать денег. Но это развратный город. Он очень опасен для молодёжи. Там живет очень наглая молодёжь. …“

„Курск окажется под водой, и весь мир будет его оплакивать… Курск? Город, стоящий вдалеке от большой воды? Только в августе 2000 года стало ясно, о каком «Курске» говорила пророчица…(впервые эта фраза о Курске появилась в «Комсомольской правде». В книгах племянницы Ванги с предсказаниями ее тети ни единого упоминания о Курске нет).“