Цитаты о книгах

страница 7

„Флирт — как передвижная библиотека, в которой одну и ту же книгу редко берут дважды.“

„Пусть луч мира пройдет через вас как через призму. Пламенем на бумажный лист будущей книги.“

„Гостям, которые при виде моего стола спрашивают: «Так это здесь вы пишете свои книги?» — мне всегда хочется ответить: «Нет, я пишу не здесь».“

„Сейчас мировая культура превратилась в бесконечный фастфуд. <…> Огромный поток сиропа со свиными котлетами. Где эти шедевры? <…> Нет никакого творчества давно уже! Назовите мне гениальные книги, которые потрясли мир за последние двадцать лет… Их нет! Назовите гениальные шедевры! Их нет! Их просто не существует, потому что всё усреднилось до уровня потребления, потому что потребление стало главным критерием. <…> Комфорт, на самом деле, убивает способность к творчеству. Лишения и страдания, они, на самом деле, как это ни парадоксально, они развивают способность к тому, чтобы творить что-то настоящее, потому что в этом процессе, собственно говоря, человеческая душа совершенствуется и возрастает, а комфорт, как это ни странно, он низводит к усреднённости, поэтому забито всё огромным количеством псевдокультурного мусора, который вообще никому не нужен. <…> Комфорт убивает способность к творчеству. Он даёт вам время на творчество, но творить вы уже ничего не способны…“

„Кто-то сказал мне, когда я был моложе, что название хорошей книги или пьесы может рассказать все о содержании. Мне понравилась эта фраза, но мне, на самом деле, нравится, когда остается какая-то загадка.“

„Во всяком деле лучше немного, но хорошего, чем много, но плохого. Так же и в книгах.“

„Этот труд я посвящаю своей дочери Леоноре, без деятельного участия и одобрения которой книга была бы написана вдвое быстрее.“

„Каждая книга - цитата; каждый дом - цитата из всех лесов, рудников и карьеров; а каждый человек - цитата из всех своих предков.“

„Завтра — первая страница из 365 страниц книги. Напишите ее хорошо.“

„Мир существует, потому что существует книга.“

„Иные люди, прочитав какую-нибудь книгу, приводят потом места, смысла которых они не поняли и вдобавок еще исказили, перетолковав по-своему. Они вложили в эти страницы собственные мысли, облекли их в собственные слова, испортили, обезобразили и вот выносят их на суд, утверждая, что они плохи, — и все с этим соглашаются. Но тот отрывок, который цитируют подобные критики, — вернее, полагают, что цитируют, — не становится от этого хуже.“

„Но вообще — на войне читать начинают все и всё. Это какой-то феномен. Информационный голод, что ли. Каждый найденный клочок газеты, каждая книга, каждый клочок обоев — в ход идет всё. У нас во взводе для гигиенических целей использовался справочник по медицине. Он был прочитан всеми от корки до корки по несколько раз. Все существующие в мире болезни в нашем взводе были выявлены — от черной оспы до лихорадки Эбола. Я как-то поймал себя на том, что уже полчаса сижу перечитываю этикетку от банки тушенки. В Аргуне я как-то нашел маленький карманный томик Высоцкого. Размером с магнитофонную кассету. И под неё стилизованную. Открыл… И ощущение реальности ушло. Война пропала. Всего этого — смертей, стрельбы, солдатского рабства, крысиных нор, твоей фишки на крыше консервного цеха, где тебе надо торчать всю ночь как на ладони — больше не было. Я улетел куда-то в другую Вселенную. Где нет войны. А есть — мир. Дом. Стихи. Хотя поэзию я не люблю совершенно. Я его берег, носил только во внутреннем кармане и давал другим читать только в моем присутствии. Это было очень личное. И я видел, как меняются лица людей, когда они открывали этот томик стихов на разрушенном консервном заводе города Аргуна. Этот томик -
одно из самых главных моих богатств.“

„Человечество, завязнувшее по уши в гниющем болоте своих страхов, алчности, распущенности, высокомерия и предательства, ждет своего принца в сияющих доспехах. Люди ждут избавления, спасения… Люди ждут, что кто-то пострадает за них, что кто-то взмахнет волшебной палочкой и все расставится по местам. Люди ждут манны небесной, а получают очередной чумной вихрь, сметающий всю гниль на своем пути. Пусть мои книги станут проклятой болезнью! Пусть их яд покроет язвами уши и души любителей легковесности и развлечений. Достаточно проституции на литературном рынке. Да здравствует империя чистого слова! Глобально, не правда ли?“

