Цитаты о улица

страница 4

„Что вы называете «комплексом Бродского»?
— Это ясное осознание того, что вы — современник великого поэта второй половины ХХ века. Вы ходили с ним по одним улицам, вы легко могли его встретить, он еще вчера был здесь, умнейший человек и гениальный поэт. Ему досталось столько славы, сколько не имели ни Ахматова, ни Мандельштам, ни Цветаева. И в России, и в Америке, и в Европе — везде. Он застилает горизонт. Его не обойти. Ему надо либо подчиниться и подражать, либо отринуть его, либо впитать в себя и избавиться от него с благодарностью. Последнее могут единицы. Чаще можно встретить первых или вторых. Это и есть комплекс Бродского.“

„Когда-то ведь и мы хотели быть хорошими. Ну, чтобы демократия, и взяток не брать, и улицу переходить на зеленый свет. Как в Европе. Но это всё оказалось: а) очень трудно; б) очень скучно. Что же в такой ситуации нам делать? Понятно что. Две вещи:
1. изолировать себя от остального мира, чтобы не с чем было сравнивать;
2. убедить себя, что остальной мир скоро рухнет, а мы — останемся. Потому что мы — Святая Русь. По нашей собственной шкале святости, разумеется.
И если кто-то думает, что нынешняя самоизоляция страны — совокупность плохих случайностей и недопонимания между народами, то он заблуждается. Самоизоляция — единственный выход для того, кто больше не хочет играть по правилам, соответствовать каким бы то ни было стандартам и следовать приличиям. А что еще остается делать?“

„А в Нижнем Новгороде вообще смешно получилось: на несогласованный митинг Навального не пустила полиция. При этом не помешав трибуну записать в отделении, на фоне находящегося при исполнении полицейского, записать обращение к соратникам с призывом выходить на улицу даже и без него. Несмотря на призыв, на улицу никто не вышел (а мы, напомню, как раз и ценим стабильность), но вот что во всей этой истории интересно: это то, что полиция, как будто уберегала Алексея Навального от беды. Если кто не знает, то я напомню, что Алексей Анатольевич Навальный — единственный в нашей стране человек с двумя условными сроками (один из которых по тяжкой статье) и при этом ещё и с действующим загранпаспортом. И вот с таким-то счастьем и на свободе, Алексей Анатольевич ходит по тонкой грани имени Ильдара Дадина: более двух административных нарушений в течение 180 дней грозят нарушителю уголовным преследованием. Два административных нарушения за последние 180 дней у Навального есть. Совершить третье ему не позволили полицейские. Ответ на вопрос: «почему?» я предлагаю поискать читателю самостоятельно.“

„Я знаю, что то, о чем говорил Ницше, – правда,
И все же,
На улице я видел лицо маленького ребенка,
И оно было прекрасным.“

„Порой я устаю от прогулок по прекрасным улицам Лос-Анджелеса. Я понимаю, что это звучит ненормально, но у меня возникает желание съездить в Нью-Йорк и понаблюдать за страданиями людей.“

„Можно сколько угодно говорить о педагогике, но тем не менее все мы понимаем, что педагогика наукой никогда не будет,— хотя бы потому, что она не дает гарантированных результатов. В общем, все, что мы делаем для детей, мы делаем, как выясняется, в конечном итоге для себя. А дети получаются хорошими или плохими в значительной степени благодаря случайным обстоятельствам — генам, воздуху эпохи, каким-то происшествиям на улице. Все, что мы можем сделать для других — это хорошо отшлифовать, хорошо отработать себя, и тогда, может быть, другим с нами будет не так отвратительно.“

„Дождь на улице. Забавный дождь — знаешь, что он есть, но его как бы и нет.
Глаз считывает информацию по цвету улицы, по цвету небу, нос ощущает какую-то влажность и нестандартность, уши воспринимает звук брызг, всё тело чувствуешь мокроту — все эти процессы, объединяясь в один — сопоставляют данную картинку с увиденными раньше, в подсознании пролетает ряд карточек, выбирая самую схожую с данной, но при условии, что в той карточке действительно был дождь. Информация, пока что неизвестным человеку путём, попадает в сознание, там прокручивается в миллиардах сопоставлений с прогнозами погод и услышанным от разных людей — и в итоге рождает мысль о дожде. Точнее о том, что именно ты называешь дождём. Через мгновение, как сигнал, мысль облекается в речь, и ты мысленно проговариваешь буквами: «Дождь».
И ты уже знаешь, что дождь либо был, либо будет, либо уже есть сейчас. Потому как картинка соответствует знанию.
Но вот сегодня, когда я шёл — дождя не было. Была видимость дождя, было будто предчувствие дождя, но вот этих капель воды, того самого, что мы называем словом «Дождь» — не было.
Хотя, конечно, дождь — это не только капли воды, имеющие свой вес, своё время и скорость.
Это ряд явлений, вполне поддающийся различию для нашего сознания. То есть, его можно разделить.
Хотя это неважно. Главное, что дождь.
И всё. Дождь.“

„Лучший показ мод – на улице. Так всегда было. И так будет всегда.“

„Бывает, встречаешь одну и ту же идею много раз в книгах, слышишь о ней от разных людей и, вроде, даже соглашаешься с ними. Однажды идешь по улице, тебе в голову приходит сто раз передуманная мысль как яркое осознание и ты ощущаешь, как меняется твоя картина мира.“

„Ненавижу папарацци – они везде и всюду. Однажды их была целая куча и я сказала им убираться – потом поняла, что они там не из-за меня были, а из-за Эль Макферсон, которая живет на той же улице.“

