Цитаты о стих

„Если бы Господь Бог на секунду забыл о том, что я тряпичная кукла, и даровал мне немного жизни, вероятно, я не сказал бы всего, что думаю; я бы больше думал о том, что говорю. Я бы ценил вещи не по их стоимости, а по их значимости.
Я бы спал меньше, мечтал больше, сознавая, что каждая минута с закрытыми глазами — это потеря шестидесяти секунд света. Я бы ходил, когда другие от этого воздерживаются, я бы просыпался, когда другие спят, я бы слушал, когда другие говорят. И как бы я наслаждался шоколадным мороженым! Если бы Господь дал мне немного жизни, я бы одевался просто, поднимался с первым лучом солнца, обнажая не только тело, но и душу. Боже мой, если бы у меня было еще немного времени, я заковал бы свою ненависть в лед и ждал, когда покажется солнце. Я рисовал бы при звездах, как Ван Гог, мечтал, читая стихи Бенедетти, и песнь Серра была бы моей лунной серенадой. Я омывал бы розы своими слезами, чтобы вкусить боль от их шипов и алый поцелуй их лепестков. Боже мой, если бы у меня было немного жизни… Я не пропустил бы дня, чтобы не говорить любимым людям, что я их люблю. Я бы убеждал каждую женщину и каждого мужчину, что люблю их, я бы жил в любви с любовью. Я бы доказал людям, насколько они не правы, думая, что когда они стареют, то перестают любить: напротив, они стареют потому, что перестают любить! Ребенку я дал бы крылья и сам научил бы его летать. Стариков я бы научил тому, что смерть приходит не от старости, но от забвения. Я ведь тоже многому научился у вас, люди. Я узнал, что каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске. Я понял, что, когда новорожденный впервые хватает отцовский палец крошечным кулачком, он хватает его навсегда. Я понял, что человек имеет право взглянуть на другого сверху вниз лишь для того, чтобы помочь ему встать на ноги. Я так многому научился от вас, но, по правде говоря, от всего этого немного пользы, потому что, набив этим сундук, я умираю.“

„Деревья — это стихи, что пишет земля на небе. Мы валим их и превращаем в бумагу, чтоб записать на ней свою пустоту.“

„Здравствуйте, едьте к сетям рыбачьим, то есть, простите, к чертям собачьим, то есть, простите, к дитям и дачам, в общем, уже кто во что горазд. Едьте со всех городов и весей, ваши слова ничего не весят, ваш разговор неизменно весел, отрепетирован много раз.
Здравствуйте, то есть странствуйте, то есть едьте куда захотите, то есть прямо сейчас залезайте в поезд, благо для вас еще есть места. То есть на палубе в гордой позе, то есть бегите, пока не поздно, то есть по миру не только ползать, нервно шарахаясь по кустам.
Вот этот лес, в нем живут туристы, вот этот берег, пустой, бугристый, девочка, ты посмотри на пристань, тихим крестом ее осени. Девочка, у тебя билеты, будешь и в счастии, и в тепле ты, девочка, ты уплываешь к лету и не увидишь осени.
Мне же оставьте сентябрь-месяц, то есть, простите, октябрь-месяц, то есть, простите, ноябрь-месяц, в общем, на выбор оставьте мне месяц дождей и уютных кресел, месяц, который и сух, и пресен, месяц бессонницы и депрессий — месяц, который других темней.
Мне же оставьте… Меня оставьте, вы здесь отныне совсем некстати, все замирает, дожди на старте, поторопитесь, пошел отсчет, здравствуйте, ну так чего вы ждете, здравствуйте, я вам уже не тетя, я, как вы ввдите, на работе, быстро давайте, чего еще?
Жмитесь к стеклу капитанских рубок, мачта — не мачта, сосны обрубок, и не смотрите — я тонок, хрупок, вдруг я не выдержу, не смогу, если не справлюсь — ищите летом, будет несложно идти по следу — глупый прозрачный нелепый слепок на нерастаявшем зря снегу.
Мир исчезает с тяжелым боем, вот я стою теперь перед боем с нежной невнятной своей любовью и одиночеством впопыхах. Все разлетелись — куда угодно, милая, ты же теперь свободна, вот твоя целая четверть года — хоть запечатай ее в стихах.
В дом не зайдешь — пустовато в доме, все разбежались и каждый в доле, солнце распахивает ладони, дышит не-жаренным миндалем. Слышишь, твори, завывай, бесчинствуй, делай что хочешь, кричи речисто, воздух прозрачный и пахнет чисто, вроде как будто бы тмин да лен.
Может быть, стоило быть со всеми, там, где веселые бродят семьи, там, где в земле прорастает семя, там, где пушистый и теплый плед? К черту все глупые отговорки, там вдалеке завывают волки… Бог засмеялся легко и звонко, будто ему восемнадцать лет.
Что еще нужно — такая малость, просто уловка — а я поймалась, Бог засмеялся, земля сломалась, волки ушли, утекла река. Где я? Куда я? Отшибло память, крепко хватаюсь за божий палец, нужно держаться, я засыпаю на загорелых его руках.
Здравствуйте. Лучше не будьте с нами, с нами вы станете просто снами, теплым совочком воспоминаний, тающей искоркой в угольке. Здравствуйте, долго я вас встречаю, что ж вы стесняетесь, может, чаю? И улыбаюсь, не замечая Бога, заснувшего в уголке.“

