Цитаты о свободе

страница 8

„Чрезмерно сильное горе подавляет полностью нашу душу, стесняя свободу её проявлений.“

„Панк всегда всё делает по-своему. Для меня это — окончательная свобода и смысл индивидуальности.“

„Закон есть закон. Чтобы попасть в тюрьму, совершенно не обязательно быть виновным, но чтобы выйти на свободу, совсем не достаточно просто быть невинным!“

„Думаю, что свободе надо учиться. Свобода сама по себе мне представляется близкой к хаосу и анархии. Как часть пути, наверное, это хорошо, но как результат — нет.“

„Искусство живёт принуждением и гибнет от свободы.“

„Париж всегда будет самым пленительным из всех отечеств — отечеством радости, свободы, ума, хорошеньких женщин, прохвостов, доброго вина, где жезл правления никогда не будет особенно сильно чувствоваться, потому что мы стоим возле тех, у кого он в руках.“

„Григорий [Явлинский] — это моя слабость (на радио «Свобода» 20 декабря 1999 года).“

„Деньги, положение — всё это важно, когда то, что ты делаешь, не расходится с твоим внутренним пониманием правильности. Когда же расходится — возникает ощущение несвободы. Но вырваться на свободу мешает сила привычки. Так и становишься рабом вещей, системы, положения, собственности. Убеждён: единственно правильный поступок — бросить всё это и идти дальше. Мы с женой, когда ощущали, что «тонем в вещах», просто брали самое необходимое и переезжали. У нас не было своей квартиры, постоянного дома, но мы были счастливы своей независимостью.“

„Должна быть система, при которой люди могут весело проводить время, не чувствуя себя при этом виноватым. Почему я должен находиться в ощущении вины, если я напряженно работал в течение всего дня, а затем хочу танцевать так, как я хочу? Если я не имею на это права то, как я считаю, это отнимает у меня свободу.“

„Однажды, вышла из повиновенья
Река большая, было наводненье.
Вода на горе людям и скоту
Несла повсюду смерть и разрушенье. Неслась вода, с прибрежным камнем споря.
Неслась вода и причиняла горе.
На горе людям погибало все,
Что не нашло спасения на взгорье. Гром грохотал, блестели вспышки молний,
И шах сказал: «Кто обуздает волны,
Тому я сам и почести воздам,
И все его желания исполню!» Один мудрец, не зная заклинаний,
Но обладая нужной суммой знаний.
И видя, что вода идет на спад,
Сказал: «Конец приходит испытаний!» Его слова услышал плут великий,
И молвил так, упав перед владыкой:
«Я всех спасу, но скупостью своей
Ты нового несчастья не накликай!» И шах не пожалел чинов и денег,
И стал казнохранителем мошенник,
Когда река вошла в свое русло,
Как и бывает после наводнений. Шептались простаки со стариками,
А старики качали головами
И понимали, как легко владык
Опутывать обманными словами. Не овладела мудрецом досада,
Поскольку мудрости наград не надо.
Возможность не зависеть от царей,
Свобода ото лжи — ее награда!“

„Что делать! Душа у меня обнищала
И прочь ускользнула.
Я что-то кому-то наобещала
И всех обманула.
Но я не нарочно, а так уж случилось,
И жизнь на исходе.
Что делать! Душа от меня отлучилась
Гулять на свободе.
И где она бродит? Кого повстречала?
Чему удивилась?..
А мне без нее не припомнить начала,
Начало забылось.“

„Неограниченная свобода — всё равно, что топор в руках идиота: и других поранит, и себя покалечит.“

„Неужели жизнь так дорога, а мир так сладок, чтобы покупать их ценой оков и рабства? Всемогущий Господь, избавь от этого! Не знаю, что могут выбрать другие, но от себя заявлю — дайте мне свободу или дайте мне смерть!“

„Если поколение имеет свободу, то оно вместе с тем как бы получает право на саморазрушение.“

„Многим кажется, что крепостное право сугубо русское изобретение, ибо у нас тут, как известно, страна рабов, а в Европе, наоборот, царство свободы.
Дедушку Маркса никто не читал, а потому граждане не в курсе, на что способен честный европейский предприниматель ради хотя бы ста процентов прибыли. Ну, не говоря уже про триста.“