„Улица учит безошибочно определять, каким людям стоит доверять, а от каких лучше держаться подальше.“

„Есть, допустим, группа «Oasis». Ты слушаешь их на вечеринке, где море пива, всем весело – и музыка получается к месту. Но выходишь на улицу, надеваешь наушники и слушаешь «Stone Roses», потому что они говорят на твоём языке и только с тобой. Понимаете? На разные фильмы у людей разная реакция.“

„Едва встретившись глазами, мы обжигались и расходились по углам. Ты была недоступной и только моей. Я холодным, но ручным. Мы не держались за руки на улицах, но, гуляя с тобой ночью в парках, мне хотелось улыбаться.“

„Мне всегда казалось: когда люди оборачиваются на улице, чтобы посмотреть кому-то вслед, это потому, что они учуяли исходящий от прохожего запах, именно это заставляет обернуться.“

„Думаю, им надо вернуться к старому, доброму способу по доставке сценария лично нам в руки. Пусть присылают распечатки, а не шлют цифровые копии по мылу. Мне кажется, скоро так и будет. Спросите копов на улицах, какие самые распространенные преступления. Вам ответят, что они связаны с кредитными картами. Цифра. Надо возвращаться к наличным.“

„Все в жизни — политика. Вы выходите на улицу, идете… Темно, под фонарем три молодых человека. Надо решить: пройти мимо с гордо поднятой головой, перейти трусливо на другую сторону или повернуться и не идти? Русская политика — та же ситуация под фонарем, только со множеством действующих лиц.“

„Повседневность начинается на улице, а кончается в бесконечности.“

„Тот, кто пытается стать писателем, подобен не окончившему автомобильной школы шоферу, который на полной скорости гонит по улице машину.“

„Но если вы сомневаетесь в целесообразности всего происходящего, а смерть вызывает у вас ужас и отвращение, вам надо выйти на улицу в тот момент, когда люди в защитных оранжевых куртках стригут деревья. Это бывает в конце марта или в начале апреля, когда может выпасть на мокрую землю снег. Контраст глубоко темногорячих деревьев и такой же темной земли со свежим выпавшим снегом с дерзко нелепыми оранжевыми куртками садовников, с яркими лимонно-желтыми срезами веток вызовет у вас прилив беспечности. У вас появится настроение, которое вы хотя и не примете до конца всерьез, но задумаетесь, стоит ли быть таким уж сугубым в поисках смысла жизни.“

„С девяти лет каждый день я выходил на улицу и рисовал. Я видел красоту там, где другие видели грязь. И это прижилось во мне — меня притягивают темные истории и темные сюжеты.“

„Я — дитя улицы и навсегда им останусь. Она у меня в генах.“

„В Детстве я частенько бродил по улицам. Дойдя до Т-образного перекрестка, я поворачивал направо, а на следующем перекрестке — налево. Таким образом, чередуя правые и левые повороты, я забирался довольно далеко от дома. Когда же перекрестки заканчивались, я разворачивался и шел назад. Но на обратном пути мне встречались лишь переулки — и ни одного перекрестка. «Ну и загадка… Что за фокусы?» — думал я. Домой я возвращался, спрашивая дорогу у прохожих. Вот такими глупостями я занимался в детстве.“

„Почему мое визуальное пространство заполняют агитпостеры партий и реклама шампанского? Чем они лучше стрит-арта? Тонкость линий и мастерство артистов стрит-арта иногда доходят до уровня музейного искусства. Раз я плачу налоги, то хочу и выбирать, что видеть на улицах, — я хочу видеть стрит-арт.“

„Я правда предпочитаю матерчатый диван, потому что… Я имею в виду, матерчатый диван — это как, если на улице жарко, и ты садишься на кожаный диван, становится жарко на кожаном диване. Но если на самом деле холодно, и ты садишься на кожаный диван, становится холодно на диване. Но если у тебя матерчатый диван, ты уклоняешься всех этих проблем. Матерчатые диваны!“

„Вы верите в Деда Мороза?
— Завтра на улице столько пьяных Дедов Морозов будет! Как в них не верить?“

„Нормальный умирает от несварения желудка. Ненормальный от безумия.
Я говорю о ненормальности, но не о такой, как поняли бы это уездные барышни: человек, хихикая, идет по улице, грозит пальцем извозчику.
Разве может быть что-нибудь хуже нормального?“

„… Поэт не должен писать много. Многословье, многостишье, многоизданье приводят в конце концов к снижению качества. «Ни дня без строчки» — хорошая идея, и все же я не убежден, что с поэтом должно происходить именно так. Писать поэту должно тогда, когда что-то не дает ему покоя, берет, что называется, за горло. Вот проснулся ночью и написал строчку, или строфу, или стихотворение — иначе уже не уснул бы. Работа профессионального литератора, конечно, постоянна, и поэт трудится без отдыха в том смысле, что и во сне происходит эта работа, и во время ходьбы по улице, и вообще в самых неожиданных ситуациях и положениях. Пока ты жив — уйти, отвлечься, оторваться от нее уже невозможно. Но писание стихов как таковое и тем более печатанье, думаю, недолжно быть столь уж частым.“

„Однажды жила была девушка, которая стала жить, как все…
И она стала жить в прекрасном доме и все любили её и она была очень очень счастлива.
Но люди в деревне были очень бедные и каждую ночь они пробирались в дом, где спала девочка и отрезали прядь её золотых волос и продавали их.
— Она даже не заметит, — говорили они.
В конце концов, она лишилась всех своих золотых волос. И люди сказали:
— О, она совсем не красивая.
И выгнали её из прекрасного дома, выгнали её на улицу. И она ушла и больше никогда не вернулась. А люди скоро снова проголодались и вернулись в прекрасный дом, но там никого не оказалось.“

