Цитаты о век

страница 3

„Не кончился еще срок золотого века:
Невольно в наши дни в груди у человека
При виде золота захватывает дух.“

„История человеческого труда и творчества гораздо интереснее и значительнее истории человека, — человек умирает, не прожив и сотни лет, а дело его живет века.“

„В период активной колонизации многих стран Африки и Азии в Новое время две лидирующие в развитии европейские страны, Англия и Франция, также взяли на себя роль цивилизаторов «варварских народов», устанавливая в этих регионах первичные демократические институты, разрабатывая природные месторождения, создавая хозяйственную инфраструктуру, прокладывая дороги, решая противоречия между конфессиями и племенами, борясь с эпидемиями и голодом. Впоследствии эти народы начинали «войны за независимость от угнетателей», которые в прошлом веке закончились победой (то есть официальной независимостью) первых. В итоге, основными характерными чертами жизни стран «победившей независимости» стали нищета, геноцид, тирания регулярно сменяющихся диктаторов и межплеменные войны.“

„Женщина веками играла роль зеркала, наделенного волшебным и обманчивым свойством: отраженная в нем фигура мужчины была вдвое больше натуральной величины.“

„Сатира страшнее проклятья. Не так давно я понял, почему в Средние века правители больше боялись бардов, чем колдунов или ведьм. Предположим, ты прогневал ведьму, и она прокляла тебя. Что произойдет? Сдохнет пара кур, скиснет молоко или кто-то из твоих детей родится с заячьей губой. Ничего такого. Но если ты прогневал барда, он обернет против тебя не проклятие, а сатиру. Он выставит тебя в глазах окружающих тупым жирным словоблудом, и ты надолго останешься таким для своего окружения, своих родных и самого себя. А если тебе попался особенно умелый бард, то и через триста лет после твоей смерти люди будут смеяться над тем, каким нелепым ублюдком ты был при жизни.“

„До конца XVIII века в Европе попросту не существовало понятия «психически больной». Были специальные учреждения — работные дома, где содержались девианты: бродяги, мелкие воришки, попрошайки, карманники. И даже алхимики. Это была группа людей, которые не могут или не желают адаптироваться к социальному режиму — и тем самым мешают его нормальному функционированию. Место, в которое их помещали, было типичным исправительным учреждением.
Но никто не называл этих людей больными. Скорее, это были просто маргиналы, иногда — преступники или «чудаки».“

„Истинно, век наш есть век золотой!
Покупается ныне
Золотом — почесть и власть, золотом — нежная
страсть.
Деньги ныне в цене: почет достается за
деньги,
Дружба за деньги; бедняк людям не нужен
нигде.“

„Информация — это власть. Но, как и с любой властью, есть те, кто хочет присвоить её себе. Научное и культурное наследие мира, опубликованное на протяжении веков в книгах и журналах, всё чаще оцифровывается и блокируется горсткой частных корпораций.“

„Мы были всю жизнь русским народом и когда была советская власть, как-то мы ещё обходились благодаря этому прилагательному: мы — советские люди, мы — советский народ. Но сейчас советской власти нет. Кто мы? Я не понимаю… Россияне? Само слово-то отвратительное. <…> Может и прижилось оно [слово «россияне»], но «россиянка», «россияне» даже чисто вот лингвистически это отвратительно звучит. Но, вполне возможно, что мы были много веков русским народом, а теперь станем россиянами.“

„Скучно век носить одну и ту же картинку и смотреть на неё.“

„корр.: Откуда во время реформы русского языка 50-60-х годов прошлого века в слове «дермо» появился мягкий кончик «ь»? <…“

„Пролетят века, и наступит срок“

„Я думаю, самая главная, самая коренная духовная потребность русского народа есть потребность страдания, всегдашнего и неутолимого, везде и во всем. Этою жаждою страдания он, кажется, заражен искони веков. Страдальческая струя проходит через всю его историю, не от внешних только несчастий и бедствий, а бьет ключом из самого сердца народного. У русского народа даже в счастье непременно есть часть страдания, иначе счастье его для него неполно. Никогда, даже в самые торжественные минуты его истории, не имеет он гордого и торжествующего вида, а лишь умиленный до страдания вид; он воздыхает и относит славу свою к милости Господа. Страданием своим русский народ как бы наслаждается. Что в целом народе, то и в отдельных типах, говоря, впрочем, лишь вообще.“

