Цитаты о эта

страница 4

„Я оглядел ещё раз всю площадь, чтобы вобрать побольше этой странной, чуть путанной ночи.
Выпить побольше уставшего и поехавшего, но предвкушения радости.
Эта ночь знала правила жизни, которых не знал я. Щекотала ими в горле, и то необъяснимо давало чувство умиротворенности.“

„Бесчестье россиян по отношению к собственной истории - главная проблема всего русского общества! И эта проблема стоит куда выше, чем дураки и дороги.“

„Однажды подорванная репутация может быть восстановлена, но мир всегда будет следить за тем местом, где была эта трещина.“

„Некрасивый, но замечательный человек — это как старая, но уютная куртка, которая может быть не в тренде, но всегда приносит тепло и умиротворение своему обладателю. Эта куртка, несмотря на потёртости и маленькие дефекты, всегда остаётся надёжным спутником в холодные дни. Она может быть не яркой и не привлекающей внимание, но каждая её морщинка и порванное карманчик говорят о бесценном опыте и истории, которую она пережила вместе со своим владельцем. Подобно этой куртке, человек может иметь свои недостатки и некрасивый внешний вид, но в то же время обладать уникальным характером и душевной глубиной. Ведь красота не всегда во внешности, а в том, как человек смотрит на мир и какие ценности он несёт в своём сердце. Этот человек, возможно, не привлекает своё внимание с первого взгляда, но его внутренний свет и тепло способны согреть даже самые холодные сердца. Так что, несмотря на то, что этот человек может быть «вышедшим из моды», его ценность и привлекательность остаются вне времени и вне трендов. Иногда именно в таких людях скрыта настоящая глубина и красота, которая раскрывается лишь при близком знакомстве и искреннем общении. Важно уметь видеть за ошмётками и потёртостями на поверхности и обнаруживать истинное богатство, которое может быть скрыто внутри каждой уникальной личности.“

„Полюбуйтесь, как играет на солнце эта разноцветная мошкара. Ни на мгновение она не остается спокойною, но все кружится, все жужжит. Если вы думаете, что это мошкара празднующая и бездельничествующая, то ошибаетесь; нет, это мошкара подвижничествующая и занятая, это мошкара, без устали безлепствующая на тему: «По улице мостовой» и неуклонно
морализирующая на тему: «Она приподняла немного подол». Поймите, сколько должно быть у нее труда и забот! И какие потребны нечеловеческие усилия, какой нужен кропотливый надзор за собою, чтобы ни разу в продолжение целой жизни не промолвиться ни одним живым делом и не отступить ни на волос от заказной темы!“

„Страх унижения делает людей больными. Они готовы влезть в драку во имя обидных слов, пущенных в свой адрес, возможно, даже умереть. Эта болезнь возбуждает нервную систему и заставляет думать о мести. Из-за страха унижения разгорались войны, из-за страха унижения убиты миллионы людей, сколько пролито слез по ушедшим. А равна ли цена?“

„Не сам Бог, как сущее бытие, а понятие Бога есть необходимая человеку психологическая функция. Эта потребность изначально не зависит от человека. Ни доказать, ни опровергнуть существование Бога интеллект человека разумного не способен потому, что поиск окончательной истины не имеет смысла. Бесконечна материя, но не сознание. И не бытие. Сознание не вещь, но абстракция. Фрактальные образы божественного сознания строятся в реальном опыте мистических сновидений, когда сознательная обработка информации отсутствует. Эти психофизические архетипы воспринимаются как реально переживаемые, как нечто бесконечно превосходящее сознание человека, то есть, как «божественное».“

„Я говорю здесь о машине, но не только о машине из меди и железа… нет особой разницы, если эта машина изготовлена из плоти и костей.“

„Я хожу в тайне. Каждый раз, молодёжь говорит: вы делаете оп-арт тоже. Я не знаю, что это такое, оп-арт. Эта работа, которую я делал в течение прошлых тридцати лет.“

„…Факел еще горит, и, пока он горит, для всех нас остается шанс озарить завтрашний день, шанс на светлое будущее. Эта надежда придает моей жизни смысл…“

„Многие фанаты часто говорят мне: «Эта песня изменила мою жизнь. Что заставило вас написать ее?» или «Эта песня спасла меня от развода». Такие слова не могут не радовать!“

„Зачѣмъ всѣ эти искаженiя? Для чего это умопомрачающее сниженiе? Кому нужна эта смута въ мысли и въ языковомъ творчествѣ??Отвѣтъ можетъ быть только одинъ: все это нужно врагамъ нацiональной Россiи. Имъ; именно имъ, и только имъ. /о реформе русской орфографии/“

„Когда эта реакционная приостановка настала, когда в реакции этой живёшь — и видишь всё-таки, до чего она неглубока и нерешительна, поневоле усомнишься и скажешь себе: “Только-то?”“

„Я понимаю, что ты хочешь заниматься серьёзной наукой, и эта школьная ерунда тебе не интересна. Но ведь наука — вещь опасная и жестокая, можно всю жизнь прожить зря. Поэтому надо заниматься чем-то ещё, про запас. Чтоб после тебя что-то осталось, если не великие теоремы, то хоть книжки для школьников.“

„Людскому стаду мир кажется нормальным в самых ненормальных ситуациях. Добро и зло существует разве что в твоём восприятии; реальности нет, есть видимость. И эта видимость остается с тобой, даже когда тебя загоняют в тупик, но в тупике она тебе уже не нужна.“

„Не будет, Чанг, любить нас с тобой эта женщина!“

„Для стяжания славы нет ничего равного терпению, проявляющемуся при болезнях. Подлинно, эта добродетель — царица благ по преимуществу и вершина венцов.“