„Свобода и ответственность — две стороны одной и той же монеты, без второй нет первой. Но раб по определению безответственен, за него отвечает хозяин. Для раба существует воля — что хочу, то и ворочу, — не имеющая ничего общего со свободой.“

„Свобода <…> состоит не в том, чтобы в государстве никогда не возникали неудовольствия и жалобы, а в том, чтобы они свободно выслушивались, серьезно обсуждались и быстро устранялись.“

„Иногда приходит время, когда действия государственной машины становятся настолько гнусными, вызывают такое отвращение, что ты не можешь больше участвовать в этом. Не можешь даже опосредованно принимать участие, и должен броситься телом под ее шестеренки, колеса, рычаги, под весь этот механизм, и ты должен остановить его. Ты должен показать людям, что управляют и владеют им, что до тех пор, пока ты не обрел свободу, ты не допустишь никаких действий со стороны этого механизма.“

„А я отличаю Ельцина от „Семьи“. Я в нём вижу человека, который сокрушил коммунизм, который дал России свободу и Украине тоже дал свободу, не забывайте. Вам бы памятник ему поставить, это было бы правильно. Ельцин, наряду с Александром II, войдет в историю России как человек, который ее не закрепощал, а который сделал ее свободным и независимым государством.“

„Мужчины не прощают женщинам независимости. Успеха. Свободы. Смелости.
Все мы понимаем, что им просто страшно. Женщина, которая априори сильнее тебя, — это твоя мать. А секс с матерью — как-то вроде не очень элегантно. Но нельзя же все-таки постоянно теребить этот чертов эдипов комплекс! Ладони волосами покроются, честное слово.“

„Женщина по природе моногамна, мужчина — полигамен. Поэтому бороться с мужской природой не нужно, разумнее всего — дать ему свободу.“

„Каждый шаг художника — приключение, величайший риск. В этом риске, однако, и только в нем, заключается свобода искусства.“

„Поиск свободы — это основа человеческой природы.“

„Я не боюсь отпускать на свободу душу. Душа должна испытываться на прочность, иначе она не развивается…“

„Человек должен быть нравственным свободно, а это значит, что ему должна быть предоставлена и некоторая свобода быть безнравственным.“

„Зря потраченное в молодости время – вот иногда вся свобода, которую имеет человек.“

„В морозном воздухе растаял легкий дым,
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне.“

„Не бойтесь заикнуться о свободе. Ради нее можно стать и заикой.“

„Самоконтроль — это вообще одно из самых главных [качеств], я считаю, для человека, тем более, актера, тем более, нашей профессии, где можно выйти из берегов, за флажки прыгнуть. Вот это стоп, вот здесь стоп. А когда нет стопа, и когда я имею право сюда, направо, налево, я могу всё, вот эта свобода — это раз и перепрыгнул, и уже не можешь остановиться, и куда-то там влетаешь совсем в другое пространство, тебя несёт. И несёт. И заносит, и смотришь, а тебя уже нет.“

„Этикет создаёт атмосферу всеобщего уважения, когда каждый ценой свободы и удобств сохраняет своё достоинство.“

„Что ни век, нам ясней и слышней
сквозь надрыв либерального воя:
нет опасней и нету вредней,
чем свобода совсем без конвоя.“

„Это очень важный момент — признать, что весь мир свободен — все имеет право быть таким, какое оно есть. До тех пор, пока вы не дадите всему миру свободу соглашаться или не соглашаться с вами, пока вы не дадите каждому человеку свободу любить или не любить вас, одобрять или не одобрять вас, смотреть на вещи так же, как вы, или по-другому — до тех пор, пока вы не дадите миру причитающуюся ему свободу, вы и сами никогда не освободитесь.“

„Свободомыслящие подыгрывают власти в превращении страны в зону. А что? На зоне есть своя, тюремная свобода. Там можно быковать, показывать кулаки, считаясь лишь с теми, у кого кулаки крепче.“

„Свобода — это художник в человеке.“

„Настоящие ценности не бывают положительными. Земные сокровища поедает ржа и подкапывают воры, инфляция и смена моды. Чем меньше у чего-то индивидуальных свойств, тем оно ликвиднее и ценнее, так как позволяет больше свободы в использовании. Истинные ценности выражаются через отрицание: отсутствие врагов, отсутствие болезней.“

„У свободы могут быть ограничения, но только не границы.“

„Любовь чахнет под принуждением; самая её сущность — свобода; она несовместима с повиновением, с ревностью или страхом; она там наиболее чиста, совершенна и безгранична, где её приверженцы живут в доверии, в равенстве и отсутствии условности.“