„Русскому народу определено хранить истины православия "до скончания века" – второго и славного Пришествия Господа нашего Иисуса Христа“

„Если мы возвратимся в семнадцатый век, там было, конечно, гораздо меньше активных учёных и Ньютон там был выделяющейся личностью. Думаю, что большинство ученых могли бы, возможно, сказать, что Ньютон, наверное, был наиболее выдающейся личностью научного интеллекта всех времен. Они бы сказали, что он не просто величайшая личность своего времени, но думаю, они поставили его на первое место среди всех ученых умов.“

„Придумали ли украинский народ? Отчасти да. …за становлением так называемого украинского народного самосознания в XIX веке стояла Австро-Венгрия, и цель её тоже понятна — чисто геополитическая игра: часть нынешней Украины входила тогда в Австро-Венгрию, и было крайне выгодно насадить идейный, философский раскол внутри Малороссии, богатой и очень важной части Российской империи. Это была банальная цель экспансии Австро-Венгрии на Восток. Именно тогда украинская интеллигенция начала проповедовать культ украинского языка, тогда же появилась литература на украинском…“

„Навет ― значит клевета. За эти две тысячи лет прошло очень много судебных процессов, которые в разные века разбирали этот вопрос ― употребляют ли действительно евреи христианскую кровь с ритуальными целями? И я, не имевший возможности изучить эту ритуальную премудрость, все же позволю себе предложить гипотезу о том, как возник кровавый навет, иначе сказать ― кровавая клевета. Я думаю, что он возник в те самые минуты, когда еврейские старшины, а за ними и народ иерусалимский потребовали от римского наместника Пилата, чтобы он распял Христа на кресте. Это и был, по моему мнению, тот первый навет или та первая клевета, которая предрешила все дальнейшее. Христос не имел никаких политических планов. Клевета возымела свои действия и покрылась кровью. Христос был распят. Рим, говоря вообще, был терпимым ко всяким религиям. В этом городе было множество храмов всевозможных вероучений. Все это разрешалось и даже охранялось законом, но за одним исключением. Рим не допускал, чтобы под видом религиозных культов совершались преступления. Несмотря на смерть Христа, христианство стало распространяться, и правоверные евреи продолжали с ним бороться. И продолжали бороться испытанным оружием. Они возвели перед римскими властями обвинение в том, что некая секта еврейская, последователи Христа, употребляют в пищу тело и кровь человеческую. Для проверки они, вероятно, привели римских следователей или сыщиков на тайные христианские собрания.“

„Беда нашего века. Ещё недавно в оправдании нуждались дурные поступки, теперь в нём нуждаются поступки добрые.“

„Я считаю, что Цветаева — это первый поэт XX века. Конечно, Цветаева.“

„Мы живём в таком безумном веке, когда на любой вопрос можно отказаться отвечать по причинам безопасности.“

„На рубеже XVII века в России явился гениальный Царь, исполненный энергии необычайной, силы духа необъятной… Дар силы есть великий дар, но дар опасный: направленная в ложную сторону, она может делать столько же вреда, сколько и пользы, если направлена во благо. <…> Гениальнейший из людей, Пётр был увлечён своею гениальностию. Он взглянул на Европу: открытия, изобретения, вместе с тем утончённость и вольность нравов, приличие, разрешающее и извиняющее порок и разврат, простор страстям человеческим и блеск наружный, — поразили его взор. Он взглянул на Россию: совершающая трудный путь самобытного развития, старающаяся усвоить всё хорошее, но не переставая быть собою, медленно идущая вперёд, признающая народ всегда народом, не одевающая разврата в приличие и благоверность, вовсе не блестящая внешним блеском, исповедующая перед гордой Европой иные, не эффектные начала смирения и духовной свободы, глубоко верующая, тихо молящаяся, показалась Россия Петру невежественною страною, в которой нет ничего хорошего, кроме доброго, отличного народного материала. Пётр не усомнился разом осудить всю жизнь России, всё её прошедшее, отвергнуть для нея возможность самости и народности.“