„Не старость является самым верным признаком зрелости, а умение не растеряться, проснувшись на оживленной улице в центре города в нижнем белье.“

„Играющий в поло всадник от Ralph Lauren и аллигатор от Lacoste сбежали с гольфовых полей и вышли на улицы; при этом сами логотипы перекочевали на внешнюю поверхность рубашек. Социальная их функция была такая же, какая была бы у ценников, если бы их носили на одежде: каждый знал, какую цену ты готов платить за то, чтобы быть стильным…
…За последние полтора десятилетия ярлыки обрели такую власть, что, по сути дела, превратили одежду, на которой висят, в выхолощенный носитель брэнда, представителем которого эта одежда является. Иными словами, метафорический, аллегорический аллигатор вырос и буквально поглотил блузу, на которой был вышит.“

„По пути на Тусклую улицу Вильям купил номер «Инфо» и уже в который раз задумался: кто же придумывает всю эту чушь? Причем стоило признать: написано было талантливо. Сам Вильям как-то раз собрался написать парочку вполне невинных по содержанию новостных писем — в городе тогда не происходило буквально ничего заслуживающего внимания, — но быстро понял, что сделать это гораздо сложнее, чем могло показаться. Как он ни старался, здравый смысл и интеллект брали верх. Кроме того, врать было Неправильно.“

„Сергей Колесников (за кадром): На улице *** произошло дорожно-транспортное происшествие. По дороге иномарка скрылась, был объявлен её розыск.“

„Лук-порей на улице Опера так разросся, что представляет опасность для прохожих. Обрезать до высоты 3 метра 25 сантиметров. Не позднее 30.12.99.“

„C высоты птичьего (вертолётного) полёта Токио похож на Нью-Йорк после не очень успешной атомной бомбардировки: в гомогенной массе пеньков снесённых небоскребов торчат уцелевшие стоэтажные башни-одиночки. Они стоят неуверенными великанами. Бетонно требуют сочувствия.
<…> токийская толпа патологически неагрессивна. У каждого европейца с ней свои отношения. Может, поэтому все европейцы (а иногда и индусы и темнокожие) с вами на улице здороваются, как-то застенчиво произнося: «Хэлло!»“

„корр.: У вас есть ученики — в литературе или ещё в чём-нибудь?
— Да, и довольно много. Я весь прошлый год жил в Берлине и каждый день рано утром ездил кататься на велосипеде в Грюнвальдский лес. Для этого мне надо было переехать Кудам — это такая большая улица с русскими суши-барами и пластиковыми медведями. В это время мало движения, улица пустая, но немецкие пешеходы всё равно стоят на тротуаре и ждут, пока переключится светофор. Я, естественно, проезжал на красный. И тогда, переглянувшись и пожав плечами, немцы с виноватыми улыбками шли за мной — каждый раз! Нет ничего слаще, чем дарить людям свободу.“

„Местная власть должна принимать ключевые решения повседневной жизни. Не вижу ни малейшей проблемы в том, что правила местной жизни будут значительно отличаться в Москве и Владивостоке. В Махачкале будут штрафовать загорающих топлесс, в Екатеринбурге запретят парковаться по левой стороне улиц, а в Нижнем Тагиле — продавать водку в черте города.“

„Я был на пленуме, послушал. К голосовым упражнениям такого рода можно привыкнуть года за два. Сидят и твердят, как заклинание: «Нам нужна хорошая драматургия! Нам нужна хорошая драматургия». Это похоже вот на что: по улице идёт молодой человек и все ему желают хороших внуков, и он твердит, что хочет хороших внуков. А ему надо думать о детях, а не о внуках. Надо получить жизнь хорошую, тогда будет и хорошая драматургия.“

„Мне повезло: меня никогда не узнают на улицах. На красном ковре я кажусь всем распрекрасной звездой экрана, но в обычной жизни всё совсем иначе. Я легко сливаюсь с толпой, а вот Лев Шрайбер куда заметнее, и очень часто люди буквально отталкивают меня, чтобы добраться до него. Обычно они говорят мне: Девушка, а вы не могли бы нас сфотографировать?“

„Однажды мы с моим приятелем Женей Додолевым пришли на какую-то гулянку, где сидели ребята из «Взгляда» и, в частности, Саша Любимов… И я стал говорить Любимову, что всё, конечно, очень клёво, но стилистически неточно… На что Любимов ответил: «Ну если ты такой умник, так сделай хорошо. Через две недели эфир»… Старый телик треснул, и в этот разлом можно было войти даже с улицы.“

„Если не работает несырьевая экономика, не работает производство, растет безработица, миллионы людей выкинуты на улицу, они не чувствуют себя востребованными, они не видят для себя перспектив, то такое общество становится предметом манипуляций, сталкивается с проблемами, которые могут приобретать самые причудливые формы. Тут и падение морали, и различные искажения реальности в глазах общества, дальше алкоголизм, наркомания, ну и потом – массовые беспорядки, гражданские войны.“

„Футбольчик, мальчики походят на качков, Игра в ножички плавно переходит на улицу. Чё сутулишься? Трапеция норм, Отработал в спарринге с братаном.“

„Как много в жизни хочется понять,
Как честно говорить о главном,
Как сердце вовремя понять,
И думать лишь о славном,
Но, мы торопимся,спешим,
Тиши не замечая,
На мокрых улицах, одни,
Мы ждем трамвая...
Пора бы все перевернуть,
на радость жизни,
Не торопится, не спешить,
Понять и вовремя простить,
Любить, желать, и тихо ждать,
Глазами, молча говорить
И повторюсь....
Любить, Любить, Любить.....“