„Мне нравится следить за подъёмом карьер эстрадных артистов, пока они ещё борются за достижение успеха [с подросткового возраста до тридцати лет]. Мне нравится узнавать о них всё, и, если нельзя достать достаточно информации, то хватит и таблоидов. Я люблю панк-рок. Я люблю девушек со странными глазами. Я люблю наркотики (но моё тело и мозг не могут позволить мне принимать их). Я люблю страсть. Я люблю то, что хорошо построено. Я люблю наивность. Я люблю и благодарен рабочим — синим воротничкам, существование которых освобождает артистов от необходимости заниматься низкооплачиваемой работой. Я люблю подавлять ненасытность. Я люблю мухлевать, играя в карты. Я люблю разные музыкальные стили. Я люблю высмеивать музыкантов, у которых я обнаруживаю плагиат или оскорбление музыки как искусства, пользуясь раскруткой смущающе жалких версий их работы. Я люблю писать стихи. Я люблю игнорировать других панк-поэтов. Я люблю винил. Я люблю природу и животных. Я люблю плавать. Я люблю общаться со своими друзьями. Я люблю быть один. Я люблю чувствовать себя виноватым в том, что я белый американский мужчина.“

„Старость — это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман — и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!“

„Настанет день,
когда, увидев свое отражение в зеркале,
ты улыбнешься себе.
Настанет день,
когда твое сердце забьется чаще
при звуке твоих шагов
у твоего порога. Пригласи себя в дом.
Угости себя вином. Протяни себе хлеб.
Верни себе сердце.
Прими вновь себя — этого знакомого незнакомца,
преданного тебе,
любившего тебя всю твою жизнь,
уставшего от твоего равнодушия. Убери с полок чужие портреты,
любовные письма, отчаянные стихи…
Сядь за стол. Пируй и празднуй.
Празднуй себя. Празднуй свою жизнь.“

„Кто приблизится к храму Муз без вдохновения, веруя, что достойно лишь мастерство, останется неумелым, и его самонадеяные стихи померкнут пред песнями безумцев.“

„Я — как избалованный старшеклассник. Да я хуже любой бляди; блядь только забирает твои денежки и больше ничего. Я же забавляюсь с жизнями и душами, как будто они — мои игрушки. Как могу я называть себя человеком? Как могу писать стихи? Из чего состою?“

„Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.“

„Я абсолютно ничего не понимаю в музыкальной технике, почему одни звуки нельзя смешивать с другими? Зато я знаю, какой саунд приемлем для нас. Мы, как группа никогда не копировали других исполнителей, и не заучивали чужие песни. Мы не умели снимать аккорды один к одному, да и не испытывали особого желания делать это. Всю свою энергию мы отдавали сочинению собственных композиций. Я пишу стихи сам для себя и некоторые из них потом превращаются в песни. Я уважаю слова за то, что в них порой скрывается некая мощь. Я люблю поэзию, потому что могу заниматься ей, не испытывая никаких влияний со стороны, Я не хочу говорить о своих любимых поэтах, потому что этот мир нужно открывать самому.“

„Кое-кто и до сих пор считает, что ваши стихи — трата времени.
— А что не трата времени? Некоторые собирают марки или бабушек своих убивают. Мы все просто ждём, занимаемся мелочами и ждём смерти.“

„Ничего оригинального нет. Крадите все, что вдохновляет вас или дает пищу воображению. Хватайте старые фильмы, новые фильмы, музыку, книги, картины, фотографии, стихи, сны, случайные разговоры, архитектуру, мосты, дорожные знаки, деревья, облака, воду, свет и тени. Для грабежа выбирайте только то, что трогает напрямик вашу душу. Если вы будете делать именно так, ваши работы (и кражи) будут аутентичными. Аутентичность не ценна; оргинальности не существует. Не нужно даже беспокоится сокрытием кражи – празднуйте ее, если она вам удалась. В любом случае, помните что сказал Жан-Люк Годар: «Не важно, откуда вы берете, важно — куда».“

„Я обратился в Христианство не для того, чтобы что-то или кого-то боготворить, поклоняться, а лишь для того, чтобы познать себя, понять природу своих мыслей. Я начал ходить на службы с другими зэками. Слышал, как другие говорят «аминь», цитируют стихи из Библии, но в это же время наблюдал, как вне часовни они крадут у своих товарищей, откровенно лгут, уединяются где-то с другими педиками, чтобы потрахаться.
Я не познал Христианство, я вижу лишь одно лицемерие.“