„Любая жизнь конечна. Что такое человеческая жизнь в сравнении с возрастом Вселенной в 14 миллиардов лет? С этой точки зрения ничто не имеет смысла. Но человек должен иметь внутренний стержень, и каждый выстраивает его для себя. Религия веками хранила культурную традицию. Уже только за это Церковь достойна уважения. Человек изначально один, с возрастом одиночество растет, а знания умножают скорбь. Но вот парадокс. Темного человека можно убедить в чем угодно — даже в том, что Земля лежит на трех китах. Но думающий человек, ученый задается вопросом: как это может быть, где первопричина? И часто приходит к выводу, что у жизни должно быть Начало, а над миром стоит высшая сила. Вера может прийти и с другой стороны: чем сложнее уровень устройства жизни, тем выше вероятность технологического сбоя, и поневоле начинаешь верить в провидение.“

„У каждого века есть своё средневековье.“

„Японские пираты [имеются в виду японские пираты XIII—XVI веков, действовавшие по всему Тихоокеанскому побережью Азии, от берегов Кореи до берегов Индокитая] показали, что мы, японцы, имеем достаточно сил, чтобы стоять в ряду с великими державами. В грабежах, резне, разврате мы отнюдь не уступаем испанцам, португальцам, голландцам и англичанам, пришедшим искать «Остров золота»“

„Под словом Россия вы обязаны понимать то историко-политическое образование, которое, в принципе, свою жизнь видит в захвате, в агрессии, в насаждении себя, в грубых попытках устранения любого инакомыслия. И это традиционно для России уже на протяжении нескольких веков. Она никогда другой и не была. От того, что несколько безумных интеллигентов нарисовали вам Россию как квинтэссенцию каких-то возвышенных мыслей, представлений… это не так. Даже вот это некое освобождение Европы советскими войсками в 1945 году. Давайте вдумаемся, что это было за освобождение. Освободить – это значит дать свободу. А советские войска освобождали государства и страны, чтобы опутать их своей колючей проволокой, насадить свои марионеточные правительства, изолировать, преследовать за инакомыслие и купать эти страны в крови, когда они смели возмущаться. Мы помним венгерские, польские, чешские и все остальные события. Т. е., Россия не совершает ошибки как таковой. Она всего-навсего соответствует своему историческому образу, который сложился и который не будет другим – не обольщайтесь. Только очень ослабевшая Россия может прикинуться добренькой, несчастной и благодушной в отношении соседей.“

„Ужасно — не то, что человек делает ошибки, а то, что на протяжении веков он делает ОДНИ И ТЕ ЖЕ ошибки.“

„Больше всего мне не нравится нынешняя идея, что если ты чернокожий в Америке, то тебя должны называть афроамериканцем. Послушайте, я побывала в Африке, и у меня есть новости для всех: я не африканка. Африканцы знают, что я не африканка. Я американка. Это моя страна. Мой народ помог ее построить, и мы здесь уже много веков. Называйте меня просто черной, если хотите как-то назвать.“

„Некоторый спрашивают меня: вы, значит, защитник политики laissez passer? Вы экономист отжившей свой век школы Смита и Сэя? Вы отвергаете организацию труда? Организовывайте свой труд сколько вам угодно, господа, мы будем только следить за тем, чтобы вы не организовывали грабежа.“

„Час пик. Век червей…“

„Век трудового человека состоит из человеко-часов.“

„Эротический триллер века: «Россия встала членом ВТО».“

„Повесть о жизни. Начало неведомого века“

„Перевороты и изменения, на которые по старому масштабу требовались бы века, теперь совершаются в десятилетия, даже в годы. История стала торопливой,— гораздо более торопливой, чем наша мысль.“