„Книгу должен писать читатель. Лучший читатель читает закрыв глаза.“

„Интересные книги читают, гениальные – перечитывают.“

„Попробуйте отложить наши современные журналы, читайте долгое время только иностранные книги и русских великих писателей прошлого поколения, потом сразу откройте свежий номер современной газеты, — вы будете поражены, вас охватит испорченная атмосфера, уродливые неологизмы, одичание и пошлость языка, особенно в мелкой прессе: как будто с вольного воздуха вы войдете в комнату, где сильный дурной запах.“

„осень опять надевается с рукавов,
электризует волосы — ворот узок.
мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров
и бережёшься слишком больших нагрузок.
мир кладёт тебе в книги душистых слов,
а в динамики — новых музык.“

„Книга — это сосуд, который нас наполняет, но сам не пустеет.“

„Ни один писатель не позволит напечатать свою книгу без его имени на обложке. А с инженерами так обходятся постоянно.“

„Мои издатели, HBO и читатели хотят следующую книгу. Но никто не хочет ее сильнее, чем я. Когда я сгибаюсь под этим давлением, я напоминаю себе, что судить обо мне будут по книгам. Если их будут читать через лет 50, никто не будет говорить, что достоинством книги является то, что она вышла в срок. Будут оценивать содержание.“

„… И у меня бывает тоска. <…> От неё я бегу к людям, к книгам, даже к выпивке, из-за неё завожу новые знакомства. Но когда тоска «от перемены мест не меняется» (мне это напоминает алгебру «от перемены мест множителей произведение не меняется») — дело дрянь, так как выходит, что тоска зависит от себя, а не от окружающего.“

„Книга… — это идеальное оружие, потому что она не ставит своей задачей никого уничтожить. Но она меняет того, кто ее читает.“

„Мир – прекрасная книга, но бесполезная для того, кто не умеет читать.“

„Величайшая из книг — книга жизни, которую нельзя ни закрыть, ни снова открыть по своему произволу.“

„Книгу, подаренную вам автором, благоразумнее всего похвалить не читая: это избавит вас от предумышленной лжи.“

„Самое худшее вот в чем. Так как человек по большей части мысленно представляет себя таким, каким его описывают в книгах, то он в конце концов приемлет ложное представление о себе самом, которое навязывает ему литература, и исходит из него в своих поступках.“

„У Достоевского целая книга посвящена переживаниям молодого студента, одержимого мыслью об убийстве одной-единственной старушки-процентщицы. А сегодня по телевизору каждый день видим гибель как минимум человек пятидесяти, и вполне можем увидеть все эти пятьдесят смертей рядом с собой на улице. После того, как смерть стала темой спекуляций в СМИ, она утратила свое значение.“

„В оправдание дьявола следует сказать, что до сих пор мы выслушивали лишь одну сторону: все священные книги написаны Богом.“

„Книги — это инструмент насаждения мудрости.“

„Когда-нибудь все будет иметь свой конец — далекий день, которого я уже не увижу, — тогда откроют мои книги и у меня будут читатели. Я должен писать для них, для них я должен закончить мои основные идеи. Сейчас я не могу бороться — у меня нет даже противников.“

„Книги на злобу дня умирают вместе со злободневностью.“

„Книги обладают способностью бессмертия. Они самые долговечные плоды человеческой деятельности.“

„Спешить писать книгу нельзя. Хорошая книга, как хорошее вино, должна дозреть в подвалах разума и души автора.“

„Есть времена, когда Вы жаждете славы и стоите на краю. А затем наступает время, когда Вы наслаждаетесь этой славой. Но я всегда находился и нахожусь в поиске того большого пламени. Человек всегда должен стремиться к высотам полной творческой самореализации в жизни. Я испытал немало трудностей на пути к успеху, и если кто-то найдет для себя кое-что ценное в моей книге, используя мой опыт, тогда я почувствую, что цель этой биографии достигнута.“