„Свобода, потерянная однажды, потеряна навсегда.“

„Чем больше свободы, тем больше ответственности. Вечно актуальный древний парадокс.“

„Человек, властвуя над другими, утрачивает собственную свободу.“

„Увольнение из «Apple» стало для меня лучшим событием в жизни. Бремя успеха сменилось на проворство новичка, не уверенного ни в чём. Я получил свободу, которая позволила мне вступить в один из самых творчески активных периодов жизни.“

„… Дети мечтают о свободе, о самостоятельности, о том, чтобы не зависеть от взрослых. Если бы мы не забывали об этом с годами, то и нам, нашим детям жилось бы гораздо проще. Мне повезло — я ничего не забыла. Конечно же, история о Пеппи стала любимейшей…“

„Конечная цель борьбы — это свобода.“

„Так что если вы вдруг «осознали», что только лишь ваш народ достоин всех благ, а все прочие народы вокруг — второй сорт, поздравляю: вы сделали свой первый шаг в фашизм. Потом вас осеняет, что высоких целей ваш народ добьется, только когда железный порядок будет установлен и заткнут пасть всем этим крикунам и бумагомаракам, разглагольствующим о свободах; когда поставят к стенке (без суда и следствия) всех, кто идет поперек, а инородцев беспощадно возьмут к ногтю… И как только вы приняли все это — процесс завершился: вы уже фашист. На вас нет черного мундира со свастикой. Вы не имеете привычки орать «Хайль!». Вы всю жизнь гордились победой нашей страны над фашизмом и, может быть, даже сами лично приближали эту победу. Но вы позволили себе встать в ряды борцов за диктатуру националистов – и вы уже фашист. Как просто! Как страшно просто.
<…>
Дорога истории давно уже накатана, логика истории беспощадна, и, как только придут к власти ваши фюреры, заработает отлаженный конвейер: устранение инакомыслящих — подавление неизбежного протеста — концлагеря, виселицы — упадок мирной экономики — милитаризация — война… А если вы, опомнившись, захотите в какой-то момент остановить этот страшный конвейер, вы будете беспощадно уничтожены, словно самый распоследний демократ-интернационалист. Знамена у вас будут не красно-коричневые, а, например, черно-оранжевые. Вы будете на своих собраниях кричать не «Хайль», а, скажем, «Слава!»“

„Коммунисты, овладев Россией, всё время обрушивали все традиционные формы жизни. Даже уходя с исторической сцены, они и свободу ухитрились обрушить на наши головы.“

„Самые прекрасные сны о свободе снятся в тюрьме.“

„Свобода — это самое жуткое состояние. Это когда никто тебе не говорит, почему ты пришёл так поздно и что курить в доме нельзя. Ужас! Нет-нет, не хочу.“

„Как актёр я предпочитаю маленькую команду, меньше контроля и суеты и больше свободы для самовыражения.“

„Смотрите в их глаза
Уверенно и прямо,
Потому что свобода -
Это наше право!“

„Я полагаю, что люди сопротивляются свободе, потому что боятся неизведанного. Но ведь это смешно… Всё неизведанное когда-то было хорошо известно, и пребывало в наших душах… И только огромный воображаемый страх сталкивает вас лицом к лицу, проводит к конфронтации с самим собой. Загляните вглубь, посмотрите на корни этого ужаса. Тогда страх утратит свою силу и боязнь свободы отступит и исчезнет. Вы — свободны.“

„Мультикультурализм не имеет будущего. Потому что он предполагает культурное смешение. Из разных культур и религий сливается коктейль, который потом нужно сильно встряхнуть. Не получится его встряхнуть, потому что традиции очень сильны. <…> Есть же другие модели — мы живём в России в многонациональном обществе. <…> Мы не говорим ни о каком смешении, мы не говорим ни о каком коктейле. Мы говорим о том, что каждый человек должен оставаться самим собой. Но мы все живём в одном государстве. Мы должны исполнять законы и выстраивать доброжелательные отношения друг с другом. Политика в данном случае должна быть направлена не на то, чтобы поломать границы между культурами и религиями и замешать всё это в одном коктейле, а на то, чтобы поддерживать, но обеспечивать разные права и свободы. Чтобы каждый человек, какую бы религию он ни исповедовал, чувствовал себя в стране дома и не чувствовал себя среди чужих.“