„Любовь к демонстрациям, манифестациям - стойкий синдром конференсиазиса, поразивший наш мир в двадцатом веке.“

„После августа 1991-го пробившиеся по всем окраинам к власти племенные вожди XX века повели себя по-хозяйски, будто сами развалили Союз. С бешеным энтузиазмом, не жалея сил и средств, они принялись обзаводиться всеми признаками государственности и старательно будили национализм своих подданных, дремавший в ментальных глубинах.“

„Слова — это то единственное, что остаётся на века.“

„Клинтон фактически закрыла дверь к миру. Она обожествляет НАТО, полагая, что это лучшее, что США как "исключительная держава" может предложить на экспорт в нынешнем новом "американском веке"“

„Десеть лет он меня мучил или я ево — не знаю; бог разберет в день века.“

„Мне представляется, например, что о моём писательстве можно написать книгу, которая была бы вообще обособлена от литературной почвы, а говорила бы, что я исполняю роль антенны, которая с упреждением выхватывает открытия или обороты научной мысли в области фундаментальных понятий.
<…> если считать, что я величина первого класса, то и заниматься мной должны величины того же самого класса. А на деле те, кто принимался за мое творчество, всегда стаскивали меня вниз. Только становилось ясно это позднее. Если кто-то восторгался Лемом, то потом оказывалось, что прежде всего его восхищают летающие тарелки, а литература находится на четвёртом плане. <…>
Я думаю, что если бы нашелся такой странный историк литературы, который закопался бы во все эти <польские публикации обо мне> и лишь потом взялся за мои книги, то он вынес бы картину величайшего сумбура и «запутанности» в голове. Кроме рецензий на мои дискурсивные работы, он очень немногое узнал бы о моем творчестве. Чтение этих текстов подтвердило моё, до сих пор интуитивное убеждение, которое было основой моей политики: не читать рецензии. Ибо оказалось, что личности, считающиеся отечественными интеллектуалами, уверены, что чтение Лема наносит им вред. На здоровье! Это забавно, потому что подобные взгляды были озвучены уже после «Суммы технологии» и целой массы других книг. Это скорее печальный симптом.
<…> таксономия моих рецензентов, если её проводить в диахроническом плане, справедлива, но в синхроническом — уже нет, поскольку их тексты возникали на протяжении более четверти века.“

„Род людской, а к нему относится немалая толика моих читателей, от века привержен детским играм и вовек не оставит их, сердись не сердись те немногие, кому почему-либо удалось повзрослеть.“

„Берлинское детство на рубеже веков“

„Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.“

„Потому что любовь — это вечно любовь
Даже в будущем вашем далеком. <…>
И во веки веков, и во все времена
Трус, предатель — всегда презираем,
Враг есть враг, и война всё равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна —
И всегда на неё уповаем.“

„История с привидением, действие которой происходит в 12 или 13 веке может вполне быть и романтичной, и поэтической; она никогда не заставит читателя подумать: «Если я не буду осторожен, нечто подобное может случиться и со мной.»“

„XVII век был веком упадка русской государственности.“

„«В электронный век необходимо переводить каждого наёмного работника, как только возможно, в категорию работников интеллектуального труда» «Бизнес со скоростью мысли», с. 302“

„Зачем ты жил, и выбрал этот век“

„Через века мы с Леонардо да Винчи протягиваем друг другу руки.“

„Герои подобно произведениям искусства кажутся более великими через пространство веков.“

„Конкурентное преимущество России таится в ее огромных неиспользуемых сельхозугодьях. Думается, к середине XXI века экспорт продуктов питания будет играть для нашей страны роль, сопоставимую с экспортом энергоносителей.“

„Пусть чередуются весь век
Счастливый рок и рок несчастный.
В неутомимости всечасной
Себя находит человек.“

„Сергей Довлатов — это, безусловно, выдающееся литературное явление второй половины XIX века.“