„Вы назвали свою недавнюю книгу о Бродском «From Russian with love» («Из русского с любовью»). Расскажите, откуда появилось это название и как оно связано с содержанием книги.
— Когда я впервые увидел Бродского — на фестивале в «Куин Элизабет Холл» — у меня был экземпляр «Остановки в пустыне», который я попросил подписать. Он написал «From Russian with love», явно имея в виду фильм о Джеймсе Бонде. Но вместо «Russia» он написал «Russian» — должно быть, намеренно, зная Иосифа, — что подсказало мне маршрут некоего литературного путешествия — из русского в английский, — которое я неизбежно соединил с занятием литературным переводом, что стало лейтмотивом нашей с Иосифом дружбы.“

„КНИГА – вещь, в которой можно сохранить знания и чувства людей во времени.“

„Секс, конечно, присутствует во всех интересных книгах – так же, как и во всех интересных жизнях.“

„«Легко читается» — значит что-то не в порядке: либо в статье или книге нет новой мысли, либо она не замечена читателем.“

„Писательский долг перед человечеством должен быть игрой для личного удовольствия. Я пишу книги, которые мне самой будет интересно прочитать. Я люблю своих героев, я хочу познакомить их с читателями. Я хочу, чтобы в стихах пульсировала моя кровь. Но я знаю, я ответственна за то, что я пишу. Я должна сделать больно читателю. Без боли он ничего не поймет… Без боли – нет красоты. Без боли – нет добра. К сожалению.“

„Когда мы с друзьями куда-нибудь летаем, то всегда берем с собой сборники задач типа книг Якова Перельмана «Занимательная математика», «Занимательная физика» и т. д. Теперь у нас новое увлечение — головоломки из магазина «Маленький гений». Мы заезжаем туда, покупаем пару пакетов и потом сидим-разбираем.“

„В городской квартире уют создать непросто — один для этого расставляет по всем комнатам фарфоровые статуэтки пионеров, балерин и писателей, купленные на блошином рынке; другой в художественном беспорядке разбрасывает умные книги у себя на письменном столе, да еще и в каждую вставит по пять закладок; третий перед духовкой, в которой румянится дюжина куриных голеней из супермаркета, ставит кресло, закуривает трубку и заставляет лежать у своих ног на синтетическом коврике комнатную собаку размером с кошку; четвертый… Впрочем, всё это в городе. В деревне, для того чтобы создать уют, достаточно затопить печку или ранней весной вырастить на подоконнике огурцы, покрытые нежной молочной щетиной.“

„Я всегда говорю, что тот писатель популярный, чья книга лежит у вас дома в санузле.“

„Полнота счастья: жить в мирные времена среди гор и вод под управлением бескорыстного начальника, иметь достаток в доме, умную жену и талантливых детей; иметь время читать книги; иметь время помогать людям; обладать достаточной ученостью, чтобы писать книги; быть избавленным от обязанности выслушивать споры; иметь знающих и верных друзей.“

„Книга так захватила его, что он захватил книгу.“

„Очень часто книга, производящая глубокое впечатление на юный ум, составляет эпоху в жизни человека.“

„Терпеть не могу длинных книг, этих пространных батальных полотен. Мысль должна быть сгущенной до предела и разить наповал.“

„Мировая культура — это стена перед войной, сложенная из великих книг.“

„Если книгу не стоит читать два раза, то её вовсе не стоит читать.“

„Есть много горечи в этом. Ухватившись за лоб, думаю: я никогда не узнаю его жизни, всей его жизни, я не узнаю его любимой игрушки в три года, его любимой книги в тринадцать лет, не узнаю как звали его собаку. А если узнаю — игрушку — книгу — собаку, другого не узнаю, всего не узнаю, ничего не узнаю. Потому что — не успею.“

„КНИГА – способ разговора с многими людьми сквозь время.“

„О мотивах нашего поведения нам ничего не известно. Всё, что мы можем, — писать книги на эту тему.“

„Не плавал ни один фрегат,
Как Книга, далеко;
Какой рысак, как резвый стих,
Несет нас так легко?
Не просит платы за проезд —
Везет и бедняка Любого —
Колесница душ;
Но как она хрупка!“

„Хорошая книга та, у которой под обложкой жизнь пульсирует, как кровь под кожей.“

„Мне так понравилась ваша книга! Кто вам её написал?
— Я так рада, что она вам понравилась! А кто вам её читал?“

„Книги — лучшие товарищи старости, в то же время они — лучшие руководители юности.“