„… Что безумный произвол свобода свяжет,
Что любовь прощеньем свяжет грех,
Что победа мысли смертным путь укажет
К торжеству отрадному для всех…“

„Женщины лишают свободы лишь тех, кто не знает, что с ней делать.“

„Всякая тираническая власть, всякая деспотия всегда против модернизма, всегда. <…> Модернизм нарушает существующий порядок. Он прежде всего свидетельствует о свободе человека, … а свобода заразительна. Напоминать человеку о том, какое он сложное явление, всегда значит выступать против власти.“

„Жизнь — это не только шмотки, это еще чувства: любовь и свобода!“

„Эксперты показали следующее: ценности, которых я придерживаюсь в жизни — это справедливость, взаимное уважение, гуманность, равенство и свобода. Это говорил эксперт, это был человек, который меня не знает, и вероятно, следователь Ранченко очень бы хотел, чтобы эксперт написал что-то другое, но, по всей видимости, людей, которые любят и ценят правду, все-таки больше. И Библия в этом права.“

„Свобода — это следование голосу сердца. Верить в себя, в свой путь и не изменять общечеловеческим ценностям. Свобода заканчивается тогда, когда ты начинаешь жить как все. Да, так легче, но безлико и неинтересно. А вот следовать голосу сердца, никому не объяснять свой выбор и при этом делиться добрым и светлым с окружающим миром — что может быть прекраснее?“

„Если кому-то нравится вести себя как шлюха, то что в этом плохого? Почему мы думаем, что распущенность — это плохо? Это лишь большая степень свободы.“

„Благодаря доброте Божьей в нашей стране (США) мы имеем свободу совести, свободу мнения, и осмотрительность не использовать эти свободы.“

„На свете немало людей, которые и рады бы полюбить, да никак не могут; они ищут поражения, но всегда одерживают победу и, если дозволено так выразиться, принуждены жить на свободе.“

„Российские же мигранты — помыкавшись в свободе, пройдя через неспособность продать себя на западном рынке, — вернутся на родину другими. Изжив мифы. Познав вкус и рынка, и закона, и свободы. Поняв, чем плоха шпана.“

„Проект закона о свободе от совести.“

„Свобода прессы работает таким образом, что от неё не остаётся никакой свободы.“

„Максимальная степень свободы бывает лишь у безумцев. Мне хочется быть зависимым от кого-то. И чтобы этот кто-то зависел от меня.“

„Конечно, я созвал эту пресс-конференцию и для того, чтобы ответить на высказывания, которые позволили себе двое комментаторов из Квебека. Я даже отрастил небольшую щетину, чтобы показать, что я действительно мужчина. Кроме того, я хотел бы им сказать: знаете что? Я очень надеюсь, что как можно большее количество детей будет располагать такими же возможностями, которые были у меня, что у них будут такие же родители, как у меня, которые позволили мне быть индивидуальностью и предоставили мне свободу самовыражения. Которые говорили мне, чтобы я поверил в себя — прежде, чем кто-либо другой в меня поверит. Мне хотелось бы, чтобы большее количество девочек и мальчиков росло в атмосфере любви и поддержки со стороны своих семей. И для меня совершенно ясно, что эти два человека росли в совершенно другой обстановке. Я хочу быть… в какой-то степени — примером для подражания. Если подобное произошло со мной, и если даже моя половая принадлежность подвергается сомнениям — я стремлюсь быть публичным, потому что мне не хочется, чтобы и 50 лет спустя большому количеству мальчиков и девочек приходилось проходить через вещи, подобные случившейся со мной. Чтобы вся их жизнь не была поставлена под сомнение безо всяких на то причин лишь ради того, чтобы посмешить зрителей телепередачи. Я поддерживаю любого человека в этом мире, особенно — тех, кто имеет собственный голос, собственные чувства, собственное мнение — и бросаю вызов всем, кому это не понятно. Сейчас мы живем в такую эпоху, когда, наконец, пришла пора стать свободным, пришла пора для того, чтобы каждый человек чувствовал себя уникальным и верил в себя, не стремясь соответствовать чьим-либо представлениям по каким бы то ни было причинам.“

„Только той свободой следует обладать, которая дает простор энергии, разуму и добрым качествам народа.“