„Но и когда я был малообеспеченным начинающим артистом в Саратовском театре со ставкой аж 54 рубля, у меня никогда не возникало желания ничего отнять и поделить. Ведь эта идея отнять и разделить, столь удобная для политиков для манипулирования людским сознанием, родилась не в прошлом веке, и не у нас.“

„Воссоединение — это добровольный акт, а в Крыму было насилие над Украиной.
Зверское, лицемерное насилие над страной, которая пытается вырваться из лап русской цивилизации.
Да и цивилизация ли это, тоже вопрос. По мне нет.
Это просто территория, много веков диктующая своим соседям как надо жить.»“

„Уголь приближается к алмазу
не одну, а много сотен лет;
так народом медленно, не сразу
выдаётся на-гора поэт.

Всё же, как он в недрах вызревает?
Как там происходит этот рост?
Как в себя он под землёй вбирает
молчаливое мерцанье звёзд? <…>

Скажешь, уголь? Нет, уже не уголь:
сжатый прессом тысячи веков,
он вместил и черный пламень юга,
и слепую искристость снегов.

Не бывать искусственным талантам,
стоящим дешевые гроши,
вровень с настоящим бриллиантом,
режущим простую гладь души.“

„Современная наука - это дитя не девятнадцатого века. Она восходит по меньшей мере к шестнадцатому и, возможно, к тринадцатому веку.“

„Сейчас серебряный век русской словесности. Золотым было бы молчание.“

„Действуй в согласии с мгновением, и ты сотворишь добро, которое переживет века.“

„Результат уничтожающих действий левой российской власти был катастрофический для белорусов. 30-е годы ХХ-го века нашей истории – это был второй Потоп. Белоруссия потеряла около двух миллионов человек.“

„Кто не жил в XVIII веке — тот вообще не жил.“

„Крест может защитить себя от полумесяца в XXI веке. Но толерантность не станет бороться с полумесяцем, она просто уступит ему все, что не она наживала. Я очень далека от толерантности, но призываю проповедовать, а не убивать. Пока не поздно.“

„Каждый век имеет свои проблемы, которые последующая эпоха или решает, или отодвигает в сторону, как бесплодные, чтобы заменить их новыми.“

„Мой Бог! Ужель и мне предрешено
Носить в веках подобием надкрылий
Камзол в узорах бражников и лилий
И пить больное лунное вино?“

„Международная политика 21 века — это не сверхбомбы, а сверхразум её дипломатии.“

„Двадцать первый век станет веком осознания. Число тех, кто знает себя в лицо, прибывает с каждым днем. Они бросают вызов. Они танцуют со Вселенной. Они ставят цели, которые находятся за пределами их жизни, и получают радость от следования пути. Они добиваются успеха.“

„Много веков потребовалось людям, чтобы хотя бы на словах признать, что жизнь других имеет ту же ценность, что их собственная жизнь. На практике же, по большому счету, все остается как и было прежде: если нужно в своих интересах пожертвовать жизнью других, они делают это легко, без зазрения совести и колебаний, однако сильно возмущаются, когда другие запросто распоряжаются их собственными жизнями.“

„Болезнь культуры двадцатого века — неспособность чувствовать свою реальность.“

„Считаю достоверным наблюдение,
Дошедшее из глубины веков:
Боготворит у власти население
Бандитов, проходимцев, дураков.“

„Премия «Оскар» создает иллюзию мирового признания и является как бы свидетельством бесспорных качеств кинопроизведения, что, естественно, не факт. Сама формулировка категории «лучший фильм на иностранном языке» — должна вызывать смех у кинохудожников мира, по существу является сегрегацией мирового кинематографа от англофонного мира (США, Англия, Австралия и Новая Зеландия), что, по-моему, является отжившей свой век идеей Запада о своем культурном доминировании.“