„Она не писала стихи,
Не верила книгам и песням:
Лирической всей чепухи
Не нужно для смерти и секса.
Она не любила котов
И, впрочем, людей не любила:
Смотрела в провалы их ртов
И видела только могилу.
Она не любила Москву,
Она не любила природу:
Бросала окурок в траву
И шла не спеша на работу.
Садилась на маленький стул
И чиркала, чиркала спичкой,
Свет падал на выемки скул
Легко и почти эротично.
И так очень много ночей:
Огонь, ее стул, папиросы.
Она не любила людей,
Она зажигала им звезды.“

„Как можно описать волнующие тебя чувства, когда создаешь инструментальное произведение без определённого сюжета? Это лирический процесс, музыкальная исповедь души, изливающей себя в звуках, подобно тому как лирический поэт выражает себя в стихах.“

„Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!“

„Скинь со спины поклажу долга, по чести действовать учась.
Зачем откладывать надолго? Срок правосудию — сейчас!
Как счастья выпросишь у неба и счет предъявишь бытию,
Когда во мрак уводишь слепо звезду счастливую свою.
О человек! Ты разве ликом подобен ангелу? — Отнюдь!
В благотворении великом подобен ангелу пребудь.
В новруза день благоуханный в степи ты видишь неспроста,
Как распускаются тюльпаны, и каждый — яркая звезда!
Тюльпан блистающий, ликуя, звезде подобен почему? —
Он принял форму не другую, а ту, что надобна ему.
А ты, разумный, почему же не подражаешь тем, кто прав,
И образы берешь похуже, высокоправпых не признав?
Нарцисса золото червогшо и серебро его бело, —
Как Искандарова корона, земли созданье расцвело!
И померанец благовонный подобен царскому венцу, —
Плодами, цветом, пышной кроной он славе цезарской к лицу.
Но гордый тополь жаждал славы и свысока на мир глядел, —
Он прогадал — сереброглавый: ему — бесплодия удел.
А ты, — когда венцом господства твоя прельстилась голова, —
Ищи с достойнейшими сходства, пойди в учение сперва!
Дерев бесплодных древесину сожгут, и копчено для них.
И в том бесплодие повинно, — судеб не может быть иных.
Но если знание завяжет плоды на дереве твоем,
Тебе и небо честь окажет: в плодах мы солнце познаем.
Нe ошибись, о брат, считая труд стихотворца баловством!
Затея, думаешь, простая писать о сложном и простом.
Ремесла праведные эти благой указывают путь:
Тебе на том — не здешнем — свете за них причтется что-нибудь.
Запятая почтенны эти, благоразумен книжный труд:
За них на том — не здешнем — свете подарки сладостные ждут!
Ио если, добрый мастер слова, ты стихотворцем вздумал стать,
Ты не завидуй, что другому — быть музыкантом благодать!
Где восседать певцу в обычай, тебе не место ни на миг,
Не похваляйся глоткой бычьей, укороти-ка свой язык!..
Но есть опасность и другая… Доколе будешь ты опять,
Тысячекратно повторяя, «тюльпан» и «пальму» восхвалять.
«Явитесь, розовые щеки и стан красавицы, скорей!
Лупоподобный лик жестокий и амбра черная кудрей!»
Так льешь потоки славословий на мир невежества и зла —
На тех, кто всюду наготове творить бесчинства без числа!
Нам всем их прихоти знакомы, — так для чего тебе, скажи,
Стихами прославлять законы корыстолюбия и лжи.
Обманов бездну не измеря, ты, очевидно, слишком прост!
Ложь — достояние безверья, бесчестьем пущенное в рост.
Невежд учение излечит. А я… Я — тот, благодари,
Кто перед свиньями не мечет свой жемчуг, о язык «дари»!“

„Прощальные стихи
На веере хотел я написать -
В руках сломался он.“

„Вы были бы самым несчастным человеком в этой жизни, если бы не читали книги и стихи.“

„Хотим, чтоб в честь Меджнуновой любви
Гранил, как жемчуг, ты слова свои…
Арабской ли, персидской ли фатой
Украсишь прелесть новобрачной той…
Мы знаем толк в речениях людских,
Мы замечаем каждый новый стих.
Но к тюркским нравам непричастен двор,
Нам тюркский неприличен разговор.
Раз мы знатны и саном высоки,
То и в речах высоких знатоки! Прочёл я… Кровь мне бросилась в лицо, —
Так, значит, в ухе рабское кольцо!“

„Картина — стих, только без слов.“

„В действиях природы Господь Бог является нам не менее достойным восхищения образом, чем в божественных стихах Писания.“

„Стих за авторством собаки.
«Розы серые. Фиалки другого оттенка серого. Давайте бегать за машинами!»“

„Поэт умрет с голоду, если не будет существовать пастух. Пастух умрет от тоски, если не будет возможности петь стихи поэта.“

„Любовь только тогда имеет значение, когда сопровождается страданием. Любовь без страдания забывается так же быстро, как стихи, которые когда-то вызывали восторг, ну а сейчас… сейчас не вспомнишь даже названия. Истинное счастье можно испытать только через страдание.“

„Сочинение плохих стихов делает человека намного счастливее, чем чтение самых распрекрасных стихотворений.“