„Император любил внешние формы свободы, как можно любить представление. Он согласился бы, чтобы каждый был свободен, лишь бы все добровольно исполняли одну только его волю.“

„Светские правительства не должны ставить во главу угла ту или иную религию, потому что они обязаны защищать свободу каждого. Граждане могут исповедовать ту религию, которая им нравится. Если бы правительства отдавали предпочтение какой-либо одной религии, то они не могли бы исполнять свой долг перед всеми гражданами.“

„Если вы постоянны в чем-то одном, вам приходится отказываться от чего-то другого с тем, чтобы сохранять это постоянство. Если вы будете постоянными в одном, ваш ум будет прыгать, чтобы быть постоянным и в чем-то другом. Пускай ваш ум постоянно держится неопределенности. Какой будет результат?
Ум должен постоянно держаться объекта. Если устранить объект, ум не сможет на нем сосредоточиваться. Следовательно, это будет не-ум. Если вы не позволяете вашему уму быть постоянным где бы то ни было, то это не-ум. Не-ум — это свобода. Когда ум постоянен в чем-то, возникает самсара. Самсара — это построение ума.“

„Постиндустриальное общество, информационное общество – это совсем не свобода человека в информационном пространстве и не безграничность его новых возможностей, а царство манипулятивных технологий, где власть сосредоточена в руках узких групп людей. И роль государственного управления становится здесь ключевой, его качество – решающим.“

„Свобода — не просто привилегия, которая должна быть присуждена; это — привычка, которая должна быть приобретена.“

„Любовь к свободе — это любовь к людям; любовь к власти — это себялюбие.“

„А про свободу совести, вы тоже правы… Потому что достаточно людей и тогда было и сейчас есть, действительно свободных от того, что называется совестью.“

„Человек не может получить свободу извне больше той, которой он обладает изнутри.“

„Ничто так не подавляет чувства свободы, как инстинкт стадности.“

„Мне кажется, что это ложь — когда люди утверждают, что хотят быть свободными, настаивают на том, что свобода для них — нечто самое желанное, святое и драгоценное. Но ведь это чушь собачья! Людям страшно становиться свободными, они цепляются за свои цепи.“

„Проблема не в народе, а в ваших руководителях. Коммунизм — маска, натянутая на прежнее лицо России. Ваш Сталин — царь, Политбюро — бояре и аристократы, алчные и эгоистичные, ваши партийные кадры — чиновники, те же, что при Петре и Николае. Та же пресловутая российская автократия, вечная нестабильность, ксенофобия, абсолютная неспособность разумно управлять государством, террор вместо консенсуса и настоящей власти, наглая коррупция, только принявшая другие формы, некомпетентность и пьянство. Прочтите переписку Курбского с Иваном Грозным, прочтите Карамзина, Кюстина. Основной признак вашей истории никогда не изменить: унижение, из поколения в поколение, от отца к сыну. Испокон века, и особенно с эпохи монгольского ига, все вас унижают, и политика вашего правительства состоит не в том, чтобы бороться с униженностью и ее причинами, а в том, чтобы спрятать ее от остального мира. Петербург Петра не что иное, как потемкинская деревня, не окно, прорубленное в Европу, а театральная декорация, установленная, чтобы спрятать от Запада нищету и грязь. Но унижать можно лишь тех, кто терпит унижение; и лишь униженные способны унижать других. Униженные тысяча девятьсот семнадцатого, от Сталина до мужика, навязывают свой страх и унижение другим. Потому что в этой стране униженных царь, какой бы властью он ни обладал, беспомощен, его воля тонет в болотах и топях его администрации. Перед царем все кланяются, а за его спиной воруют и плетут заговоры, все льстят начальству и вытирают ноги о подчиненных, у всех рабское мышление, ваше общество сверху донизу пропитано рабским духом, главный раб — это царь, который не может ничего сделать с трусостью и униженностью своего рабского народа и от бессилия убивает, терроризирует и унижает его еще больше. И каждый раз, когда в вашей истории возникает переломный момент, реальный шанс разорвать порочный круг, чтобы создать новую историю, вы его упускаете: и перед свободой, вашей свободой семнадцатого года, о которой вы говорили, все — и народ, и вожди — отступают и возвращаются к уже выработанным рефлексам.

Но такая уж вещь прошлое - если вцепилось однажды зубами в вашу плоть, больше не отпустит.