„Тому, кто порвал узы света и избрал стезю одиноких, кто живет затворником в камышовой хижине, радостна встреча с понимающими мужами и не доставит радости общение с людьми чужими. Он не станет попусту спорить о книгах древних мудрецов, но не сочтет пустой жизнь в обществе простых людей среди волшебных красот облачных гор. На лоне вод и посреди зеленых долин он будет внимать напевам пахарей и рыбаков, но не пустит в свое сердце алчность и гордыню, не попадет в тенеты пагубных страстей. Так, держась вдали от многословных речей и изощренных рассуждений, он проживет свой век в довольстве.“

„История взяла на себя обязанность судить прошлое, поучать настоящее на благо грядущих веков. Данная работа не может служить источником вдохновения для таких возвышенных це­лей. Ее цель состоит только в том, чтобы показать то, что про­исходило на самом деле.“

„Слова принадлежат веку, а мысли векам.“

„Если бы я читала современные произведения, которые являются достоянием критики, которые оценивают по этим стихам настоящий культурный период, я могла бы сказать. Дело в том, что наша страна – не только самая читающая, но и самая графоманская страна в мире. Для того, чтобы писать стихи, не нужно ничего особенного, потому что зарифмовать «ботинок» и «полуботинок», здесь нет ничего сложного, и посчитать слоги тоже очень легко. Я абсолютно уверена, что стихи пишет подавляющее количество населения России, а возможность их печатать и быть заметными для критиков имеют единицы, и не лучшие. Это закономерное движение социума. Я не знаю, на чем оно основано, но с открытием интернета как пространства для публикации, если зайти на знаменитые порталы, можно увидеть гиганское количество поэтов и гиганское количество стихов, и проблема не в том, что они плохи, и не в том, что они упадочны, проблема в том, что у каждого времени свой ритм, свои слова, свои темы и своя мысль, которая сквозит в стихах. Невозможно писать стихи под золотой век, потому что это будет не просто вторично и банально, это будет некое воровство тем, идей и времени у прошлого, то есть все хорошо в свой срок. Невозможно писать стихи экзаметром и считать себя великим поэтом, потому что это не ты. Где твой голос, где твоя мелодия, где твои слова, где твоя тема? С этого начинается настоящее подражание. Но проблема в том, что многие гладкие, хорошо сделанные стихи глубоко подражательны и глубоко неоригинальны, и упадок начинается не там, где заканчивается культура, а там, где человек перестает искать себя.“

„Что ни век, нам ясней и слышней
сквозь надрыв либерального воя:
нет опасней и нету вредней,
чем свобода совсем без конвоя.“

„Вопрос для любителей истории: что имел в виду президент США Барак Обама, говоря о территориях России, потерянных в XIX веке? Сегодня вместе составляем для североамериканского президента Обамы опись землицы, потерянной Россией в XIX веке!“

„Преступного ты опасайся пути,
Жизнь должно в служеньи добру провести.
Ни зла, ни добра не удержишь в руках,
Оставь же хоть светлую память в веках!
Червонцы, богатство, высокий дворец
Тебя не спасут, их не ищет мудрец.
Лишь слову сберечь твое имя дано.
Чти слово: поверь, всемогуще оно.“

„Когда меня хотели выслать за картину «Мистерия ХХ века» в Америку, один только голос в ЦК сказал: «Хватит плодить диссидентов». И я остался. Я не хотел уезжать! Я мог… Мне предлагали остаться все, кого я писал, – короли и президенты разных стран. Я всегда возвращался.“

„Возможно, когда–нибудь нынешний век будет известен как век Делёза.“

„Все, что имеет конец, уже недолговечно. Конец наступает — и оказывается, что прошлое уже утекло. <…> Какой век отпущен каждому, тем он и должен быть доволен. Ведь актер может иметь успех и не играя от начала до конца драмы, достаточно ему понравиться в тех выходах, какие у него есть; так же и мудрым нет надобности доходить до последнего «Рукоплещите!».“

„Пословица — это часто глупость, которая за долгие века успела стать мудростью.“

„Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:
— Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!“