„Нам за честность могут простить практически всё: и, скажем, недостаточно профессиональную игру, и даже недостаточно профессиональные стихи. Этому есть масса примеров. Но когда пропадает честность – уже ничего не прощают.“

„Стихи выпадают снегом от Бога.“

„Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
— Мои стихи не печка, не море и не чума!“

„Стихи не могут ждать. Их надо писать!“

„Я пью для того, чтобы писать стихи.“

„Я, жар души в стихи вдохнув, мечтал,
Чтоб мысль мою тем жаром зажигало.
И потушить огонь, что жег мне мысль,
Живой воды, наверно, было б мало.
О, если бы горение души
Всегда огонь свой мысли отдавало!“

„У меня особый дар идти с собой (мыслями, стихами, даже любовью) как раз не-к-тем.“

„Меня очень вдохновляет поэзия. После музыки я больше всего люблю поэзию. … У меня всегда под рукой стихи. Поэзия вдохновляет музыку, ибо в самой поэзии много музыки. Они — как сёстры-близнецы.“

„Любимые вещи: музыка, природа, стихи, одиночество. Любила простые и пустые места, которые никому не нравятся. Люблю физику, её загадочные законы притяжения и отталкивания, похожие на любовь и ненависть. Люблю всё большое, ничего маленького. И кошек, а не котят. Кошками не брезгую, пускай спят на голове, как они это любят. И, чем больше узнаю людей — тем больше люблю деревья! Обмираю над каждым. Я ведь тоже дерево: бренное, льну к вечному. А потом меня срубят и сожгут, и я буду огонь…“

„Она имела много ума, сочиняла стихи, писала и говорила хорошо, с приятной наружностью соединяла множество талантов; они были омрачены только её честолюбием.“

„Можно быть замечательным поэтом, но писать плохие стихи.“

„Стих начинается с комка в горле, чувства беды, тоски по дому, тоски по любви.“

„Что было трудным для других, легко мне доставалось:
Прелестный лик, и стройный стан, и вина дорогие.
Я сердце превратил свое в сокровищницу песен,
Моя печать, мое тавро – мои стихи простые.
Я сердце превратил свое в ристалище веселья,
Не знал я, что такое грусть, томления пустые.
Я в мягкий шелк преображал горячими стихами
Окаменевшие сердца, холодные и злые.
Мой слух всегда был обращен к великим словотворцам,
Мой взор красавицы влекли, шалуньи озорные.
Забот не знал я о жене, о детях, о семействе.
Я вольно жил, я не слыхал про тяготы такие.
О, если б, Мадж, в числе повес меня б тогда ты видел,
А не теперь, когда я стар и дни пришли плохие.
О, если б видел, слышал ты, как соловьем звенел я
В то дни, когда мой конь топтал просторы луговые,
Тогда я был слугой царям и многим – близким другом,
Теперь я растерял друзей, вокруг – одни чужие.
Теперь стихи мои живут во всех чертогах царских,
В моих стихах цари живут, дела их боевые.
Заслушивался Хорасан твореньями поэта,
Их переписывал весь мир, чужие и родные.
Куда бы я ни приходил в жилища благородных,
Я всюду яства находил и кошели тугие.
Я не служил другим царям, я только от Саманов*,
Обрел величье, и добро, и радости мирские,
Мне сорок тысяч подарил властитель Хорасана,
Пять тысяч дал эмир Макан – даренья недурные.
У слуг царя по мелочам набрал я восемь тысяч,
Счастливый, песни я слагал правдивые, прямые.
Лишь должное воздал эмир мне щедростью подобной,
А слуги, следуя царю, раскрыли кладовые,
Но изменились времена, и сам я изменился,
Дай посох: с посохом, с сумой должны брести седые.“

„В стихах ты меня называешь порой
Высокой горой, недоступной горой.
Спасибо. Приятна твоя похвала.
Но нет недоступной горы для Орла.
И как бы гора не была высока,
Орел залетел бы и за облака.
Гнездо себе свил бы и счастье обрел,
Когда бы, то был Настоящий Орел.“

„Я хочу сказать несколько слов о Тарасе Шевченко как переводчик. По важности, непосредственности действия на меня и удаче результата Шевченко следует для меня за Шекспиром и соперничает с Верленом. Вот с какими двумя великими силами сталкиваюсь я, соприкасаясь с ним. Из русских современников и последователей Пушкина никто не подхватывал с такою свободою Пушкинского стихийного развивающегося, стремительного, повествовательного стиха с его периодами, нагнетаниями, повторениями и внезапно обрывающимися концами. Этот дух четырехстопного ямба стал одной из основных мелодий Шевченки, такой же природной и непреодолимо первичной, как у самого Пушкина. Другой, дорогой для меня и редкостной особенностью Шевченки, отличающей его от современной ему русской поэзии и сближающей его с позднейшими ее явлениями при Владимире Соловьеве и Блоке, представляется глубина евангельской преемственности у Шевченки, которою он пользуется с драматической широтой Рембрандта, Тициана или какого-нибудь другого старого италианского мастера. Обстоятельства из жизни Христа и Марии, как они сохранены преданием, являются предметом повседневного и творческого переживания этого большого европейского поэта. Наиболее полно сказалась эта черта в лучшем из созданий «кобзаря», поэме «Мария», которую я однажды был счастлив перевести, но можно сказать, что у Шевченки нет ни одной строчки, которая не была бы овеяна тем же великим освобождающим духом. <…“