„Жив был человек, царь природы, а потом эта же самая природа-то и разлагает своего царя на составные элементы…“

„Нам нужна способность, которая позволяла бы нам видеть цель издали, а эта способность есть интуиция. Она необходима для исследователя в выборе пути, она не менее необходима и для того, кто идёт по его следам и хочет знать, почему он избрал его.“

„Но и когда я был малообеспеченным начинающим артистом в Саратовском театре со ставкой аж 54 рубля, у меня никогда не возникало желания ничего отнять и поделить. Ведь эта идея отнять и разделить, столь удобная для политиков для манипулирования людским сознанием, родилась не в прошлом веке, и не у нас.“

„Грядущий мир всегда представляется непохожим на существующий. Но есть вещи, которые появились в далёком прошлом, используются сегодня и останутся в будущем. Радио — безусловно, среди них. Пока существует человечество, будет и эта загадочная восхитительная штука, придуманная то ли Поповым, то ли Маркони…“

„Мистики уверяют, что в экстазе им является шарообразная зала с огромной круглой книгой, бесконечный корешок которой проходит по стенам; свидетельства сомнительны, речи неясны. Эта сферическая книга есть Бог.“

„Человеческий организм — это не ведро с драгоценными соками, которые можно расплескать, растерять, растратить во многих столкновениях с жизнью. Это «ведро» наполняется по мере расхода. Однако оно пустеет, если вовсе не расходовать его содержимого. Эта ошибка запутала многих и многих людей.“

„Тщеславие, эта нестерпимая, мучительная жажда успеха, — есть великая пытка для ума и состоит из зависти, гордости и алчности.“

„С партийной политикой в ее старом виде надо завязывать. Она не подлежит никакой гальванизации.Поэтому сейчас я иду на выборы не от партии — хоть это и дало бы мне возможность собрать 100 тысяч подписей, а не 300. Но я не хочу бегать вокруг людей, вся полезность которых в том, что они — держатели лицензии. Эта лицензия не стоит ничего.“

„Ах, эта упрямая старая карга!“

„Только у нас ведь, в России, она на всей земле и встречается. Белизна эта ангельская. Больше — нигде.“

„…Надеюсь, что эта казнь будет последней трагедией Второй мировой войны и что случившееся послужит уроком: мир и взаимопонимание должны существовать между народами. Я верю в Германию…“

„Эта армия всегда бесстрашно идёт вперёд. Она полна решимости одолеть любого врага, сама же она никогда не покорится врагу.“

„В ходе распада Золотой Орды казачество перешло на службу к русским князьям. Со временем эта легкая кавалерия (созданная еще монголами из русских пленников) превратилось в «контрактную армию» самодержавия и «иммунную систему» Руси.“

„Дисциплина учёного заключается в том, что он посвящает себя поискам истины. Эта дисциплина порождает желание идти на любые жертвы — будь то жертвы материальные или даже в крайнем случае жертва собственной безопасностью.“

„На свете нет ничего столь же мне ненавистного, как коллективная деятельность, эта коммунальная помывочная, где скользкие и волосатые мешаются друг с другом, только увеличивая общий знаменатель бездарности.
Предисловие к «Лолита: Сценарий.»“

„… русская поэзия 20—30-х годов не понятна без Мандельштама. Он начал раньше. В книге «Камень» много прекрасных стихов. Но эта поэзия ещё окована гранитом. Уже в «Tristia» начинается раскрепощение, создание своего стиха, ни на что не похожего. Вершина — тридцатые годы, здесь он — зрелый мастер и свободный человек. Как ни странно, именно тридцатые годы, которые часто в нашем сознании связаны с другим, годы, которые привели к гибели поэта, определили и высшие взлёты его поэзии. Три воронежские тетради потрясают не только необычной поэтичностью, но и мудростью. В жизни он казался шутливым, легкомысленным, а был мудрецом.“

„…>Мы архивисты привыкли сохранять ранние редакции произведения, а также любые следы работы автора над текстом. Сначала мы думали, что работа в компьютере уничтожает эти следы. Потом, но без гордости за свою техническую грамотность, узнали, что нет. (Правда сложно сказать, как долго эта правка сохраняется в ноутбуке). Какие именно этапы работы на компьютере мы должны пытаться сохранить?“

„Наблюдать за корридой всегда было для меня счастьем. Иногда появляется желание самому выйти на арену и сразиться с быком. Но, к сожалению, эта мечта неосуществима. Когда об этом узнали в клубе, сразу же наложили запрет на всякое участие в бое быков. Да и Мамен (жена Рауля) меня не отпустит. Поэтому суждено мне остаться матадором-теоретиком.“

„Читаете ли Вы научно-популярную литературу? Что Вы можете сказать о книге Ричарда Докинза «Бог как иллюзия»?»
— Неинтересно. Доказывать отсутствие Бога — неинтересно. Это несложно. И мне не очень нравится интонация этой книги. Эта интонация высокомерная, это интонация учёного-профессионала, который беседует с зарвавшимися мечтателями, дилетантами и гуманитариями. Я ничего не имею против эволюционной теории, ради бога, и науку я чту, как учёный сосед у Чехова. Просто мне нужны мои иллюзии. Вот мне нужна моя иллюзия. Гораздо интереснее понять, зачем эта иллюзия нужна, несмотря на всю очевидность, казалось бы, отсутствия Бога. Помните, когда комсомолец рубил топором иконы и спросил попа: «Где же твой Бог? Что же он ничего со мной не сделает?» А поп ответил: «А что ещё с тобой можно сделать? По-моему, всё уже понятно». Понимаете, доказывать очевидное скучно. По-моему, интересно доказывать неочевидное.“