The truth is great, and shall prevail, When none cares whether it prevail or not.

Опять наступила ночь, третья в этой каменной вечности. Опять я блуждал среди зарослей и осыпающихся скал своих мыслей.

Вот почему я плакал, я больше ничего не понимал и хотел быть один, чтобы ничего не понимать и дальше.“

„Более же всего "не то" было его отношение к религии. Как и все люди его круга и времени, он без малейшего усилия разорвал своим умственным ростом те путы религиозных суеверий, в которых он был воспитан, и сам не знал, когда именно он освободился. Как человек серьезный и честный, он не скрывал этой своей свободы от суеверий официальной религии во время первой молодости, студенчества и сближения с Нехлюдовым. Но с годами и с повышениями его по службе и в особенности с реакцией консерватизма, наступившей в это время в обществе, эта духовная свобода стала мешать ему. Не говоря о домашних отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах по нем, и о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, - по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах: редкий день проходил, чтобы не было какого-нибудь отношения к внешним формам религии, избежать которых нельзя было. Надо было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он с своим правдивым характером никогда не мог), что он верит в то, во что не верит, или, признав все эти внешние формы ложью, устроить свою жизнь так, чтобы не быть в необходимости участвовать в том, что он считает ложью. Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь неважным дело, надо было очень много: надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими людьми, надо было еще изменить все свое положение, бросить службу и пожертвовать всей той пользой людям, которую он думал, что приносит на этой службе уже теперь и надеялся еще больше приносить в будущем. И для того, чтобы сделать это, надо было быть твердо уверенным в своей правоте. Он и был твердо уверен в своей правоте, как не может не быть уверен в правоте здравого смысла всякий образованный человек нашего времени, который знает немного историю, знает происхождение религии вообще и о происхождении и распадении церковно-христианской религии. Он не мог не знать, что он был прав, не признавая истинности церковного учения.
Но под давлением жизненных условий он, правдивый человек, допустил маленькую ложь, состоящую в том, что сказал себе, что для того, чтобы утверждать то, что неразумное - неразумно, надо прежде изучить это неразумное. Это была маленькая ложь, но она-то завела его в ту большую ложь, в которой он завяз теперь.
Поставив себе вопрос о том, справедливо ли то православие, в котором он рожден и воспитан, которое требуется от него всеми окружающими, без признания которого он не может продолжать свою полезную для людей деятельность, - он уже предрешал его. И потому для уяснения этого вопроса он взял не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vinet, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему было нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного учения, в котором он был воспитан и которое разум его давно уже не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись. И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум человека не может познать истины, что истина открывается только совокупности людей, что единственное средство познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с тех пор уже мог спокойно, без сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение в нерадостной семейной жизни. Он думал, что он верит, но между тем больше, чем в чем-либо другом, он всем существом сознавал, что эта вера его была что-то совсем "не то".“

„Если народ, в отличие от тебя, считает, что Родина выше свободы, то, во-первых, он имеет право так считать. А во-вторых, если мы живем в этой стране, то к этому надо отнестись всерьез. А не отмахиваться, не говорить, что конец истории уже наступил, вы просто отстали, вы еще сейчас к нам подтянетесь, и все будет хорошо.“

„Нужно добиваться своего, а не терзать себя бесконечными сомнениями. Власть-то не сомневается — она защищает свое право воровать без особых раздумий. Но я лично смотрю на ситуацию с оптимизмом. Я занимаюсь политической деятельностью с 2000 года, и были гораздо более безрадостные времена. Сейчас у нас есть все средства донесения нашего мнения до людей, стало проще собирать деньги, люди сами осуществляют финансирование, и не нужно искать помощи у олигархов и бизнесменов. И то, что у нас не все получилось сейчас, — это лишь этап борьбы. Глупо ожидать, что люди, имеющие под рукой 2 миллиона полицейских, полмиллиона эфэсбэшников, административный ресурс из органов исполнительной власти по всей стране, телевидение и миллиарды долларов, так просто сдадутся. Власть обречена, она сжирает саму себя и страну, но эти люди будут еще долго сопротивляться. Приход к власти человека с такими взглядами, как у меня, означает, что они потеряют свои миллиарды и свою свободу. Страна по-прежнему получает колоссальные доходы от сырьевого экспорта — и эти деньги они не хотят отдавать никому. Это конкретные цифры со множеством нолей на счетах в швейцарских банках, которые охраняют милиция, пресса, Первый канал…“