„Писать песни – это ремесло. Писать стихи – это искусство. А всё вместе – это божественно.“

„Я вырос на стихах Василя Быкова.“

„Я и подобные мне убеждаем не метафорами, не стихами, не доводами, мы убеждаем тем, что существуем.“

„…я принадлежу к тем безумцам, которые темной ночью декламируют стихи и обливаются слезами перед какой-нибудь нелепой статуэткой. Я прихожу в волненье при виде желтых осенних листьев, а капли росы зеленой лужайке кажутся мне слезами Земли. Мой психиатр говорил, что у меня комплекс неполноценности.“

„Люди! Бедные, бедные люди!
Как вам скучно жить без стихов,
без иллюзий и без прелюдий,
в мире счётных машин и станков!

Без зеленой травы колыханья,
без сверканья тысяч цветов,
без блаженного благоуханья
их открытых младенчески ртов!

О, раскройте глаза свои шире,
нараспашку вниманье и слух, —
это ж самое дивное в мире,
чем вас жизнь одаряет вокруг!“

„Великие общества созданы людьми, ставившими крестик вместо подписи, и разрушены людьми, сочинявшими латинские стихи.“

„От сотворенья так уж повелось -
В стихах и в жизни все дороги врозь.
Кто в вышину, кто в глубину стремится,
Но большинство сворачивает вкось.“

„Скрепив очки простой веревкой, седой старик читает книгу.
Горит свеча, и мглистый воздух в страницах ветром шелестит.
Старик, вздыхая гладит волос и хлеба черствую ковригу,
Грызет зубов былых остатком и громко челюстью хрустит. Уже заря снимает звезды и фонари на Невском тушит,
Уже кондукторша в трамвае бранится с пьяным в пятый раз,
Уже проснулся невский кашель и старика за горло душит,
А я стихи пишу Наташе и не смыкаю светлых глаз.“

„Бессмысленная, теплая печаль.
Часы стучат, как уходящий поезд…
Любите нас. Сегодня и сейчас.
Не потому, что завтра будет поздно,
А просто так.
Сегодня и сейчас.
Прозрачная тоска, смешная поза,
Нелепые стихи, зеленый чай.“

„Когда мы в ярости, когда больны мы гневом,
Что может быть стихов целительней и краше?“

„Благого мудреца я ученик,
В науке слов он, как никто, велик Оплошности искать в моих стихах?
Забудь об этом сразу — в тот же миг. В моих писаньях нет негожих слов:
Как ни ищи — ты не найдешь улик. Бывает, что калям допустит грех,
Но это лишь — на солнце жалкий блик. Найдешь огрех — не льстись: и у луны
В урочный час, увы, ущербен лик.“

„В смущеньи был почтеннейший Молла,
Жена кричала на него со зла,
А он в ответ лишь хмурил лоб сурово.
И от его спокойствия такого
С ума, казалось, женщина сошла.
Она кричала, повторяла снова,
Что замужем и жизнь ей не мила.
Тогда Молла, не говоря ни слова.
Взял зеркало ручное со стола,
Чтоб на себя взглянуть она могла
В миг своего расположенья злого. И гневная жена в куске стекла
Увидела, что с ней от злобы сталось,
И устыдилась или испугалась,
А потому замолкла и ушла. … Мирза Шафи, так и твои стихи
Кого-то могут все-таки заставить
Узреть свои пороки и грехи,
Чтоб искупить их или же исправить.“

„Стихи мои — посланье Миру,
Но он не отвечает мне.
Пишу о том, что мне Природа
Поведала наедине.
Рукам незримых Поколений
Ее Вестей вверяю свод.
Кто к Ней неравнодушен — верю —
Когда-нибудь меня поймет!“

„…Что было потом? А потом был госпиталь и двадцать шесть суток борьбы между жизнью и смертью. «Быть или не быть?» — в самом буквальном смысле этого слова. Когда сознание приходило — диктовал по два-три слова открытку маме, стараясь избежать тревожных слов. Когда уходило сознание, бредил.
Было плохо, но молодость и жизнь все-таки победили. Впрочем, госпиталь был у меня не один, а целая обойма. Из Мамашаев меня перевезли в Саки, затем в Симферополь, потом в Кисловодск в госпиталь имени Десятилетия Октября (теперь там санаторий), ну а оттуда — в Москву. Переезды, скальпели хирургов, перевязки. И вот самое трудное — приговор врачей: «Впереди будет всё. Всё, кроме света». Это-то мне предстояло принять, выдержать и осмыслить, уже самому решать вопрос: «Быть или не быть?» А после многих бессонных ночей, взвесив все и ответив: «Да!» — поставить перед собой самую большую и самую важную для себя цель и идти к ней, уже не сдаваясь. Я вновь стал писать стихи. Писал и ночью и днем, и до и после операции, писал настойчиво и упорно. Понимал, что еще не то и не так, но снова искал и снова работал. Однако какой бы ни была твердой воля у человека, с каким бы упорством ни шел он к поставленной цели и сколько бы труда ни вложил в своё дело, подлинный успех ему еще не гарантирован. В поэзии, как и во всяком творчестве, нужны способности, талант, призвание. Самому же оценить достоинство своих стихов трудно, ведь пристрастнее всего относишься именно к себе. … Никогда не забуду этого 1 мая 1948 года. И того, каким счастливым я был, когда держал купленный возле Дома ученых номер «Огонька», в котором были напечатаны мои стихи. Вот именно, мои стихи, а не чьи-то другие! Мимо меня с песнями шли праздничные демонстранты, а я был, наверное, праздничнее всех в Москве!“