„Каждую субботу с воскресеньем я надеялся, что папа побудет дома. Мы будем болтаться по улицам, сходим в тир, покатаемся на водном велосипеде… Но мой папа ничего этого не мог. Все воскресные дни напролет он ходил на курсы по изучению летающих тарелок.“

„Невозможно выйти днём на улицу, чтобы не споткнуться о тело какого-нибудь очередного композитора или писателя.“

„И быстро как Советского Союза не стало: и никто даже не вступился за Советский Союз! Путин на днях, отвечая в Государственной думе на вопрос Зюганова о развале Советского Союза сказал, что, извините, Советский Союз развалила Коммунистическая партия Советского Союза, которая не сопротивлялась. Это правда! Ни один коммунист не вышел на улицу, ни один сотрудник Комитета Государственной Безопасности всесильного и ни один сотрудник МВД СССР, ни один сотрудник аппарата внутренних войск — никто не вышел на улицы! Вы представляете, как надоел, осточертел Советский Союз уже всем — никто не вышел на улицы защищать Советский Союз. Какой абсурд интересный! 18 миллионов членов Коммунистической партии, миллионы сотрудников КГБ, МВД, внутренние войска и так далее. Тайная армия стукачей: миллионы, десятки миллионов людей, которые стучали исправно, барабанили, что аж дым шёл. Никто не вышел. Никто не защищал Советский Союз. И так же никто не выйдет защищать Россию, когда она будет валиться. Никто! Рабы снесут. Как снесли триумф, так снесут и развал. Куда поведут их: хоть на убой, хоть на строительство, хоть на разрушение — пойдут с низко согнутыми головами. Это — участь рабов.“

„Если молодая украинская героиня Надежда Савченко умрёт в российской тюрьме от голода, это, может быть, никак не оскорбит чувства вашего электората. Но вам следует подумать о том, какое впечатление это произведёт на мировое общественное мнение. Вполне возможно и легко предсказуемо, что оно отреагирует на это даже острее, чем на присоединение Крыма и войну в Донбассе. <…> Отношение к вам за пределами нашей страны и сейчас незавидное, но после смерти Савченко вам лучше будет не появляться в столицах западных государств. Толпы людей будут встречать вас оскорбительными выкриками и швырянием в вас чем-нибудь дурно пахнущим. А имя Савченко станет нарицательным. О ней будут слагать легенды, писать книги, снимать фильмы и называть её именем улицы и площади. <…“

„Вы, кажется, полагаете, что забавнее всего чинно держаться на улицах и на торжественных обедах, а у себя дома, возле камина (вы правы — камин мне по средствам) смешить гостей до упаду. Но так все и делают. Возьмите любого — на людях серьезен, а на дому — юморист. Чувство юмора подсказывает мне, что надо бы наоборот, что надо быть шутом на людях и степенным на дому.“

„Весна здешняя — не северная; взялась дружно. Грязь по улицам, жидкая, не перейти, — засохла сначала калмыжками, а потом в толстый пуховый настил пыли обратилась. Зазеленели вишнёвые сады, а в прокурорском саду такая пошла благодать, что какое ни пекло, — там тень и сладость, да ещё от реки водяной прохладой несёт.“

„В мире физическом я очень нетребовательна, в мире духовном — нетерпима! Я бы никогда, знаете, не стала красить губ. Некрасиво? Нет, очаровательно. Просто каждый встречный дурак на улице может подумать, я это — для него. Мне совсем не стыдно быть плохо одетой и бесконечно-стыдно — в новом! Не могу — со спокойной совестью — ни рано ложиться, ни до сыта есть. Точно не в праве. И не оттого, что я хуже, а оттого, что лучше. А деньги? Да плевать мне на них. Я их чувствую только, когда их нет.“

„Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал.“

„Гримёр опустил капюшон на лицо и медленно побрёл вниз к домам, по улице, которая здесь, около лаборатории, была пустынна, только оттуда, только оттуда, снизу, где были дома горожан, слышались крики или стоны. Стоны обрывались, и крики взрывались весёлым гулом голосов, потом стихали, и опять через некоторое время гремел этот почти подземный гул — как будто ворочался вулкан внутри себя.“

„На улице дождь схватил её, сжал, как будто стараясь сделать маленькой, лёгкой, чтобы своими струями сбить её с тротуара и унести за пределы Города.“

„Если на тротуаре валяется пенни, многие ли выйдут на улицу специально для того, чтобы поднять его? Клянусь, что я — выйду. И подниму. И я знаю, что Сэм поступит точно так же.“

„Я хотел фотографию, на которой ты, и обклеить все стены на каждой улице, чтобы сказать всем, что ты моя. Но у меня есть только песня, написанная ночью в подъезде, тогда как я видел тебя, когда ты, как вор, выходила с ним из моего дома, и ты больше не моя.“

„Это история одного из нас, он также случайно родился на улице Глюка. В доме, за городом, где люди спокойные и работящие. Там, где вчера была трава, сейчас город… И тот дом, утопающий в зелени — где он теперь?“

„Филострат копал чемерицу и молился Аполлону и Эскулапу, чтобы вылечить свою возлюбленную от сумасшествия. Видит он её в пустых улицах петербургских. Простоволосая, не знает она, что делать с собой. Взбегает на мост деревянный ― мост вместе с нею бежит. Не сбежать ей с моста. Поднимается мост вместе с нею и летит над городом. А Филострат в руки схватив чемерицу, снова падает у ног Аполлона в Летнем саду. Но, когда зари вспыхнула колесница, видит он себя не в Летнем саду, а на Чёрной речке на греческом саркофаге, а рядом с ним стоит его возлюбленная.“