„Просто мне кажется, что если мне так нравится эта песня, то эта песня про меня. Это моя песня. Про мою жизнь. Хотя её исполнил человек, который не знает меня и вообще никогда не узнает, что я живу. Но эта песня про меня.“

„О, какие мне снились моря!
Шелестели полынью предгория…
Полно, друг. Ты об этом зря,
Это все реквизит, бутафория.
Но ведь снилось! И я не пойму -
Почему они что-то значили?
Полно, друг. Это все ни к чему.
Мироздание переиначили.
Эта сказочка стала стара,
Потускнели видения ранние,
И давно уж настала пора
Зренья, слуха и понимания.“

„Эта игра — пробный камень человеческого ума.“

„Всему причина любовь — любовь, утешительница рода человеческого, хранительница мира, душа всех чувствующих существ, нежная любовь.
— Увы, я знал ее, эту любовь, эту властительницу сердец, эту душу нашей души; она подарила мне только поцелуй и двадцать пинков. Как эта прекрасная причина могла привести к столь гнусному последствию?“

„Анализировать юмор — то же, что препарировать лягушку. Процедура эта мало кому интересна, а лягушка от неё умирает.“

„Конечно, талантливых музыкантов мало, но их, честно говоря, много и не было никогда. Так что я терпимо отношусь к молодёжным группам, и некоторые из них мне даже нравятся. Меня радует, что эта музыка продолжает развиваться, видимо, ничто в мире не сможет остановить рок-н-ролл.“

„Если человек имеет обсессивно компульсивное расстройство, то он точно религиозный человек. Примером служит одна из моих клиенток, которая жила с одной и той же фразой: «Господи, помилуй». С это фразой она просыпалась, засыпала, делала всё, что угодно. Она думала, что пока эта пластинка играет у неё в голове — с ней ничего не случится. Эта пластинка жутка мучительна, но в какой-то мере она считала, что это гарантия того, что всё будет хорошо.“

„Я подчеркивал, что никогда нельзя рассматривать историю формирования того или иного предмета (научного), группы предметов, сферы как линейное движение, или как, скажем, переход одного предмета в другой, третий, четвертый. Каждый раз настолько кардинально меняются сами ситуации за счет некоторых внешних обстоятельств, <…> — что эти ситуации не непременно развертываются одна в другую, а есть моменты дискретных трансформаций и преобразований. Например, была одна ситуация, но она насильственно ломается, скажем, война, которая разрушает всю ситуацию, и после этого начинается уже новый процесс с новыми людьми, новыми кадрами, где, с одной стороны, могут ставиться обществом совершенно новые задачи, втягиваться новые области материала, а с другой стороны, должна протягиваться культурная традиция. Причем, поколения, которые приходят заново, с одной стороны, стоят перед новыми задачами и проблемами, а с другой — должны протянуть руку и приобщиться к культуре, к традиции, которая уже сложилась, взять ее и втянуть в эту ситуацию. И именно втянуть в свою ситуацию, поскольку эта культура уходит вместе с людьми. А сумели ли эти уходящие протянуть ниточку, передать этот факел — это зависит от многих обстоятельств.“

„Мне было 14 лет, когда я прочитала «Горе от ума». Название книги мне тогда показалось забавным и бессмысленным. Прошли годы, и эта экзальтированная фраза кажется мне трагичной… Ум — это действительно бремя, особенно для молоденькой девушки, какая-то аномалия, нарушающая гармонию как пятая нога. Да-да, для молодой симпатичной девушки, не знающей насущных проблем, наличие ума — вещь не только бесполезная, но и крайне губительная. Меланхолия, уныние, бесконечная рефлексия, бессмысленные терзания, поиски своего предназначения — лишь малая часть жестокой расплаты за высшие умственные дарования. Еще одна, не менее «привлекательная» сторона одаренности — безразличная усталость ко всему и вся, пресыщенность, равнодушие, ироническое отношение к любой истине, ведь не секрет, что именно в кругу умных людей всегда царит какая-то молчаливая безнадежность. И даже свойственная вам от рождения беспечность уже только наполовину беспечность, если вы обременены интеллектом.“

„Я, честно говоря, был удивлён той смелостью, с которой наш президент, прямо в зал, где сидели губернаторы, министры, депутаты, прямо в этот зал, смело говорил о коррупции. Эта публика встретила это всё твёрдо, и так же, отрыто и смело, глядя ему в глаза. Он говорил: «В нашей стране процветает коррупция!» Они даже вынули блокноты и что-то записали.
Действительно, процветает ЧТО? Коррупция. Процветает ГДЕ? В нашей стране. Процветает КОГДА? Сегодня процветает коррупция. Никто не вскочил истерически: «Как вы смеете? Почему это… вот, кто, КТО? ГДЕ? Никто этого не сказал. Это было железно. Потому что, где она процветает? В стране. Не здесь, нет. В стране! Вот, выйдем, там она и процветает.“

„Всего восемь лет назад в мире незыблемой данностью была банковская тайна, представляете? Эта данность исчезла в 2008 году. Германия потребовала от 14 банков мира раскрыть, куда уходили и откуда приходили деньги немецких граждан со счетов в LGT. «Смеетесь? Это банковская тайна», — дружно ответили банкиры. И смеялись три месяца. Но когда Германия заявила, что закроет у себя все их отделения и корсчета, дрогнули и сдались.“