„Я знаю, что случайные встречи — это единственная возможность сказать правду.
Я знаю, что мода — это средство покорить других и не выдать себя.
Я знаю, что никогда не надену ничего бирюзового. А может, и надену, прямо завтра.
Я знаю, что мой путь и сложен, и интересен как никогда.
Я знаю, что кинематограф дал мне столько же, сколько и чтение книг, и гораздо больше, чем живопись.
Я знаю, что рецепт моего творчества — правильное сочетание идей.
Я знаю, что современное искусство нужно, чтобы понять жизнь.“

„Я читала книги и переносилась в другой мир у себя в голове. Я люблю актерство из-за визуализации персонажей и способности найти связь между воображением и реальностью.“

„Библия и несколько других книг о самопомощи и просвещении говорят о Семи Смертных Грехах. Это: Гордыня, Гнев, Жадность, Похоть, Зависть, Лень и Чревоугодие. Эти вещи охватывают почти всё, что мы делали. И это грешно… ну и весело, раз уж мы о том.“

„Всякий раз, открывая книгу, я пробуждаю одну из душ.“

„Вы можете поместить в книгу истории, которые понравятся только детям. Можно также поместить туда истории, которые полюбят и дети, и взрослые. Однако никогда не следует помещать в детскую книгу что-то, что будет понятно только взрослым, ведь это крайне невежливо по отношению к ребенку, который будет ее читать.“

„Понятия «писатель», «журналист» все чаще заменяются словом «автор». Изменился запрос. Люди читают не меньше, но хотят, чтобы было короче. Не книги и не статьи, а тексты. В которых есть позиция, цепляющие суждения и яркая эмоциональная окраска.“

„… миг, когда выходит первая книга, ещё пахнущая типографской краской и ласкающая прикосновением страниц, этот восхитительный и пьянящий миг, когда словно слышится шелест распахивающихся над головой крыльев и на покорённой вершине распускается цветок, — такой миг бывает только раз в жизни поэта.“

„Каждый человек — это целая книга, если вы только знаете, как читать её.“

„Я обожаю книги. Обожаю этот момент: ты открываешь её и погружаешься в иную реальность. Ты словно сбегаешь от всего мира в историю, куда более интересную, чем когда-либо будет твоя собственная.“

„Где находится книга? В книге.“

„Более же всего "не то" было его отношение к религии. Как и все люди его круга и времени, он без малейшего усилия разорвал своим умственным ростом те путы религиозных суеверий, в которых он был воспитан, и сам не знал, когда именно он освободился. Как человек серьезный и честный, он не скрывал этой своей свободы от суеверий официальной религии во время первой молодости, студенчества и сближения с Нехлюдовым. Но с годами и с повышениями его по службе и в особенности с реакцией консерватизма, наступившей в это время в обществе, эта духовная свобода стала мешать ему. Не говоря о домашних отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах по нем, и о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, - по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах: редкий день проходил, чтобы не было какого-нибудь отношения к внешним формам религии, избежать которых нельзя было. Надо было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он с своим правдивым характером никогда не мог), что он верит в то, во что не верит, или, признав все эти внешние формы ложью, устроить свою жизнь так, чтобы не быть в необходимости участвовать в том, что он считает ложью. Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь неважным дело, надо было очень много: надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими людьми, надо было еще изменить все свое положение, бросить службу и пожертвовать всей той пользой людям, которую он думал, что приносит на этой службе уже теперь и надеялся еще больше приносить в будущем. И для того, чтобы сделать это, надо было быть твердо уверенным в своей правоте. Он и был твердо уверен в своей правоте, как не может не быть уверен в правоте здравого смысла всякий образованный человек нашего времени, который знает немного историю, знает происхождение религии вообще и о происхождении и распадении церковно-христианской религии. Он не мог не знать, что он был прав, не признавая истинности церковного учения.
Но под давлением жизненных условий он, правдивый человек, допустил маленькую ложь, состоящую в том, что сказал себе, что для того, чтобы утверждать то, что неразумное - неразумно, надо прежде изучить это неразумное. Это была маленькая ложь, но она-то завела его в ту большую ложь, в которой он завяз теперь.
Поставив себе вопрос о том, справедливо ли то православие, в котором он рожден и воспитан, которое требуется от него всеми окружающими, без признания которого он не может продолжать свою полезную для людей деятельность, - он уже предрешал его. И потому для уяснения этого вопроса он взял не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vinet, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему было нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного учения, в котором он был воспитан и которое разум его давно уже не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись. И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум человека не может познать истины, что истина открывается только совокупности людей, что единственное средство познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с тех пор уже мог спокойно, без сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение в нерадостной семейной жизни. Он думал, что он верит, но между тем больше, чем в чем-либо другом, он всем существом сознавал, что эта вера его была что-то совсем "не то".“