„Красотка идет по улице, красотка, из тех с которыми мне бы хотелось познакомиться.“

„Человек сам, силой массового внушения, влияет на физическую судьбу Земли. И даже, пожалуй, всей Вселенной. Миллиарды разумов видят деревья деревьями, дома — домами, улицы — улицами, а не чем-нибудь другим. Эти разумы видят вещи такими, какие они есть, и помнят их такими, какими они были… Разрушь эти разумы — и всё основание материи, лишённое регенеративной силы, рухнет и рассыплется, как колонна из песка…“

„Но Гарба — он не скупердяй, вовсе нет; и отнюдь не чуждается маленьких радостей жизни. Он знает, где в Лондоне можно купить бутылку самого дорогого виски по самой низкой цене; он знает, где лучше всего покупать клюшки для гольфа — там они в полтора раза дешевле. По его собственному признанию, самый приятный момент в его жизни случился в тот день, когда он стоял в очереди на улице, чтобы войти в гей-клуб, а перед ним стоял очаровательный мальчик, не мальчик, а просто конфетка, и Гарба вдруг понял, что ему больше не нужно томиться в очереди, и не нужно платить за вход, и тратить деньги на выпивку. Он разговорился с красивым мальчиком, что стоял впереди, и пригласил его к себе. С тех пор Гарба уже не ходил по гей-клубам, а ходил только по очередям снаружи.“

„Есть одна песня на альбоме, которая пришла ко мне и, так сказать, переполнила меня, буквально, когда я шел по улице. Я всегда ношу собой небольшой диктофон. Я достал его, и, представьте, я иду по улице, люди смотрят на меня, а я просто начинаю петь в этот диктофон — полностью всю мелодию и весь текст. Когда я дошел до дома, песня уже была готова.“

„Мне было шестнадцать лет, когда я приехал в Москву. У нас на юге ещё не успели отвыкнуть от гражданской войны. Еще два-три года тому назад игрушками и моих сверстников, и моими были ручные гранаты, патроны, пистолеты и даже артиллерийские снаряды. Нас воспитала романтика гражданской войны. Бронепоезд был для нас чем-то более реальным, чем гимназия. У мальчишек выходить на улицу, если ты не вооружён с ног до головы, считалось просто неприличным.
И я, и мои друзья были очень бедны. Мы привыкли жить впроголодь и носить одежду, сшитую из солдатской шинели и гимнастёрки. Хорошо одетые мальчики попадались необычайно редко. Они казались нам обитателями других планет.“

„Мрачная печаль, как дым крематория, затянула небо над городом… Рука об руку, прижавшись друг к другу, идут мужчина и женщина, однако не страстью, не душевным порывом вызван их жест, нет, он навязан этой мрачной, смутной эпохой, свежей, как дымящаяся рана. Самые разнообразные вещи образуют единое целое. Тень кота, пробегающего по зимней крыше. Скрип освещённой солнцем стеклянной двери — наверное, под этот звук и заснул самоубийца, наглотавшись снотворного. Посудная лавка — в неё въехал армейский джип, и во все стороны разлетелись осколки дешёвой посуды. Песня демонстрантов, шагающих куда-то колонной. Человек, который потерял на войне ногу. Торговцы наркотиками. …И мужчина с женщиной, идущие по улице рука об руку, тоже связаны со всем этим.“

„Не нужно стремиться проявить ум, доказать что-то своей игрой, главное - воссоздать драматически насыщенное чувство. Пьеса может начинаться так: поднимается занавес, актёры на сцене молчат целых десять минут, потом открывается окно и с улицы доносится крик. Неважно, будут ли при этом произнесены какие-нибудь слова, важно, что зритель ждёт и волнуется.“

„И не вздумайте шататься по улице до тех пор, пока не сможете доказать, что разумно проводите хотя бы десять минут своего времени каждый день.“

„Обширный парк при дворце, недоступный для публики, окружён глубоким рвом и обнесён деревянным, заострённым наверху частоколом. Эта местность считается почти загородной. От неё идут: Сергиевская, Фурштадская и Кирочная улицы, и отсюда же, с пустой площади, на которой впоследствии был выстроен манеж Сапёрного батальона, обращённый затем в церковь Косьмы и Дамиана, начинается Знаменская улица. Здесь на углу, невдалеке от пустынного тогда Преображенского плаца, жил долгое время поэт Алексей Николаевич Апухтин, несправедливо определяемый критикой как светский писатель, несмотря на его глубокие по содержанию и превосходные по стиху «Реквием», «Сумасшедший», «Недостроенный памятник», «Год в монастыре» и «Из бумаг прокурора.»“

„Утро. Улица. Оглушение гораздо большее, чем в Париже: там ― иная ширина. Вопли распродаж. Беснование товаров, цифр. Кино. Неоновый вопль. Тошно уже от фотографий: шприц, воткнутый в ляжку. Слишком большое все: груди, буквы, пистолеты. Рок-н-ролл. Девка в тигровом трико. Вокруг давка парней, обнаженных до пояса. Груди, мяса, ляжки, кулаки, мышцы. Ненависть к такому кино. <...>“

„Я считаю, что политика – это бесконечный хаос. Подобные события происходят в результате неких случайных событий. "Черный лебедь" прилетел – и люди пошли на улицы. Таксист себя сжег в Тунисе – и началась "арабская весна."“