„Сидя в провинции, очень трудно понять, что же происходит в Москве, да и в стране тоже! Наше целиком проамериканское телевидение только тем и занимается, что поливает грязью любые патриотические начинания да исходит злобою при одном имени Зюганова. Чего стоит одна свистопляска вокруг журналиста с западного антирусского радио “Свобода”, передачи коего глушили во время оно. Журналиста, разумеется, оказавшегося в Чечне, на территории враждебных нам сил, и на защиту которого бросились все, вплоть до Явлинского. Само телевидение США не могло бы, кажется, сделать большего! Хотя по нормальным законам военного времени сей герой, пробравшись на нашу территорию без соответствующих документов, подлежал бы — должен был бы подлежать! — не только аресту, но и военно-полевому суду с последующим, достаточно впечатляющим наказанием. Что-то не слышал я в 1941-45 годах подобных историй, с переходами вражеских журналистов через линию фронта! А судьба Шеремета, поливавшего грязью Россию, журналиста-спекулянта, удаленного из Белоруссии, и тотчас принятого с распростертыми объятиями на нашем телевидении! Теперь начались нападки на Путина. Он-то чем виноват? Похоже, любой деятель-государственник уже ненавистен нашему телевидению, хлопочущему о полном развале России. С другой стороны, телевидение провирается, что в процессе приватизации нынешние хозяева, тот же Березовский с Чубайсом, покупали крупнейшие предприятия страны за два процента их реальной стоимости. Собственно, уже не понятно, стали мы колонией США и МВФ окончательно или еще нет? Во всяком случае, наиболее значительное ныне средство массовой информации — телевидение России уже не принадлежит. Да оно и на деле-то принадлежит не то Гусинскому, не то Березовскому с Чубайсом, то есть Сиону, то есть МВФ… И после этого мы еще считаем себя страной? Да полноте! Таких стран и не бывало никогда! Колонии, и те не все и не всегда позволяли подобное. А меж тем сербская “проба”, блестяще удавшаяся Западу с нашей подначки, грозно означила возможное приближение грядущей войны, в преддверии которой наши демократы хлопочут максимально разоружить Россию, и уж пятая колонна работает вовсю!“

„Современная «цивилизация» Запада нуждается в кардинальном перевороте, без которого она рано или поздно обречена на гибель. Эта «цивилизация» извратила всякий разумный порядок вещей. Она превратилась в царство количества, материи, денег, машин, в котором нет больше воздуха, свободы, света. Запад забыл о смысле приказания и повиновения. Он забыл о смысле действия и размышления. Он забыл о смысле иерархии, могущества духа, человеческих богов. Он больше не знает природы.“

„Ибо в узах Твоих — свобода моя“

„Они очень мало интересуются свободой, чему служит доказательством тот энтузиазм, с каким они приветствовали появление Цезарей. Они также очень мало озабочены всем, что составляет величие цивилизации: искусством, наукой, литературой и прочим. Всё это быстро исчезло бы в подобном обществе.“

„Солнышко сияет, небо голубое-голубое, веет приятный ветерок, и мне так хочется… так хочется… всего!.. Хочется поговорить, хочется свободы, друзей, хочется побыть одной. Так хочется… плакать!“

„Обратите внимание, я сейчас важную вещь скажу: ребёнок, родившийся в этом браке имеет шанс спастись, если он воспитывается в коллективе. Об этом рассказывает "Республика ШКИД", "Педагогическая поэма", романы ранних Стругацких. Иными словами, Россия может спастись, если она создаст новую систему образования и, внимание, если она и разрушит патриархальную семью. В романе Чернышевского "Что делать" уже подчёркнуто, что в России не будет политической свободы, пока в ней будет доминировать патриархальная семья. Условно говоря, пока женщина не начнёт изменять мужу и муж не признает это некоторым символом свободы, помните, как об этом говорит Кирсанов… большевики с этим пришли к власти, великая фраза, это так и было. Понимаете, два главных треугольника определяют лицо русской революции: треугольник Осип, Лилия и Володя, понятно, да, и треугольник Володя, Инесса и Надя, конечно. Эти треугольники с Володей во главе определили русскую свободу. Но, к сожалению, это очень… Пока в России женские измены не станут нормой, а мужья не станут это одобрять, ни о какой политической свободы в России и говорить не приходится. Вперёд!“