„Творческие люди - не такие как все, у них может не быть второй половинки, их могут считать странными (что в большинстве случаев и происходит), у них может быть мало друзей.. Но при этом они некогда не потеряються в себе. Они видят свет там,  где обычные люди его просто не видят. Творческий человек, если ему больно морально, он пойдет и напишет картину, или напишит стихи или придумает мелодию. Обычный человек пойдет в бар, напъётся, или будет сидеть и ждать чуда..
Настоящее чудо приходит творческим людям во время боли, во время страданий, это как золотое время для творческого человека. Когда мне больно, мне хочется сделать - всё. Хочется писать песни, стихи, хочется придумать мелодию, делать всё кроме того чтобы грустить! Я считаю что это главное отличие творческого человека от обычного.“

„Есть много видов любви. Мало кто знает, что такое любовь. У нас есть понятие любви.
Мы были свободны от стихов поэтов о любви, они скучны. С любовью все возможно и все прекрасно. Любовь неописуема. Любовь есть секс. Любовь подобна наркотику. Вы зависите от этого. Я скажу еще кое-что о любви, любовь и ненависть идут рука об руку“

„Уметь рифмовать и уметь писать стихи, вещи разные.
Уметь ходить не значит, уметь танцевать.“

„Да ничему! А хотя, нет. Стихи писать научился. И художественную прозу. Роман. «Сын Люцифера». Не слышали? Настоятельно рекомендую. Величайшая книга всех времён и народов. Единственная, точнее. Живая. Всё остальное − каменный цветок. Вообще мой литературный дар ещё выше финансового.“

„Стих — это та же музыка, только соединенная со словом, и для него нужен тоже природный слух, чутье гармонии и ритма.“

„Не лишайте стихи тумана. Порой он убережет от сухости, став дождем.“

„И еще я оставлю вам стихи. Если они доставят вам удовольствие, будет спокоен мой мятежный дух, я оберу в могиле покой.“

„О любви пою верховной — неземной и безгреховной.
Стих об этом полнословный трудно спеть, бегут слова.
Та Любовь от доли темной душу мчит в простор небесный.
Свет сверкает в ней безвестный, здесь лишь видимый едва.“

„Чуждаюсь ли тенденции я в своих детских стихах. Нисколько! Например, тенденция «Мойдодыра» — страстный призыв маленьких к чистоте, к умыванию. Думаю, что в стране, где еще так недавно про всякого чистящего зубы говорили «гы, гы, видать, жид!», эта тенденция стоит всех остальных.“

„Самого Фроста более всего сводило с ума, что люди его не понимают. Что его как поэта принимают не за того, кто он есть. Потому что, если внимательно читать стихи Фроста, то, конечно, за них можно дать Пулитцеровскую премию, но смотреть на него надо с ужасом, а не аплодировать ему. То есть когда Фрост читал, надо было не собираться, а разбегаться. Но такова уж роль поэта в обществе. Он делает свой шаг по отношению к обществу; общество же по отношению к поэту шага не делает, да? Поэт рассказывает аудитории, что такое человек. Но никто этого не слышит, никто…“

„Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет, Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
— Нечитанным стихам! - Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.“

„Я сам не знаю, по каким законам
Родится вдруг из слов невнятных стих,
Но все, что спел я, прежде было стоном,
Рожденным в душах и сердцах людских. Во все столетья мы, певцы, старались,
Чтоб наши слезы, что в печальный час
Родятся в сердце и текут из глаз,
Посредством слова в жемчуг превращались. Я плел венки созвездий и соцветий,
Ибо поэтам даровал Аллах
Всю красоту, что есть на белом свете:
И на земле у нас и в небесах. Я не искал ни славы, ни почета,
Но если наступал для песен срок,
Я пел, и пусть в том углядев порок,
Меня корит и осуждает кто-то,
Что делать: я иначе жить не мог.“

„А русскому стиху так свойственно величье,
Где вешний поцелуй и щебетанье птичье.“