„В чем разница между исламом и исламизмом? Спросите людей на улице – почти никто не ответит. В самом сжатом виде можно сказать так. Ислам – это религия и образ жизни, основа целой цивилизации, элемент идентичности сотен миллионов людей, порождающий солидарность мирового мусульманского сообщества. Исламизм – это политическое движение, базирующееся на радикальной идеологии, суть которой фундаментализм, убежденность в том, что все беды мусульманского мира происходят от забвения основ «чистого, праведного, истинного ислама предков», от попыток воспринять чуждые ценности и не подходящее для мусульман светское устройство общества.“

„Городок был совсем крохотный — всего в три тысячи жителей, в огромном большинстве мещан и ремесленников. В иной крупной деревне народу больше. Да и жили-то в этом городишке как-то по-деревенски: домишки соломой крытые, бревенчатые, на задах огороды; по немощёным улицам утром и вечером пыль столбом от бредущих стад на недальний луг; размерная походка женщин с полными ведрами студеной воды на коромыслах. «Можно, тётенька, напиться?»“

„Вот вам один эпизод, и заметьте — отраднейший. В 1850 г., когда меня препровождали из Орской крепости в Новопетровское укрепление, это было в октябре месяце, в Гурьеве-городке я на улице поднял свежую вербовую палку и привез ее в укрепление, и на гарнизонном огороде воткнул ее в землю, да и забыл про нее; весною уже огородник напомнил мне, сказавши, что моя палка растет. Она действительно ростки пустила, я ну ее поливать, а она — расти, и в настоящее время она будет вершков шесть толщины в диаметре и по крайней мере сажени три вышины, молодая и роскошная; правда, я на нее и воды немало вылил, зато теперь, в свободное время и с позволения фельдфебеля, жуирую себе в ее густой тени. Нынешнее лето думаю нарисовать ее, разумеется, втихомолку. Она уже так толста и высока, что под карандашом Калама мог бы выйти из нее прекраснейший этюд. Вот вам один-единственный отрадный эпизод из моей монотонной, безотрадной жизни.
Верба моя часто напоминает мне легенду о раскаявшемся разбойнике. В дремучем лесу спасался праведный отшельник, и в том же дремучем лесу свирепствовал кровожадный разбойник. Однажды приходит он с своей огромной дубиной, окованной железом, к отшельнику и просит у него исповеди, а не то, говорит, убью, если не исповедуешь меня. Делать нечего, смерть не свой брат, праведник струсил и принялся, с Божьего помощью, исповедывать кровожадного злодея. Но грехи его были так велики и ужасны, что он не мог сейчас же наложить на него эпитимию и просил у грешника сроку три дня для размышления и молитвы. Разбойник ушел в лес и через три дня возвратился. Ну что, говорит, старче Божий, придумал ли ты что-нибудь хорошее? Придумал, отвечал праведник, и вывел его из лесу в поле на высокую гору, вбил, как кол, страшную дубину в землю и велел грешнику носить ртом воду из глубокого оврага и поливать свою ужасную палицу, и тогда, говорит, отпустятся тебе грехи твои, когда из этого смертоносного орудия вырастет дерево и плод принесет. Сказавши это, праведник ушел в свою келью спасаться, а грешник принялся за работу. Прошло несколько лет, схимник забыл уже про своего духовного сына. Однажды он в хорошую погоду вышел из лесу в поле погулять; гуляет в поле и в раздумье подошел к горе; вдруг он почувствовал чрезвычайно приятный запах, похожий на дулю. Праведник соблазнился этим запахом и пошел отыскивать фруктовое дерево. Долго ходил он около горы, а запах делался все сильнее и сильнее; вот он взошел на гору — и что же представляется его изумленному взору?“

„150 лет назад украинский пророк Тарас Шевченко сказал: боритесь — поборете. Мы боролись и победили. Что интересно — люди вышли на улицы не требовать хлеба, а объединились в стремлении к свободе.“

„С шестнадцатого этажа одного из корпусов дома №3 по Чертановской улице иногда вдруг засветит яркий красный лучик, шмыгнёт пару раз по «мерсу» или «Тойоте» какого-нибудь нового русского. Он начинает метаться, а я сижу и смеюсь.“

„Бульвар в украинской столице, который многие годы носил имя прочно забытого большевистского профсоюзного деятеля Ивана Лепсе, теперь переименован в честь Вацлава Гавела. А в Москве обсуждают, удастся ли назвать именем Фиделя Кастро одну из улиц в Медведкове. И надеются, что решение президента России или мэра столицы позволит избежать долгого ожидания — и табличка с фамилией вурдалака осчастливит дорогих москвичей. В этом выборе имен отражается различие между Украиной и Россией в цивилизационном выборе. Гуманист, благодаря которому даже революция была «бархатной.»“

„Я думаю, что [Путин] сильно испугался Майдана. Потому что народилось какое-то слабое протестное движение, всё-таки выходили 150 тысяч людей на улицу, а дурной пример заразителен. И даже допускаю, что какие-то люди посмотрели на Майдан и думают: хорошо бы у нас что-то такое. Путин, конечно, испугался. Наверное, он считает, что надо какие-то превентивные меры суровые, чтобы всем было понятно, что у нас это не пройдёт. Потому что, если сейчас начнётся какая-то даже малая война, это очень хороший, удобный случай для закручивания гаек.“

„Приемлемый уровень безработицы» на бюрократическом языке означает, что «нас на улицу не выкинут», а «приемлемый бюджет“

„Улица шумная, и мужчины и женщины не совершенны в технике выражения, как статуи.“

„Репутация многих людей не знала бы его характер, если бы они встретились на улице.“