„Я думаю, что [твоя] книга показывает, кто ты есть. Если ты верующий человек, это всплывёт в книге. Это не описание того, чего ты придерживаешься или о чём беспокоишься, если знаешь об этом достаточно ясно. Потому что как только ты начинаешь это делать, то ты перестаёшь рассказывать историю и начинаешь писать пропаганду. Я думаю, что пропаганда получила дурную славу, хотя она просто означает, что есть что-то, во что вы верите и хотите этим поделиться. <…> Но это отличается от истории, которую вы не начинаете с ответа, которым хотите поделиться, а начинаете с вопроса, который вам необходимо изучить. И делаете это в виде произведения.“

„Не расставался с книгой. Возьмёт в библиотеке - и не вернёт!“

„Книга была написана до того слащаво, что мухи садились на неё тысячами.“

„Бездарное предисловие к талантливой книге подобно убогой прихожей, ведущей в роскошную залу.“

„Да отмываться всегда трудней, чем плюнуть. Надо уметь быстро и в нужный момент плюнуть первым. «Красное Колесо», Узел III - Март семнадцатого, книга 4.“

„Книга так захватила его, что он захватил книгу.“

„Речь идет о будущем: о жизни людей без войн, без социального угнетения, без национального неравенства, без насильного ущемления человеческих способностей, — о том будущем, которое все мы называем коммунистическим. Мы стремимся представить себе — и зрителю — действительность XXI века живой, развивающейся, разрешающей свои трудности и проблемы на новых уровнях Познания и Нравственности, основа которых закладывается уже сейчас.
Мы стремимся представить людей будущего живыми и свободными, в единстве их радостей и забот, поэзии и прозы жизни. Нас ни в коей мере не удовлетворяет то примитивно-плакатное, неубедительное изображение «людей будущего», которое можно наблюдать в некоторых произведениях литературы и кино. Вместе с тем мы считаем нашу работу полемической по отношению ко множеству выпущенных в буржуазном мире книг и фильмов, в которых будущее рассматривается в апокалиптическом или технократическом духе, где утверждается неверие в силы и возможности человека.“

„Тимей в XVIII книге говорит, что многое в нём вызывало удивление. Так, когда пассатные ветры дули так сильно, что портились плоды, он приказал содрать кожу с ослов и сделать меха, которые он расставил вокруг холмов и горных вершин, чтобы уловить ветер; и ветер унялся, а Эмпедокл получил прозвание «ветролова».“

„Мой день длится 32 часа: мне надо успеть поспать 8 часов и остальные 24 провести в привычном состоянии гиперактивности. Это может быть что угодно: утро с семьёй, спорт, запись на студии, встречи, съёмки, концерт и поздние посиделки с любимым мужем, 20 минут на чтение любимой книги перед сном. Главное — засыпать с мыслью о том, что сегодняшний день я прожила полноценно и правильно.“

„Следуя моему примеру, он <Николай Карамзин> и сам принялся за переводы. Первым опытом его был «Разговор австрийской Марии Терезии с нашей императрицею Елисаветою в Елисейских полях», переложенный им с немецкого языка. Я советовал ему показать его книгопродавцу Миллеру, который покупал и печатал переводы, платя за них, по произвольной оценке и согласию с переводчиком, книгами из своей книжной лавки. Не могу и теперь вспомнить без удовольствия, с каким торжественным видом добрый и милый юноша Карамзин вбежал ко мне, держа в обеих руках по два томика фильдингова «Томаса-Ионеса» (Том-Джона), в маленьком формате, с картинками, перевода Харламова. Это было первым возмездием за словесные труды его.“

„…мне нравится вставлять в книги то, что не имеет никакого отношения. Если в произведении будет лишь то, что «относится к делу», там станет тесно и душно. А если вводишь одно за другим то, что вроде бы и постороннее, создается впечатление дуновения свежего ветра.“

„Однажды я прочитал книгу, и вся моя жизнь изменилась.“

„Искусство фотографии главным образом заключается не в камере. Вы привносите в эту работу всё, что вам когда-либо приходилось видеть, всё, что довелось услышать, всё, что оставило несгладимый отпечаток в вашем сердце.“