„Не надо работать над стихами, надо чтоб стих над тобой (в тебе!) работал.“

„Как человек в своем строенье чуден:
Без счета черт живым присуще людям.
У каждого – свое дыханье, чувство,
И в том Творца премудрое искусство.
Тот в жизни наивысшего достиг,
Кто был душой воистину велик.
От зверя человек своим обличьем,
Уменьем рук и языком отличен.
Те из людей восславлены в народе,
Что благородны по своей природе.
Всегда ступая праведным путей,
Себе находят утешенье в том.
Поэты словом управляют смело,
Врачи – те правят, исцеляя тело.
Волнует души первых краснорезье,
И преданность вторых болезни лечит.
Так пусть же удостоится вниманья
Поэма о науке врачеванья.
Теперь в стихах я изложу для вас,
Что изучил и применял не раз.“

„Сколько замечательных поэтов среди тех, кто не пишет стихов!“

„Я не принадлежу ни к женщинам, которые бегают, ни к женщинам, за которыми бегают.
— Скорее к первым.— Только моё беганье другое — в стихах.“

„Когда я не думаю о сочинении стихов, и думаю о чем-то живом и ярком, и потом я замечаю это, я ловлю себя, думая об этом, и я думаю: «Ах!» И это оставляет мои сочинения чистыми, беспримесными…“

„На третий или четвертый год работы с геологами я стал писать стихи. У кого-то был с собой стихотворный сборник, и я в него заглянул. Обычная романтика бескрайних просторов — так мне во всяком случае запомнилось. И я решил, что могу написать лучше. Первые попытки были не Бог весть что… правда, кому-то понравилось — у любого начинающего стихотворца найдутся доброжелательные слушатели. Забавно, да? Хотя бы один читатель-друг, пусть воображаемый, у каждого пишущего непременно имеется. Стоит только взяться за перо — и все, ты уже на крючке, обратного хода нет… Но на хлеб зарабатывать было нужно, и я продолжал выезжать с геологами в поле. Платили не много, но и расходов в экспедициях почти не было, зарплату тратить практически не приходилось. Под конец работы я получал свои деньги, возвращался домой и какое-то время на них жил. Хватало обычно до Рождества, до Нового года, а потом я опять куда-нибудь нанимался. Так и шло — я считал, что это нормально. Но вот в очередной экспедиции, на Дальний Восток, я прочел томик стихов Баратынского, поэта пушкинского круга, которого в каком-то смысле я ставлю выше Пушкина. И Баратынский так на меня подействовал, что я решил бросить все эти бессмысленные разъезды и попробовать писать всерьез. Так я и сделал: вернулся домой до срока и, насколько помнится, написал первые свои по-настоящему хорошие стихи.“

„Хочется, чтобы зритель с помощью спектакля, с помощью театра еще раз пережил смерть Пушкина, утрату. Когда переживаешь утрату человека со слезами на глазах — приближаешь его к себе. И Пушкин становится не запыленным томиком стихов, не «двойкой» по школьному сочинению, не памятником, а живым и близким человеком, за которого переживаешь.“

„Стихи не умирают.“

„Все пройдет, все схлынет, и народ опять будет пахать, сеять, строить, писать стихи и слагать песни.“

„Всё дело в том, чтобы мы любили, чтобы у нас билось сердце — хотя бы разбивалось вдребезги! Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи — те самые серебряные сердечные дребезги.“

„Когда обман в словах таится, нам это кажется дурным,
И лишь мудрец, стихи слагая, обман тот делает благим.“

„Однажды [Хань Сян-цзы] вырастил в небольшом горшочке чудесные цветы, на листьях которых появились написанные золотом стихи:
Облака закрыли гору Циньлин -
Куда деваться?
Ланьгуань вся в снегу -
Ни пройти, ни проехать.
«Что означают эти строки?» — спросил его дядя. «Всему свое время», — ответил Хань Сян-цзы.“

„Каждый стих словно стремится вывернуться из лап небытия. Любое получившееся стихотворение — гимн жизни, спетый на зубах у смерти.“

„Как Фемистоклу не давали спать лавры Мильтиада, так Эмпедоклу — лавры Пифагора. Он тоже хотел быть пророком и чудотворцем. Когда ему предложили царскую власть, он отверг ее: «Лучшее из растений — лавр, из животных — лев, из людей — мудрец, а вовсе не царь». Держался он еще величавее, чем царь, носил пурпурный плащ, золотую повязку на голове и медные сандалии. Учение свое он изложил стихами и читал эти стихи в Олимпии. А когда в Олимпии его колесница одержала победу на играх, он принес в жертву быка из медового теста и пряностей, потому что пифагорейский закон запрещал убивать животных. В одном городе люди часто болели оттого, что вода в реке была нездоровой. Эмпедокл провел к ней канал от другой реки, и болезни прекратились. В другом городе вода была здоровой, а люди все равно болели. Эмпедокл догадался, что это оттого, что ветры, дующие на город из-за гор, были нездоровыми; он приказал загородить бычьими кожами ущелья в горах, и болезни прекратились. С этих пор его прозвали «ветроловом». В этом был не только восторг перед его проницательностью, но и насмешка над его тщеславной погоней за почестями. Тщеславен он был до крайности и считал, что равных ему нет на свете.“