„Что такое судьба? Только то, что познали, постигли.
Неизменна лишь горечь, а счастье уйдет без возврата.
Ни единой отрады судьба не дает безвозмездно.
Безысходная скорбь — за мгновенную радость расплата.
Лучше было б не жить, лучше было б на свет не рождаться,—
Так мы думаем часто, увидев багрянец заката.
Все, что радостью было, исчезло, прошло, миновало.
Под конец эта жизнь лишь тревогой и скорбью богата.
Безнадежны надежды, дальнейшая жизнь бесполезна,
Сердце страхом предчувствия, грустью о прошлом объято.
Оказалось лишь звуком пустым, лишь туманным виденьем
Все, что жизнью своей называл ты, безумец, когда-то.“

„Кажется, что если начать отколупывать краску от стены на подъездной площадке, то слой за слоем прочитаешь всю историю страны за последние лет тридцать. Всё приходящее и ушедшее осталось тут, осталось в спёртом воздухе между лестничных пролётов, осталось тлеть ночью в пепельнице на подоконнике. Заходишь с улицы, а на психику будто бы давит вся эта какофония, разом звучащие эпохи, музыка разного ритма и настроя, звук смешивается в кашу и становится диссонансным шумом внутри звенящей тишины подъезда, уже не разобрать слов, уже не прочитать смысл. Десяток капитальных ремонтов так и не выветрили отсюда этот депрессивный дух прошлого с запахом хлорки и табака. Этот дух когтями впился глубоко в бетон, а прошлое рычит и скалится на всех, кто пытается поставить на нём точку.“

„Самоконтроль — это вообще одно из самых главных [качеств], я считаю, для человека, тем более, актера, тем более, нашей профессии, где можно выйти из берегов, за флажки прыгнуть. Вот это стоп, вот здесь стоп. А когда нет стопа, и когда я имею право сюда, направо, налево, я могу всё, вот эта свобода — это раз и перепрыгнул, и уже не можешь остановиться, и куда-то там влетаешь совсем в другое пространство, тебя несёт. И несёт. И заносит, и смотришь, а тебя уже нет.“

„Кто-то сказал мне, когда я был моложе, что название хорошей книги или пьесы может рассказать все о содержании. Мне понравилась эта фраза, но мне, на самом деле, нравится, когда остается какая-то загадка.“

„Очень многие думали, что можно сделать добро из зла. Но Стругацкие всем пафосом «Пикника», куда они взяли этот эпиграф, доказывают: нет, нельзя сделать добро из зла. Это не получается. А разговор о том, что больше его сделать не из чего, извините, есть из чего. Извините, из зла кроме зла ничего сделать невозможно. Эта такая горькая истина, которая, как мне кажется, в этом романе есть.“

„В последнее время стали много говорить об этнотолерантности. Но не стоит забывать, что эта проблема не новая. Занимаясь ею, нужно учитывать опыт империй, ведь империя всегда полиэтнична, а имперское мышление — толерантное. Взять ту же Российскую империю: армией командовал Михаил Богданович Барклай-де-Толли, шефом полиции, отвечавшим за национальную безопасность, был Александр ­Христофорович Бенкендорф. Люди понимали, что не в национальности дело. Как только имперское мышление дает сбой, наступает крах империи. Так что в этом отношении у нас идеальная страна для полевых исследований.“

„Говорите в гневе — и эта речь займет первое место среди тех речей, о которых вам когда-нибудь приходилось сожалеть.“

„Как часто нам кажется, что мы любим, тогда как поистине это только слепота земная. И как часто мы думаем, что ненавидим, но эта ненависть есть любовь.“

„Украинские и российские фильмы ужасов — это два брата дебила, у которых вместо рук пилы для попила. Братья смотрят на Запад, пытаются скопировать западные слешеры, забывая, что они дебилы и вместо рук у них пилы. И вообще эта ситуация одинакова для всего постсоветского пространства. Опыта нет и желания. И слишком велико желание заработать. Удачные ужасы не получаются. Исключения есть, но они в районе погрешности. Настанет день, и кто-то это изменит.“

„Я не люблю даже банкоматы. Знаете, эти штуки, которые стоят в супермаркетах, и вот ты в час ночи, в супермаркете, пытаешься сосредоточиться, а эта штуковина задает тебе вопросы! Уверены ли вы в своей кредитоспособ… да я не знаю! Я даже не уверен, свежая ли это колбаса! Вы что, моя мама?“

„Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:
— Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!“

„А вот эта (наклейка на бампер) больше всего раздражает — наверное оттого, что очень распространена: «Чудеса случаются». «Чудеса случаются»? Часто ещё на такой блестящей наклейке… Мне сразу хочется подойти и дописать маркером: «Так же, как и синдром внезапной детской смерти». А кто-нибудь религиозный возьмёт маркер и напишет: «Да, но порой волшебники устраивают нехорошие чудеса. Ради а) разнообразия и б) всеобщего блага». А ещё кто-нибудь вроде меня подойдет и напишет: «Отъебись».“

„Вот, скажем, эта парочка: вроде бы у них прекрасные отношения, пятнадцать лет живут душа в душу… а на самом деле может оказаться, что они давно друг у друга в печенках, пять раз пытались порвать отношения, муж пьет по две бутылки водки ежедневно и спит с бразильской стриптизершей. Безумно интересно! Вот это житуха!“

„То, что не убивает нас, однозначно делает нас сильнее. И эта идея – основная во всех фильмах о супер-героях. Эти истории существовали сотни лет. И потом трансформировались в это: «О, мои родители погибли, когда я был маленьким, теперь я стану супер-героем». Сколько раз вы это видели в кино? «Мою маму убили, и теперь я стану Бэмби и превращусь в крутого сильного оленя». Трагедия делает нас сильнее – это правда. Однажды я оказался рядом с детским психологом <…> и мы разговорились. У меня только что родился ребенок, и мы говорили о том, какие они восприимчивые, как любое сказанное слово может сломать им жизнь. Но она сказала: «Дети, у которых в жизни все хорошо, не становятся ничем особенным». И я тогда подумал «Ого!» Это говорит детский психолог. Так что я ей верю.
На самом деле нет. Есть много особенных людей, у которых в жизни все было хорошо. Но какая-то правда в её словах все-таки есть.“