„Отказаться от воображаемого порядка не в наших силах. Разрушая стены темницы и устремляясь навстречу свободе, мы попросту выбегаем в более просторный двор более вместительной тюрьмы.“

„Никогда не забуду того восхитительного ощущения свободы, которое вызвали во мне свежий воздух и поющие вокруг птицы; к этому присоединялось чувство облегчения после тесноты, тяжелой работы и строгих порядков на судне. Я словно снова был сам себе хозяином. Матросская свободанепродолжительна — всего лишь один день в неделю, но зато и не ограничена. Никто не следит за тобой, и можешь делать все, что угодно, идти, куда захочешь. Клянусь, что в тот день я впервые в жизни понял истинное значение такого выражения, как «сладость свободы.»“

„Когда матросу хоть изредка предоставляют свободу, то отнюдь не последним благом этого является возрождение в нем бодрости и чувства собственного достоинства, которые пусть бессознательно, но все же направляют его мысли на светлые стороны жизни.“

„Свобода без возможностей - это дьявольский дар, а отказ от этих возможностей является преступлением.
Косвенная критика экономического либерализма.“

„Моя предпосылка состоит в том, что ответственность, говоря в терминах морали, предшествует свободе. Цель психотерапии в том, чтобы клиент принял больше ответственности, и соответственно, получил больше свободы, и больше контроля над своей жизнью.“

„Вызовы современности - а именно, личная свобода и личная ответственность - никуда не исчезнут. Бегства от ответственности, предлагаемые религией, тоталитаризмом и психиатрией, скорее всего окажутся временными отступлениями в нравственной эволюции человека. Мы находимся в начале, а не конце истории человека как субъекта нравственного выбора.“

„Свобода вообще очень обширная тема. Вон таракан, кстати, побежал, вот он свободен — до первого тапочка. Так же, как и мы, до первой дубинки по башке.“

„Риск-это выброс адреналина,который подпитан обилием опасных ситуаций.“

„Привязать любовь к себе можно лишь давая ей свободу.“

„Только суверенность общества от государства способна обеспечить реальную свободу человеческой личности.“

„Чтобы идти вперёд, динамично развиваться, мы должны расширить пространство свободы, укреплять институты демократии, местного самоуправления, структуры гражданского общества, судов, быть страной, открытой миру.“

„Все люди родятся не знающими причин вещей и что все они имеют стремление искать полезного для себя, что они и сознают. Первым следствием этого является то, что люди считают себя свободными, так как свои желания и свое стремление они сознают, а о причинах, располагающих их к этому стремлению и желанию, даже и во сне не грезят, ибо не знают их. Второе следствие — то, что люди все делают ради цели, именно ради той пользы, к которой они стремятся. Отсюда выходит, что они всегда стремятся узнавать только конечные причины (causae finales) совершившегося и успокаиваются, когда им укажут их, не имея, конечно, никакого повода к дальнейшим сомнениям. Если же они не имеют возможности узнать их от другого, то им не остается ничего более, как обратиться к самим себе и посмотреть, какими целями сами они руководствуются обыкновенно в подобных случаях; таким образом, они необходимо по себе судят о другом. Далее, так как они находят в себе и вне себя немало средств, весьма способствующих осуществлению их пользы, как то: глаза для зрения, зубы для жевания, растения и животных для питания, солнце для освещения, море для выкармливания рыб и т. д., то отсюда и произошло, что они смотрят на все естественные вещи как на средства для своей пользы. Они знают, что эти средства ими найдены, а не приготовлены ими самими, и это дает им повод верить, что есть кто-то другой, кто приготовил эти средства для их пользования. В самом деле, взглянув на вещи как на средства, они не могли уже думать, что эти вещи сами себя сделали таковыми. Но по аналогии с теми средствами, которые они сами обыкновенно приготовляют для себя, они должны были заключить, что есть какой-то или какие-то правители природы, одаренные человеческой свободой, которые обо всем озаботились для них и все создали для их пользования. О характере этих правителей, так как они никогда ничего не слыхали о нем, они должны были судить по своему собственному. Вследствие этого они и предположили, что Боги все устраивают для пользы людей, дабы люди были к ним привязаны и воздавали им высочайшие почести.“

„Только когда я танцую, я чувствую свободу. По ночам я закрываю двери, чтобы никто не увидел.“