„Поднимите глаза! —
Я иду, я иду!
Из угрюмого чрева веков,
Я седые мечты за собою веду
И стихи наших дней без оков… Поднимите глаза! —
Узнаёте меня?
Я любил этот мир — от зари…
В ядовитой траве умервщлённого дня
Я бескровные крылья зарыл
И оставил, когда непроглядная тьма
Ваши души брала неуёмные в плен…
Я иду многолик, как природа сама,
Где гулящей под стать, где — молитвой смирен.“

„Война в ХХ веке – это роскошь, доступная лишь малым нациям.“

„Себя не смешивая с прочими,
кто по шоссе летел, спеша,
свой век прошел я по обочине,
прозрачным воздухом дыша.“

„Сегодня для нас должна быть очевидной одна простая истина: самые благородные цели, стоящие сегодня перед нами, — и великое будущее нашей страны, и наш завтрашний день, свободная жизнь и благоденствие, и то, какое место займет Узбекистан в мировом сообществе в XXI веке, — все это зависит прежде всего от нового поколения, от того, какими людьми вырастут наши дети.“

„Золотой век никогда не был веком нынешним.“

„На наш век простаков хватит.“

„Вино располагает к нежностям и разжигает. От выпитого в большом количестве неразбавленного вина бегут, исчезая, заботы. Тогда на сцену является смех, тогда и бедняк собирается с духом, тогда проходят грусть, заботы и морщины на лбу, тогда намерения становятся искренними — что так редко в наш век.“

„На фоне великанов из XIX-XX веков нынешние авторы далеко не всегда убедительны. Но три-четыре десятка вполне приличных прозаиков я вам легко назову.“

„Земле цвести, как мы велим в мечтах,
И нашим песням не смолкать в веках.
Великий мир, как малого ребенка,
Мы вынянчим на собственных руках.“

„… в целом отношения между реальностью и произведением искусства далеко не такие близкие, как уверяют нас критики. Можно пережить бомбардировку Хиросимы или просидеть четверть века в лагере и ничего не произвести, тогда как одна бессонная ночь может дать жизнь бессмертному стихотворению. Будь взаимодействие между пережитым и искусством таким тесным, как нам вбивали в голову начиная с Аристотеля и дальше, у нас в наличии было бы сейчас гораздо больше — как в количественном, так и в качественном отношении — искусства, чем мы имеем. При всём многообразии и в особенности ужасах пережитого в двадцатом веке большая часть содержимого наших полок просится в макулатуру.“

„Все, что видишь, все, что любишь, недостойно мудреца,
Зелень, и миндаль, и вина — нет им счета, нет конца!
Мир — змея, а честолюбец — это тот, кто ловит змей,
Но змея от века губит неудачного ловца.“

„Как ждут погоды под дождем,
Неравнодушные к потерям,
Разочарованные — ждем
И очарованные — верим. И в двадцать лет, и даже в сто,
Таков характер человека,
Все верят в лучшее — никто
Не верит в худшее от века.“

„Самое важное — это простые вещи. Мне важно жить в домике в горах с розовым садиком и ходить босиком. Не хочу я никакого пентхауса. И даже микроволновки. Есть две дороги в жизни. Одна — «я хочу», вторая — «я люблю». Надо ходить посередине. Про это хорошо сказал один монах в четвертом веке: «Я хочу то, что будет».“

„Мечтают все до старости прожить,
Но что за счастье — слишком долгий век?
С годами жизнь становится горька,
Бесплодная, как высохший побег.
Что может веселить на склоне лет?
Уходит время радостей и нег.
Умру — и злобно усмехнется враг,
Друзья вздохнут: «Был добрый человек!»“

„Есть варварство двух родов: одно предшествует векам просвещения, другое следует за ними.“