„Наша душа — это сосуд, который наполняется любовью и теплом тех, кто рядом с нами: родителей, учителей, друзей, а, может быть, и случайного попутчика в метро. Насколько мы готовы принять любовь ближнего? Понимаем ли мы, что любовь — это то, что делает живой нашу душу? А что мы станем отдавать взамен? Ведь если только брать любовь и не делиться ей, то даже эта живительная влага может прокиснуть. Вот тогда-то душа и становится маленькой, скукоженой и ни на что не способной, кроме обиды на весь белый свет.“

„Пыль! Эта странная субстанция, летящая вам в лицо. Она заслуживает внимания, она не должна скрываться за словом «пыль».
Просто ли это грязь, не находящая себе места, но составляющая самое существо этой части света?
Или она — Земля, пытающаяся подняться в воздух, оторваться от самой себя, как мысль от тела, как тело, уступающее себя жаре.“

„Люди делятся вовсе не на мужчин и женщин, а на какие-то совершенно иные группы. Мне, например, кажется, что люди, которые оставляют вкусный кусочек на потом, и те, которые съедают вкусный кусочек сразу, гораздо более далеки друг от друга, чем мужчины и женщины. Вообще, мне не очень интересна эта тема, потому что все мужчины — люди чрезвычайно разные и женщины — чрезвычайно разные. А прежде чем поднимать гендерный вопрос, следует знать хотя бы такую штуку: североамериканские индейцы считают, что у людей есть четыре ярко выраженных пола: мужчины-воины, мужчины-матери, женщины-воины и женщины-матери. Я думаю, каждому человеку надо свыкнуться хотя бы с этим чрезвычайно простым делением североамериканских индейцев, а потом думать дальше. Потому что мальчики-девочки — это деление хорошо, когда мы ходим в туалет. Во всех других житейских ситуациях оно слишком упрощенно и грубо.“

„Я хотел бы так полюбить, чтобы не мною любовь владела, эта слепая сила, а я сам бы стал её хозяином.“

„У вас всегда будет много, много, много хейтеров, и вы должны уметь справляться с этим. Вы должны не вешать нос и быть способны защищать своё собственное представление о себе. Это трудно. Главный совет, который я даю, ― убедитесь, что вы не слишком чувствительны и что вы не утверждаетесь через мнение других людей. Потому что если это так, эта мечта съест вас живьём.“

„Всё случается по какой-либо причине. Но иногда эта причина заключается в том, что вы идиот и принимаете неправильные решения.“

„Более же всего "не то" было его отношение к религии. Как и все люди его круга и времени, он без малейшего усилия разорвал своим умственным ростом те путы религиозных суеверий, в которых он был воспитан, и сам не знал, когда именно он освободился. Как человек серьезный и честный, он не скрывал этой своей свободы от суеверий официальной религии во время первой молодости, студенчества и сближения с Нехлюдовым. Но с годами и с повышениями его по службе и в особенности с реакцией консерватизма, наступившей в это время в обществе, эта духовная свобода стала мешать ему. Не говоря о домашних отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах по нем, и о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, - по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах: редкий день проходил, чтобы не было какого-нибудь отношения к внешним формам религии, избежать которых нельзя было. Надо было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он с своим правдивым характером никогда не мог), что он верит в то, во что не верит, или, признав все эти внешние формы ложью, устроить свою жизнь так, чтобы не быть в необходимости участвовать в том, что он считает ложью. Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь неважным дело, надо было очень много: надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими людьми, надо было еще изменить все свое положение, бросить службу и пожертвовать всей той пользой людям, которую он думал, что приносит на этой службе уже теперь и надеялся еще больше приносить в будущем. И для того, чтобы сделать это, надо было быть твердо уверенным в своей правоте. Он и был твердо уверен в своей правоте, как не может не быть уверен в правоте здравого смысла всякий образованный человек нашего времени, который знает немного историю, знает происхождение религии вообще и о происхождении и распадении церковно-христианской религии. Он не мог не знать, что он был прав, не признавая истинности церковного учения.
Но под давлением жизненных условий он, правдивый человек, допустил маленькую ложь, состоящую в том, что сказал себе, что для того, чтобы утверждать то, что неразумное - неразумно, надо прежде изучить это неразумное. Это была маленькая ложь, но она-то завела его в ту большую ложь, в которой он завяз теперь.
Поставив себе вопрос о том, справедливо ли то православие, в котором он рожден и воспитан, которое требуется от него всеми окружающими, без признания которого он не может продолжать свою полезную для людей деятельность, - он уже предрешал его. И потому для уяснения этого вопроса он взял не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vinet, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему было нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного учения, в котором он был воспитан и которое разум его давно уже не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись. И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум человека не может познать истины, что истина открывается только совокупности людей, что единственное средство познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с тех пор уже мог спокойно, без сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение в нерадостной семейной жизни. Он думал, что он верит, но между тем больше, чем в чем-либо другом, он всем существом сознавал, что эта вера его была что-то совсем "не то".“

„По масштабу эта фигура была абсолютно уникальна и ни с кем из нас не сопоставима. Фигура исторического масштаба, без преувеличения.“

„7. Эта идея, она нам так даром в жизни не дается. А теперь надо заслужить в природе, чтобы в ней пришлось это место найти и им огородиться. Чтобы были все условия, они должны дать свою возможность заиметь любому и каждому нашему человеку остаться без всякой потребности этому человеку.“