„Я не был знаком с Чарли Чаплиным. Но когда я жил в Швейцарии, он был моим соседом — вернее, его тело. Он был похоронен во дворе англиканской церкви, вниз по улице от моего дома. А потом какие-то мудаки украли его гроб (в 1978 году гроб с телом Чаплина был выкопан и похищен.“

„Чтобы организовать объединение нации, мы должны выступить против процесса, инициированного Сержем Саргсяном, свергнуть и Сержа Саргсяна, и Республиканскую партию, и так называемые реформы. И должны пройти не только по улице Мелик-Адамяна, а также по улице Налбандяна, должны разрушить «Бастилию»“

„Я всегда слушал и люблю музыку Сезарии Эвора, которая хранит дух её культуры. Однажды я попросил Клаудию разыскать её, чтобы предложить спеть вместе. Но я плохо себе представлял, о чём её попросить. Во время беседы я сказал, что мне было бы приятно спеть вместе с ней. Или одну из её замечательных вещей, или «Парня с улицы Глюк», аранжированного и с текстом, переложенным её группой. Она захотела послушать песню. Ей очень понравилось, и она одобрила эту последнюю идею.“

„В начале 2000-х годов экс-мэр Юрий Лужков наложил негласный мораторий на переименования. Исключение в политических целях сделали для улицы Ахмада Кадырова в Бутово и по превращению Большой Коммунистической в улицу Солженицына. Не хочу проводить никаких параллелей, но восстановление исторической справедливости на карте закончилось вместе с эпохой Ельцина.“

„…в 1960 году, когда в границы столицы были включены Люблино, Бабушкин, Кунцево, Перово и другие пункты, возник коллапс. В Москве оказалось 20 Советских улиц, 19 Московских, 18 Центральных, 17 Школьных, 16 Полевых, 15 Пионерских и т. д. Всего 800 одноименных названий. Жизнедеятельность мегаполиса была нарушена: «Скорая», пожарные, почта просто не знали, куда ехать.“

„Я против того, чтобы, торгуя долгами, производить из воздуха финансовые инструменты — деривативы. Я против того, чтобы перенаселенные квартирки соседствовали с пустующими башнями «элитного» жилья. Я против того, чтобы улицы были забиты здоровенными автомобилями, в каждом из которых едут лишь по одному-два человека. Я против того, чтобы мегатонны несъеденной еды отправлялись на помойку.“

„Было это в Париже, ночью, незадолго до войны. В дверях монпарнассного кафе «Дом» стоял, держась за косяк, поэт Верге или Вернье, не помню точно его имени, знаю только, что друзья считали его чрезвычайно талантливым, хотя и погибшим из-за беспутного образа жизни. Хозяин ругательски ругал его и выталкивал, а он упирался, сердился, требовал, чтобы его впустили обратно. Наконец его вышвырнули на улицу. Случайно я вышел вслед за ним. Он стоял под дождем, без шляпы, в изодранном пальто и, опустив голову, еле слышно, совсем слабым голосом повторял:
— О, Dostoievsky, о, Dоstоiеvskу!“

„До Утрилло я не знал, что с виду такие однообразные кварталы прекрасны красотой свежей и почти таинственной. Я бродил по улицам Монмартра, я смотрел на «Лапэн ажиль» взволнованно, как того заслуживает место встреч стольких художников, но пластическая и живописная красота Монмартра ускользала от меня. Мне её дал Утрилло.“

„«Гусляр» для меня постепенно вымер, поскольку его пародийность начала менять вектор, и я для себя придумал город Верёвкин. Я несколько вещей написал о городе Верёвкине, он меня сейчас больше устраивает как фантастический пародийный город. Он гораздо серьёзнее, чем Гусляр. <…> Это моё понимание Гусляра сегодня. <…> Дело в том, что город вымышленный. Но… Гусляр — это Великий Устюг, и он для меня абсолютно реален. Я, когда пишу, представляю улицы и площади Устюга. Верёвкин — это город Венёв <…>. Этот город как разрушили в 1941-м, так до сих пор никто не догадался, что его надо восстановить. Одни памятники стоят везде.“

„Этот сплав из буйных НФ-идей, сценариев близкого будущего и странных персонажей, людей с улицы, характерный для Дика конца 60-х — начала 70-х, стал вдруг привлекателен для многих. Что, впрочем, хорошо согласовалось с происходящим в молодёжной культуре в целом. Складывалось впечатление, что такие фильмы, как «Видеодром» и «Конфискатор», такие музыканты, как Гэри Ньюмен, черпали свои образы и идеи прямо из бездонного кладезя диковского воображения. Наконец, в начале восьмидесятых появилось нечто вроде «панковской» НФ, основными провозвестниками которой были Руди Рюкер и К. У. Джетер, [http://www.isfdb.org/cgi-bin/ea.cgi?393 Рассел М. Гриффин] и Уильям Гибсон. И это направление в каком-то смысле может быть названо «школой Филипа Дика.»“

„На улице ужасная погода, но огонь в камине так приятен, и раз уж нам никуда не надо, то пусть идёт снег, пусть идёт снег, пусть идёт снег“

„Нет ничего бескорыстнее детской дружбы… Если проследить начало её,её истоки, то в большинстве случаев наткнёшься на самую внешнюю, до смешного пустую причину её возникновения: или родители ваши были «знакомы домами» и таскали нас, маленьких, друг к другу в гости, или нежная дружба между двумя крохотными человечками возникла просто потому, что жили они на одной улице или учились оба в одной школе, сидели на одной скамейке — и первый же разделённый братски пополам и съеденный кусок колбасы с хлебом посеял в юных сердцах семена самой нежнейшей дружбы.“