„Люди, видевшие в библиотеке в Ясной Поляне те четырнадцать тысяч томов, которые без конца испещрены пометками Толстого, знают его «невежество»! Только его универсально-анархический ум так же мало признавал суверенитет науки, как и суверенитет государства… Алданов тут прибавляет: «Сам Чехов, наверно, не прочитавший одной десятой книг, известных Толстому, прохаживался насчет его невежества». Алданов прав, ― «прохаживался.»“

„Написание книги - ужасная, изнурительная борьба, похожая на длительный приступ болезненной болезни. Никто бы никогда не предпринял такую вещь, если бы не был побежден каким-то демоном, которого нельзя ни противостоять, ни понять.“

„Если человек не может наслаждаться чтением книги снова и снова, нет никакого смысла в чтении вовсе.“

„В хорошей книжной комнате вы каким-то таинственным образом чувствуете, что впитываете мудрость, содержащуюся во всех книгах, через кожу, даже не открывая их.“

„Он никогда не выходил без книги под мышкой и часто возвращался с двумя.“

„Недавно я обнаружил, что обо мне написано 10 книг. Из любопытства начал читать одну и выбросил, потому что там оказалось сплошное вранье. В бешенстве я позвонил своему адвокату и велел ему немедленно подать на издателей в суд. А он возразил, что самый лучший способ расставить все по своим местам - написать о себе самому.“

„А сей другой философ Эмпедокл не должен ли так же почитаться безумным, который бросился в пучину горы Этны, оставя свои туфли, для того чтоб люди были известны о сем отважном его поступке и имя бы его сделали бессмертным? Он был бы несчастною жертвою своего бешенства, когда бы ты, почтенный Маликульмульк, над ним не сжалился, не спас бы его от сгорения и не принял бы в свой дом, находящийся под Этною, где он живет спокойно, смотрит за твоим домом и между тем забавляется чтением книг в обширной твоей библиотеке и выписывает из них некоторые полезные замечания…“

„Потому что не может быть законов защищающих нас от самих себя, ни один уголовный кодекс не предусматривает наказаний ха преступления против литературы. И среди престуvлений этих найболее тяжким является не преследование авторов, не цензурные ограничения и т.п., не предание книг костру. Существует преступление более тяжкое – пренебрежение книгами, их не-чтение. За преступление это человек расплачивается всей своей жизню; если же преступление это совершает нация – она платит за это своей историей.“

„Что касается тех мистических писателей, которые уклоняются от сообщения своих знаний, то они с меньшим уроном для своего доброго имени и с меньшей тягостью для своих читателей могли бы скрыть это учение, если бы вовсе не писали книг, вместо того, чтобы писать плохие.“

„Верить можно во что угодно. Главное — в хорошее. А в хорошем всегда присутствует свое тайное дао. Без некоей сказочности невозможно ничто хорошее. Иначе это хорошее не будет отличаться от действительности — а к чему тогда стремиться? Всегда должен быть некий современный Карабас-Барабас, которого надо победить, и тогда вспыхнет вечная радуга счастья. Я использую в своих пьесах психоделическую городскую мифологию — она уже вполне сформировалась, когда-нибудь я напишу по ней книгу…“

„Философия написана в величайшей книге, которая всегда открыта перед нашими глазами (я разумею Вселенную), но её нельзя понять, не научившись сначала понимать её язык, и не изучив буквы, которыми она написана. А написана она на математическом языке, и её буквы — это треугольники, дуги и другие геометрические фигуры, без каковых невозможно понять по-человечески её слова, без них — тщетное кружение в тёмном лабиринте.“

„Нельзя наказывать гимназиста, срезавшегося на экзамене, лишением его учебных книг, учебных пособий. А вы делаете нечто подобное с флотом… и, может быть, делаете худшее. Вы хирурги, собравшиеся вокруг одурманенного больного. Больной этот — флот, ошеломленный вашей критикой. Вы, господа, взяли ланцеты и режете его, потрошите его внутренности, но одна неловкость, одно неосторожное движение, и вы уже будете не оперировать больного, а анатомировать труп.“