„Наша умственная жизнь не отличается ни многочисленностью своих органов, ни богатством, ни внутреннею последовательностию в своем развитии. Она зависит от разнородных влияний, действующих на нее со стороны. Эта скудная струйка нашего умственного и общественного быта протекает перед лицом великих и могущественных цивилизаций, от которых она зависит, которые беспрерывно на нее действуют и производят в ней пертурбации. Оттого-то наше развитие, по-видимому, идет так быстро; оттого-то оно так часто переходит из одной фазы в другую, так легко изменяется в своем направлении и цвете. Что ни день, то новое колено, новая эпоха, новые герои…“

„Современная «цивилизация» Запада нуждается в кардинальном перевороте, без которого она рано или поздно обречена на гибель. Эта «цивилизация» извратила всякий разумный порядок вещей. Она превратилась в царство количества, материи, денег, машин, в котором нет больше воздуха, свободы, света. Запад забыл о смысле приказания и повиновения. Он забыл о смысле действия и размышления. Он забыл о смысле иерархии, могущества духа, человеческих богов. Он больше не знает природы.“

„Я обречён осуществиться лишь наполовину. И эта усечённость — во всём: в манере жить, в манере писать. Человек отрывков.“

„Импульсивный, беззаботный, подвижный и буйный характер парижских рабочих всегда им мешал вступать в сообщества, как делают то английские рабочие при больших предприятиях. Эта упорная неспособность делает их беспомощными при отсутствии общего над ними руководительства и в силу только этого обрекает их на вечную опеку.“

„[Берлекэмп] вспоминает, как Конвей устроил настоящее шоу на лекции в Массачусетском технологическом институте, в Зале Кресги на 1000 мест. Отбиваясь от вопросов из аудитории после доклада, Конвей лихорадочно искал чистую плёнку для кодоскопа. Не преуспев в поисках, он очистил исписанную плёнку, облизав её. Это проявление безумной спонтанности привело к появлению адептов и распространению легенд. Но, если верить Берлекэмпу, эта спонтанность была просчитанной. Некто застал Конвея за предварительной тренировкой вылизывания плёнки начисто“

„У нас с сестрой был домик на дереве, куда мы забирались на атласной ленте. Один раз эта лента оборвалась, и я упала с пятиметровой высоты. Я поломала ребра, и у меня, так сказать, «прорезался голос». Об этом никто не знал, кроме моей мамы.“

„В Японии сегодня растет недовольство нынешней системой образования, которая вынуждает учащихся тратить слишком много времени на натаскивание к экзаменам, чтобы попасть в престижные школы. Такая система не оставляет им достаточно времени для экспериментирования и самостоятельных размышлений. Эта система хорошо служила нам до сих пор, но сейчас изучаются пути, позволяющие сделать ее более эффективной и более соответствующей новому времени, в котором мы живем.“

„В последнее время у некоторых групп в нашей стране сложилось мнение, что всего лишь вследствие получения человеком или корпорацией прибыли от общества сколько-то лет правительство и суды обязаны гарантировать им эту прибыль в будущем, даже когда обстоятельства меняются, и вопреки интересам общества. Эта странная доктрина не поддерживается ни законом, ни обычаем. Ни отдельные лица, ни корпорации не имеют права являться в суд и просить, чтобы часы истории были остановлены или стрелки их переведены назад.“

„Я так понимаю, что вера есть способность духа. Она всё равно что талант: с нею надо родиться. Насколько я могу судить по себе, по тем людям, которых видал на своем веку, по всему тому, что творилось вокруг, эта способность присуща русским людям в высочайшей степени. Русская жизнь представляет из себя непрерывный ряд верований и увлечений, а неверия или отрицания она еще, ежели желаете знать, и не нюхала. Если русский человек не верит в бога, то это значит, что он верует во что-нибудь другое.“

„Обэриуты> не замечали, что все их усилия, все их попытки обречены на бесплодие именно потому, что пародированность, которая искренне принималась ими за новаторство, могла лишь сосуществовать с архаическими элементами стиха. Они не учли, что издёвка и перекривление традиций возможны лишь в том случае, когда эта традиция сильна. <…> Таким именно образом у Заболоцкого, например, издевательство над этой традицией обернулось в издевательство над действительностью; идиотизм синтаксического штампа превратился в идиотизм содержания.“

„Ученик Платона, слава и гордость его Академии, признанный и отмеченный самим основателем и главою школы, Аристотель, достигнув научной зрелости и самостоятельности, выступил с критикой платоновского учения об идеях. Критика эта получила всемирную известность. С нескольких точек зрения — с точки зрения онтологии, теории познания, логики — Аристотель критикует центральное учение Платона. <…“

„Конечно, нашу политику никак нельзя считать политикой разжигания классовой борьбы. Почему? Потому, что разжигание классовой борьбы ведет к гражданской войне. Потому, что, коль скоро мы стоим у власти, коль скоро мы упрочили эту власть и командные высоты сосредоточены в руках рабочего класса, мы не заинтересованы в том, чтобы классовая борьба принимала формы гражданской войны. Но это вовсе не значит, что тем самым отменена классовая борьба или что она, эта самая классовая борьба, не будет обостряться. Это тем более не значит, что классовая борьба не является будто бы решающей силой нашего продвижения вперёд.“

„Парламент — это здание школы или местного совета, которое заняли бомжи. Которые там гадят. А тот, кто их туда запустил, с удовлетворением за этим наблюдает. Потому что он не хочет, чтобы люди учились в школе. Он понимает, что эта школа, здание которой сейчас безбожно загажено, а окна вынесены и парты разбиты, на самом деле, очень важна для общества и опасна для него лично.“