„— Вы ощущаете сегодня Россию уставшей или, наоборот, страной пробудившейся, способной на некоторый прорыв в будущее?
— Вы спрашиваете меня, поэтому я отвечаю совершенно субъективно. Нет, это страна, которая в будущее не ориентирована. Все, что будет происходить, произойдет, как бы сказать, невольно и в сильной степени противу желания людей. Будет продиктовано не столько видением, концепцией, не говоря уж о диалоге с миром, сколько необходимостью. Повседневной жизнью. У России была возможность стать чем-то иным в этом столетии. Была бы возможность — если бы революция 17-го произошла на тридцать лет позже, если бы индустриализация, начавшаяся на рубеже веков, получила развитие и некая широкая промышленная база с коммуникациями и всеми прочими делами была бы унаследована новой политической системой. Но этого не произошло. Дело в том, что видение общества, жертвами которого оказались жители Европы и России и особенности. Основание этого видения, этой концепции социалистической заложили люди типа Гегеля, типа Маркса, и это были городские умы, городские мальчики. И когда они говорили об обществе, они видели не все общество, они видели город. Когда они говорили о прогрессивных силах в обществе, они имели в виду пролетариат. О консервативных — деревню. Но делить общество на прогрессивные и консервативные силы для социального реформатора, для социального мыслителя просто преступно. Глупо. Нельзя устанавливать иерархию между людьми. В результате возникла довольно диковинная ситуация — не только в России, уверяю вас, — возникла совершенно замечательная пирамида общества, на основание которой никто не обращал внимания. И кончилось тем, чем это кончилось, — в России прежде всего пирамида осела.“

„Не утешает пряник, не действует кнут,
не веселят мужчины, горчит вино.
Едешь в метро какие-то двадцать минут,
входишь — светло, выходишь — уже темно. Это отхлынула жизнь, обнажая дно,
скоро созреет в тучах медлительный снег.
Время закутаться в плед и смотреть кино:
веку назло — с изнанки собственных век.“

„Проблема не в народе, а в ваших руководителях. Коммунизм — маска, натянутая на прежнее лицо России. Ваш Сталин — царь, Политбюро — бояре и аристократы, алчные и эгоистичные, ваши партийные кадры — чиновники, те же, что при Петре и Николае. Та же пресловутая российская автократия, вечная нестабильность, ксенофобия, абсолютная неспособность разумно управлять государством, террор вместо консенсуса и настоящей власти, наглая коррупция, только принявшая другие формы, некомпетентность и пьянство. Прочтите переписку Курбского с Иваном Грозным, прочтите Карамзина, Кюстина. Основной признак вашей истории никогда не изменить: унижение, из поколения в поколение, от отца к сыну. Испокон века, и особенно с эпохи монгольского ига, все вас унижают, и политика вашего правительства состоит не в том, чтобы бороться с униженностью и ее причинами, а в том, чтобы спрятать ее от остального мира. Петербург Петра не что иное, как потемкинская деревня, не окно, прорубленное в Европу, а театральная декорация, установленная, чтобы спрятать от Запада нищету и грязь. Но унижать можно лишь тех, кто терпит унижение; и лишь униженные способны унижать других. Униженные тысяча девятьсот семнадцатого, от Сталина до мужика, навязывают свой страх и унижение другим. Потому что в этой стране униженных царь, какой бы властью он ни обладал, беспомощен, его воля тонет в болотах и топях его администрации. Перед царем все кланяются, а за его спиной воруют и плетут заговоры, все льстят начальству и вытирают ноги о подчиненных, у всех рабское мышление, ваше общество сверху донизу пропитано рабским духом, главный раб — это царь, который не может ничего сделать с трусостью и униженностью своего рабского народа и от бессилия убивает, терроризирует и унижает его еще больше. И каждый раз, когда в вашей истории возникает переломный момент, реальный шанс разорвать порочный круг, чтобы создать новую историю, вы его упускаете: и перед свободой, вашей свободой семнадцатого года, о которой вы говорили, все — и народ, и вожди — отступают и возвращаются к уже выработанным рефлексам.

Но такая уж вещь прошлое - если вцепилось однажды зубами в вашу плоть, больше не отпустит.

The truth is great, and shall prevail, When none cares whether it prevail or not.

Опять наступила ночь, третья в этой каменной вечности. Опять я блуждал среди зарослей и осыпающихся скал своих мыслей.

Вот почему я плакал, я больше ничего не понимал и хотел быть один, чтобы ничего не понимать и дальше.“