„Великий ученый, султан мутакаллимов своего времени, муфассир и мутакаллим, имам своего времени по рациональным наукам. Один из имамов по шариатским наукам, автор известных книг и обладатель великих вышеперечисленных достоинств, родился в месяце Рамадан 544 году (в другой версии 543 году). В начале учился у своего отца Зияуддина Умара, а он был из учеников имама аль-Багъави. Затем он учился у Камаля ас-Самнани и Али аль-Маджд аль-Джалили, последователя Мухаммада ибн Яхьи ан-Найсабури. Он изучил много наук, став выдающимся в них, выдвинувшимся вперед и ставшим главой. К нему ходили ученики с разных стран, и он составил книги по разным наукам…“

„Поистине весь мир наполнился его книгами, и не было даровано никому из ученых каляма то, что было даровано ему.“

„Шейх Абуль-Хасан Али ибн Исмаил аль-Аш’ари, да будет доволен им Аллах, перешёл от мазхаба мутазилитов к защите мазхаба суннитов при помощи доводов разума и написал много книг.“

„Боже сохрани, Боже сохрани! По строению скелета и нервной системы и головного мозга, — совсем не одно и то же. Но по обязательности подчиняться законам природы, — совершенно одно и то же. Что кому дано этой природой сделать, тот только это и может сделать. Тенор не запоёт басом. Блондин не станет брюнетом. Тётя Лиза не уяснит себе теории кровообращения. Человек без слуха не станет композитором. И выучить их этим вещам нельзя. Вот переплетать книги, бренчать на рояле, писать фельетоны, — этому выучить можно.“

„В студенческие годы у меня был один преподаватель, профессор, который внушил мне на всю, наверное, жизнь одну простую истину. Он говорил, что настоящего мужчину можно определить по двум вещам: по его отношению к книге и отношению к женщине. Сам он всегда, прежде чем взять книгу, шел мыть руки. И для меня стало правилом на всю жизнь трепетно и с уважением относиться к книгам и, конечно же, к женщинам.“

„Нужно забыть наконец, как о страшному сне, об этом ЕГЭ, каковое ЕГЭ люди сдают и в результате часто не знают ничего. В прошлом году меня попросили поприсутствовать на ЕГЭ по русскому языку и литературе в какой-то школе. Я из интереса попросил дать мне прочитать, и на один вопрос я ответить не сумел. Я смотрел на вопрос, как баран на новые ворота, мне было стыдно, мне было неловко, я думал: да что ж такое, ну совсем уже отупел! Ну уже пора как-то проходить курс умственной реабилитации. Там было сказано – не помню, про какую книгу – Какой художественный прием применяет автор в этом рассказе для того, чтобы?.. Потом оказалось: психологизм. Психологизм – это вам не прием. Психологизм – это может быть свойство прозы, аспект прозы и так далее, но это не прием. Вот сравнение – это прием. Гипербола – это прием. Контрапункт – это прием. А психологизм – это не прием. И вот человек в звании доктора филологических наук, профессора, зав кафедрой, который составлял… Что я могу сделать? Вот ничего этого, конечно же, не должно быть, что касается школьной программы. Нужна же не школьная реформа, а чтобы оно все было путем, понимаете.“

„Все меня спрашивают: зачем ты столько работаешь? Расслабься: попробуй себя в живописи, литературе. Что я вам, Джонни Роттен, написавший автобиографию в 35 лет? Вы полагаете, это книга? Нет, это очередной пропагандистский трюк фашиствующей интеллигенции!.. И вместе с тем — прекрасный ответ на вопрос о том, что заставило страну погрузиться в болото посредственности. Всем хочется одного: шлепнуться на задницу и больше не подниматься. Спроси себя: что полезного ты производишь? Ничего?“

„Меня поносили все кому не лень, при том что книга продавалась миллионными тиражами, а моя популярность достигла уровня звёзд кино и спорта. Меня принимали всерьёз. Я был шуткой. Я — это авангард. Я — традиционалист. Я недооценён. Я переоценён. Я ни в чём не виновен. Я несу частичную ответственность. Я сам срежиссировал дискуссию. Я ничего не способен срежиссировать. Я — главный женоненавистник американской литературы. Я — жертва расцветающей культуры политкорректности. Споры бушевали всё с новой силой, и даже война в Персидском заливе не смогла отвлечь общество от Патрика Бэйтмена и его извращённой жизни, которая пугала, волновала и очаровывала. Я заработал больше денег, чем мог потратить. Это был год тотальной ненависти.“