„Я не хотел бы, чтобы из-под моего пера являлись симфонические произведения, ничего не выражающие и состоящие из пустой игры в аккорды, ритмы и модуляции. Симфония моя, разумеется, программна, но программа эта такова, что формулировать её словами нет никакой возможности… Но не этим ли и должна быть симфония, то есть самая лирическая из музыкальных форм, не должна ли она выражать всё то, для чего нет слов, но что просится из души и что хочет быть высказано?“

„Что касается меня, то, рассказывая о последствиях технического переворота, я стараюсь избегать крайностей. Я стремлюсь обходиться без старых примитивных штампов и изгоняю из своих рассказов законченных злодеев; в мире существует зло, но оно заключено в каждом из нас, и глупо надеяться на то, что мы радикально изменим мир к лучшему, отправив на тот свет нескольких негодяев.
Я стремлюсь также по возможности противиться очевидному соблазну переместить действие произведения на другие планеты. Когда Ефремов посылает своих героев в галактику, создается ощущение необъятной широты видения. И она действительно есть, эта широта. Но такое же ощущение можно создать и описывая обычную квартиру, причем читатели острее почувствуют неизведанное, если оно предстанет им в обычной квартире, а не среди звёзд.
Я пишу не столько о самой технике, сколько о последствиях, к которым она ведет. Хотя себя я могу охарактеризовать как оптимиста, большая часть мною написанного звучит пессимистически; нам, пережившим две мировые войны, труднее представить себе совершенный мир, чем это было Герберту Уэллсу, когда он писал в 1905 году «Современную утопию».
Я меньше всего хотел бы давать какие-то рекомендации другим писателям; для этого я слишком высоко ценю роль индивидуальности в творчестве. Наш век таит угрозу обезличивания, тем более нужно сохранить свою личность в искусстве. Писателю нечего позаимствовать у другого писателя; он может научиться у него только самостоятельности.“

„Отвлёченная идея византизма крайне ясна и понятна. Эта общая идея слагается из нескольких частных идей: религиозных, государственных, нравственных, философских и художественных.“

„Нагорный Карабах — это исконная, историческая азербайджанская земля. Так было всегда, так есть и сегодня. Просто он временно находится под оккупацией. Однако эта оккупация не может длиться долго. Я абсолютно уверен в том, что территориальная целостность Азербайджана будет восстановлена любым путём. Для этого мы должны стать ещё сильнее.“

„Цель на небесах для всех одна и все единодушно стремятся к этой цели; эта цель есть общее благо. Когда это благо царствует, то в нем есть доля и для каждого, а от блага каждого происходит и общее благо; так делается это потому, что Господь обращает к себе всех живущих на небесах (см. н. 123) и тем самым образует с ними одно целое. Что единодушие и согласие нескольких личностей, в особенности от такого источника и в такой связи, производят совершенство, может быть усмотрено всяким, хоть несколько светлым рассудком.“

„Искусство — это Ева, подающая молодому художнику яблоко. Кто вкусит от этого яблока, теряет рай своего душевного спокойствия и довольства; виноват в этом успех — эта вкрадчивая змея.“

„В последнее время у некоторых групп в нашей стране сложилось мнение, что человек или корпорация, получая прибыль на протяжении ряда лет, тем самым приобретает на неё особое право, а правительство и суды обязаны гарантировать им эту прибыль в будущем, даже когда обстоятельства меняются, и вопреки интересам общества. Эта странная доктрина не имеет никакой опоры ни в гражданском, ни в уголовном законодательстве. Ни отдельные лица, ни корпорации не имеют ни малейшего права являться в суд и просить, чтобы часы истории были остановлены или стрелки их переведены назад.“

„Однако, подумайте о том, что церковь повсюду союзница аристократии и даже кое-где состоит у неё на жалованье. Церковь, некогда властительная дама, перед которой рыцари преклоняли колена и выезжали в её честь на турнир со всем Востоком, эта церковь стала немощной и состарилась, она готова теперь подрядиться к этим самым рыцарям на службу нянькой и обещает своими песнями убаюкать народы, чтобы легче было наложить оковы на спящих и потом остричь их, как овец.“

„Можно не любить и родного брата, если он дурной человек, но нельзя не любить отечества, какое бы оно ни было: только надобно, чтобы эта любовь была не мертвым довольством тем, что есть, но живым желанием усовершенствования.“

„Первый, кто огородил клочок земли, осмелился сказать: «эта земля принадлежит мне», и нашёл людей, которые были настолько простодушны, чтобы поверить этому, был истинным основателем гражданского общества. Сколько преступлений, сколько войн, сколько бедствий и ужасов отвратил бы от человеческого рода тот, кто, вырвав столбы или, засыпав рвы, служившие границами, воскликнул бы, обращаясь к людям: «Берегитесь слушать этого обманщика! Вы погибли, если забудете, что плод принадлежит всем, а земля — никому!»“

„Я щас тут сижу, забаррикадировался! Короче говоря, банда, кавказская, осетинская, во главе с двумя прокурорами: они занимаются отъемом недвижимости! У меня по поддельным документам отобрали фабрику, разорили меня. У меня восемь детей. Я четыре года бьюсь! Они все перекупают, подделывают документы, по поддельным документам отсуживаются. Сегодня утром я пришел на работу, меня стали брать штурмом — с пистолетами, с оружием — я применил оборону. Пишите прям: Дударов, главный коррумпант, и Чехоев, сын депутата от КПРФ — это смотрящие, один по ЮЗАО, другой по ЮВАО! Кто еще? Раджабов Шамсутдин Тажидинович, это их односельчанин, и служба судебных приставов: там, правда, русские фамилии, но они такие же. Дайте это в эфир, пусть вся страна встает!!! Я русский человек, я физик! Я Родине служил честно, я за родину жопу рвал, а эта новая дженерейшн издевается над русскими людьми!“