„В руках у сионистов пребывает огромная часть средств массовой информации (в Нью-Йорке - чуть ли не все буржуазные издания, кроме газеты "Дейли ньюс", принадлежащей австралийскому магнату). В Нью-Йорке евреев больше, чем в Израиле, и сферы их национальных влиятельных организаций простираются на банки, текстильно-одежный бизнес, знаменитую 47-ю улицу, где сосредоточена торговля бриллиантами, и на многое другое. Во всяком случае, по большинству телеканалов последние известия начинаются сообщениями из Израиля, а заканчиваются репортажами о сионистской демонстрации у советского представительства.“

„И вот я опять скитаюсь, ещё живой, но, когда начинает капать дождь и я начинаю бесцельно бродить по улицам, я слышу, как позади с клацаньем падают мои бесчисленные «я», и спрашиваю себя: что дальше? Можно было предположить, что испытаниям, выпадающим на долю тела, есть предел; оказывается нет. Так высоко взмывает оно над страданием и болью, что когда все, кажется, окончательно убито, и тогда остается ноготь на мизинце или клок волос, которые дают побеги; и эти-то бессмертные побеги никогда не иссякают. Таким образом, даже когда вы безоговорочно мертвы и забыты, находится какая-то ничтожно малая частица вашего существа, способная дать побег, и эта частица выживает, сколь бы мёртвым ни оказалось прошедшее будущее.“

„Что может быть лучше, чем идти по любой улице в любом городе и знать, что ты чемпион мира в супертяжелом весе?“

„Владимир Александрович, дорогой мой, вас никто не боится. Ни в этом зале, ни на улице. И ваши указы о том, чтобы посадить Порошенко, - это уголовное преступление. И в Украине, и в Европе, и в мире.“

„В Варшаве произошло восстание. На улицах этого города лилась кровь польских патриотов. О начале и намерении этого восстания мы не знали. Оно было спровоцировано Миколайчиком с той целью, чтобы до прихода советских войск в Варшаву сформировать правительство и тем самым поставить Советский Союз перед фактом. После того, как мы узнали о восстании в Варшаве, была спланирована операция. Операция оказалась неудачной. Жуков в своей книге пишет об этой операции, что к ней не имел отношения, что она проводилась по предложению Сталина. Прочитав книгу Жукова, я в Генштабе поднял материалы. Оказалось, что Жуков грешит искажением истины: там стоит его подпись.“

„Пожрал друга своего царь Метейя, обратившийся в зверя. Вельможи и старейшины радовались и славили царя Метейю. Говорили они, упоенные злобною радостью:
— Дивное чудо сотворили великие боги в знак милости к нашей стране. Возлюбленному царю нашему Метейе дали они грозный облик зверя, чтобы его страшные когти и могучие челюсти сокрушали кости его врагов, как хрупкий, хрустящий тростник.
И водили зверя по улицам на страх трепещущим врагам. Блистающею диадемою увенчана была голова зверя, алмазное ожерелье висело на его шее, яркие яхонты и блистающие изумруды сверкали в рыжей звериной шерсти. Благоуханными цветами нагие девы осыпали путь зверя, — и облит был жаркою кровью его страшный след. Народ повергался ниц перед высоким зверем, и зверь выбирал себе добычу среди покорно склоненных и нежные пожирал тела юношей и дев.“

„Ванда надписывала конверт. Вдруг ей стало неловко и жутко. Она подняла голову, — все подруги смотрели на нее с тупым, странным любопытством. По их лицам было видно, что есть еще кто-то в комнате. Ванде сделалось холодно и страшно. С томительной дрожью обернулась она, забывая даже прикрыть конверт. За ее спиной стояла Анна Григорьевна и смотрела на ее тетради, из-под которых виднелось письмо. Глаза ее злобно сверкали, и клыки страшно желтели во рту под губой, вздрагивавшей от ярости.
Ванда сидела у окна и печально глядела на улицу. Улица была мертва, дома стояли в саванах из снега. Там, где на снег падали лучи заката, он блестел пышно и жестоко, как серебряная парча нарядного гроба.
Ванда была больна, и ее не пускали в гимназию. Исхудалые щеки ее рдели пышным неподвижным румянцем. Беспокойство и страх томили ее, робкое бессилие сковывало ее волю. Она привыкла к мучительной работе червяка, и ей было все равно, молчит ли он или грызет ее сердце. Но ей казалось, что кто-то стоит за ней, и она не смела оглянуться. Пугливыми глазами глядела она на улицу. Но улица была мертва в своем пышном глазете.
А в комнате, казалось ей, было душно и мглисто пахло ладаном.“

„Говорить о себе, как о лучшем в мире сыщике могут только прохиндеи. Частный детектив таит внутри себя столько недовольства, что чем его больше, тем глубже он в себе замыкается, пытаясь расставить всё по полочкам. А тот, кто вышел на улицу и во весь рост заявляет о себе на неоновых щитах, чтобы его наконец заметили, тот просто величайший мудак, а не детектив.“

„Объединяться легче тем людям, которым, кроме объединения, больше нечем заниматься. Вот и ходят толпами по улицам и по дорогам мысли.“

„Анекдот от фотохудожника. Однажды некая авиакомпания решила провести рекламную акцию: на центральных улицах Симферополя агенты предлагали прохожим авиабилеты в Монголию за 10% реальной стоимости.
Из 1350 опрошенных изъявил желание отправиться в загранпоездку лишь один человек — привокзальный бомж, но, к сожалению, у него не было ни паспорта, ни денег.“