„А ночью в небе древнем и высоком
Я вижу записи судеб моих
И ведаю, что обо мне, далеком,
Звенит Ахматовой сиренный стих.“

„Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад». Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: где, братец, здесь нужник? Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил своё намерение и возвратился в залу. <…> Державин был очень стар. <…> Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочёл мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояние души моей: когда дошёл я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил своё чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, и хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…|Комментарий=видимо, это выписка из «Записок», которые Пушкин уничтожил после событий 14 декабря 1825“

„По-моему, стихи отличаются от научного сочинения тем, что их непосредственной целью является удовольствие, а не истина; а от романа — тем, что доставляют удовольствие неопределённое вместо определённого и лишь при этом условии являются стихами; ибо роман содержит зримые образы, вызывающие ясные чувства, тогда как стихи вызывают чувства неясные и непремен­но нуждаются для этого в музыке, поскольку восприя­тие гармонических звуков является самым неясным из наших ощущений. Музыка в сочетании с приятной мыс­лью — это поэзия; музыка без мысли — это просто музыка; а мысль без музыки — это проза именно в силу своей определенности.“

„Это, безусловно, самый неловкий стих в Библии.“

„Мне всегда казалось, что слово «счастье» – оно какое-то… Ну, книжное, что ли. Счастье, как и любовь, какой ее описывают в стихах и романах, – это нечто поэтическое, весьма далекое от реальной жизни. На самом-то деле все гораздо проще и прозаичнее.“

„Воздушное воображение требует первозданных интуиций. Ему нужны истины дыхания, сама жизнь говорящего воздуха. Хотим мы того или нет, воздушная материя льется во всех стихах, — и это не материализованное время, как и не живая длительность. Она имеет такой же конкретный смысл, как и воздух, которым мы дышим. Стих есть дыхательная (pneumatique) реальность. Стих должен подчиняться воздушному воображению. Это творение блаженного дыхания.“

„Стихи мои — посланье Миру“

„Стихи легче запомнить, чем понять. Афоризм легче понять, чем придумать. Прозу легче придумать, чем напечатать.“

„Только благодаря страсти, убившей в ней все человеческое, имя ее еще и сегодня живет в стихах и спорах.“

„Мой покойный отец, биолог Сергей Васильевич Аверинцев, кончил в своё время классическую гимназию, глубоко чувствовал музыку латинского стиха и читал мне Горация в подлиннике, когда я был мальчишкой лет двенадцати. Я не понимал ни слова, но радовался очень.“

„Стих есть тело живое, сердцами нашими сотворенное.<…> Что есть сердце стиха? Сердце стиха есть радость или печаль, в оное вложенное.
Что есть кровь стиха? Ритм его, от начала печали или радости бегущий.
Что есть дыхание стиха? Рифмы, на концах растворенные.<…>“

„Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось.“

„… русская поэзия 20—30-х годов не понятна без Мандельштама. Он начал раньше. В книге «Камень» много прекрасных стихов. Но эта поэзия ещё окована гранитом. Уже в «Tristia» начинается раскрепощение, создание своего стиха, ни на что не похожего. Вершина — тридцатые годы, здесь он — зрелый мастер и свободный человек. Как ни странно, именно тридцатые годы, которые часто в нашем сознании связаны с другим, годы, которые привели к гибели поэта, определили и высшие взлёты его поэзии. Три воронежские тетради потрясают не только необычной поэтичностью, но и мудростью. В жизни он казался шутливым, легкомысленным, а был мудрецом.“

„Если женщина глупа, не спешите говорить ей это, будьте джентльменом, поцелуйте ручку, преподнесите букет цветов, продекламируйте стихи, она сама и скажет: «Вот дура! А я-то о вас плохо думала».“

„Именно в этот момент зазвонил телефон. Бродский охотно снял трубку — выход из разговора, причинявшего боль. Радостно поздоровавшись с другом, он сказал: «С самого начала должен сказать, что я прочел твои переводы, и стихи никуда не годятся». Друг явно огорчился, потому что Бродский сказал: «Лучше ожидать дерьма, чем роз, нет?» Затем, утешая, он добавил: «Ты же знаешь, что это грех уныния». Пока Бродский говорил по телефону, я наблюдала за ним, думая, что дружить с ним нелегко.“

„Мне удивительный вчера приснился сон:
Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.
Лошадка тихо шла. Шуршало колесо.
И слезы капали. И вился русый локон… И больше ничего мой сон не содержал…
Но потрясенный им, взволнованный глубоко,
Весь день я думаю, встревожено дрожа,
О странной девушке, не позабывшей Блока…“

„Вчера шатаюсь пляжем. Пишу «Облако».
Выкрепло сознание близкой революции.
Поехал в Мустомяки. М. Горький. Читал ему части «Облака». Расчувствовавшийся Горький обплакал мне весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился. Скоро выяснилось, что Горький рыдает на каждом поэтическом жилете.
Все же жилет храню. Могу кому-нибудь уступить для провинциального музея.“