„Грудь наша вдыхала положительно какой-то банный воздух. Пока мы шли лесом, ещё можно было кое-как терпеть, но когда достигли возвышенностей, на которых негры имеют обычай выжигать траву перед наступлением «массики», мне казалось, что вот-вот кто-нибудь из нас свалится. Стекловидная, чёрная земля была раскалена как под печки. В добавок ко всему, как обыкновенно в полуденное время, в воздухе не было ни малейшего движения; листья на деревьях висели неподвижно, эвфорбии, казалось, освобождались от своего оцепенения и таяли под палящими лучами солнца. Если бы не влажность воздуха, то никакое растение не вынесло бы этой страшной температуры, но для человека эта влажность делает зной ещё более невыносимым.“

„На Востоке, Западе, в Центре сторонникам России, сторонникам ЕС и НАТО он [Зеленский] говорил то, что они хотят слышать, на самом деле не представляя программу.

Это тоже технология. Эта технология победила. Я это признаю.“

„Кутаясь в шаль, Маша дышала в открытую форточку и говорила, что всё это нестерпимо, что нужно уезжать, просто бежать из этого города и из этой страны, спасаться, что здесь вся жизнь ещё идёт по законам первобытного леса, звери должны всё время рычать, показывать всем и вся свою силу, жестокость, безжалостность, запугивать, забивать, загрызать, здесь всё время нужно доказывать, что ты сильнее, зверинее, что любая человечность здесь воспринимается как слабость, отступление, глупость, тупость, признание своего поражения, здесь даже с коляской ты никогда в жизни не перейдёшь улицу, даже на зебре, потому что тот, в машине, сильней, а ты слабее его, немощнее, беззащитнее, и тебя просто задавят, снесут, сметут, размажут по асфальту и тебя и твою коляску, что здесь идёт испокон веков пещерная, свирепая схватка за власть, то тайная, тихая, и тогда убивают потихоньку, из-за спины, вкрадчиво, то открытая, явная, и тогда в кровавое месиво затягиваются все, нигде тогда не спрятаться, не переждать, везде тебя достанет топор, булыжник, мандат, и вся страна только для этой схватки и живёт тысячу лет, и если кто забрался наверх, то для него те, кто внизу — никто, быдло, кал, лагерная пыль, и за то, чтобы остаться там у себя, в кресле, ещё хоть на день, хоть на минуту, они готовы, не моргнув глазом, перерезать глотку, сгноить, забить сапёрными лопатками полстраны, и всё это, разумеется, для нашего же блага, они ведь там все только и делают, что пекутся о благе отечества, и всё это благо отечества и вся эта любовь к человечеству — всё это только дубинки, чтобы перебить друг другу позвоночник, сначала сын отечества бьёт друга человечества обломком трубы по голове, потом друг человечества берёт сына отечества в заложники и расстреливает его под шум заведённого мотора на заднем дворе, потом снова сын отечества выпускает кишки другу человечества гусеницами, и так без конца, никакого предела этой крови не будет, они могут натянуть любой колпак — рай на небесех, рай на земле, власть народа, власть урода, парламент, демократия, конституция, федерация, национализация, приватизация, индексация — они любую мысль, любое понятие, любую идею оскопят, выхолостят, вытряхнут содержимое, как из мешка, набьют камнями, чтобы потяжелее было, и снова начнут махаться, долбить друг дружку, всё норовя по голове, побольнее, и куда пойти? — в церковь? — так у них и церковь такая же, не Богу, но кесарю, сам не напишешь донос, так на тебя донесут, поют осанну тирану, освящают грех, и чуть только кто попытается им напомнить о Христе, чуть только захочет внести хоть крупинку человеческого, так его сразу топором по голове, как отца Меня, всё из-под палки, всё, что плохо лежит, в карман, лучше вообще ничего не иметь, чем дрожать и ждать, что отнимут завтра, всё напоказ, куда ни ткни, всё лишь снаружи, всё обман, а внутри пустота, труха, как сварили когда-то ушат киселя, как засунули его в колодец, чтобы обмануть печенегов, вот мол, смотрите, нас голодом не заморишь, мы кисель из колодца черпаем, так с тех пор десять веков тот кисель и хлебают, всё никак расхлебать не могут, земли же согрешивши которей любо, казнить Бог смертью, ли гладом, ли наведеньем поганых, ли ведром, ли гусеницею, ли инеми казньми, аще ли покаявшеся будем, в нем же ны Бог велить жити, глаголеть бо пророком нам: «Обратитеся ко Мне всем сердцем вашим, постом и плачем», — да аще сице створим, всех грех прощени будем: но мы на злое ъзращаемся, акы свинья в кале греховнемь присно каляющеся, и тако пребываем, посади цветы — вытопчут, поставь памятник — сбросят, дай деньги на больницу для всех — построит дачу один, живут в говне, пьянстве, скотстве, тьме, невежестве, месяцами зарплату не получают, детям сопли не утрут, но за какую-то японскую скалу удавятся, мол, наше, не замай, а что здесь их? — чьё всё это?“

„Мы делаем много лишней работы, которая называется бюрократией. Зачастую эта работа носит коррупционные проявления“

„Гуляли поздно, встретили Кнута с его противной женой (б<ывшей> Скрябиной). Эта жена его уже десятая. Перешла в жидовство, потому что Кнут стал не столько поэтом, сколько воинствующим израильтянином. «Кровь Его на нас и детях наших.»“